Культурные изменения коснулись и досуга. В конце 1920-х в США все большей популярностью стал пользоваться так называемый контрактный бридж. По данным опроса, проведенного Ассоциацией американских производителей игральных карт, к 1941 г., т.е. к окончанию Великой депрессии, эта разновидность бриджа стала самой популярной карточной игрой в стране — в нее играли 44% американских семей[72]. В этой игре, в которую редко играют на деньги, партнеры обязаны сотрудничать. Это светское развлечение, которое с самого начала рекомендовали для завязывания дружеских или даже любовных отношений. Игра должна была развивать навыки общения (впрочем, служила она и причиной ссор и разводов). Сейчас, в первом десятилетии XXI века, контрактный бридж уже не так популярен и считается развлечением для пожилых. Зато в последние годы получил распространение покер — особенно его новейшая модификация под названием «техасский холдем». В покер играют одиночки, каждый за себя, тут очень важно обмануть соперника блефом и непроницаемой физиономией, а игра, как правило, ведется на деньги.

Разумеется, мы понимаем, что между происходящим за карточным столом и тем, что творится в экономике, связи может и не быть. Но если в играх, в которые играют миллионы, так возросла роль обмана, разве мы не можем предположить, что аналогичные перемены происходят и в мире коммерции?

Как-то Роберт Шиллер в бостонской электричке обнаружил удивительное объявление: «Курить воспрещается. Согласно пункту 43А статьи 272, нарушители караются тюремным заключением на срок до 10 дней, либо штрафом до $50, либо и тем и другим».

Это объявление — прекрасная иллюстрация феномена под названием «денежная иллюзия». Это еще один недостающий ингредиент в современной макроэкономике: денежная иллюзия возникает, когда мы принимаем решения под впечатлением номинальной суммы, а не реальной покупательной способности денег. Экономисты полагают, что рациональные люди в своих решениях о покупке или продаже руководствуются только номинальными ценами. Когда денежной иллюзии нет, уровень цен и зарплат определяется исключительно относительной стоимостью или ценой, а не номинальным значением этих величин.

Вряд ли кто-нибудь хоть раз за нарушение пункта 43А статьи 272 отправлялся в тюрьму. Это постановление, вступившее в силу в 1968 г., не предусматривало индексацию максимального штрафа в соответствии с уровнем инфляции. С тех пор сумма штрафа в реальном выражении уменьшилась в пять раз. Плата за то, чтобы избежать заключения ($5 за день), и в 1968 г. была невелика, но сейчас она просто смехотворна. Это абсурдное объявление напоминает о лежащем в основе современной макроэкономики допущении о том, что мы не подвержены денежной иллюзии. Конечно же, номинальные цифры имеют для нас очень большое значение.

Это объявление — лишь вершина айсберга. Есть еще множество свидетельств о том, что фундаментальное допущение макроэкономики об отсутствии денежной иллюзии нуждается в пересмотре. История понятия денежной иллюзии в экономической науке Экономисты долгое время думали, что денежные иллюзии встречаются повсеместно, однако в 1960-х они поменяли точку зрения. Основываясь на недостаточно полных наблюдениях и уверенных представлениях о том, как ведет себя человек, они решили, что экономическая деятельность исключительно рациональна. А значит, и никаких заблуждений быть не может в принципе. Это новшество кардинальным образом изменило и макроэкономику в целом.

Сейчас трудно даже вообразить, что было время, когда люди знать не знали об инфляции и о том, как она залезает к ним в кошельки. Выдающийся классический экономист Ирвинг Фишер известен, главным образом, теорией определения процентной ставки. Но он также посвятил значительную часть карьеры, разрабатывая (и всячески отстаивая) то, что он считал идеальным индексом цен. Он убеждал: люди часто принимают неправильные экономические решения в силу того, что не имеют представления об инфляции. Фишер считал своей миссией донести до общества, что реальная цена доллара непостоянна. Теперь его мечта сбылась — и общество, и рынок облигаций прекрасно знают, что такое Индекс потребительских цен[73].

В адресованной широкому кругу читателей книге «Денежная иллюзия» Фишер приводит те виды ошибок, которые можно совершить, не имея представления об инфляции цен. С особым упоением автор излагает печальную историю дамы по имени Кора, обладательницы неплохого для 1928 г. состояния — $50 000 в облигациях. Но за двадцать лет, прошедших с того дня, как Кора унаследовала эти облигации, номинальная стоимость ее портфеля не изменилась, а значит, она стала беднее. Ведь цены за этот период выросли почти в четыре раза[74]. И вот Фишер и несчастная Кора входят в офис ее инвестиционного консультанта. Консультант оправдывается — он, дескать, собирал портфель своей клиентки консервативно, с минимумом риска. Но Фишер в ярости: консультант не принял во внимание риски инфляции и изменение реальной стоимости доллара. Он убежден, что и Кора не думала о том, что может случиться инфляция, и не предвидела падения фактической цены своих облигаций[75].

Фишер был не единственный великий экономист прошлого века, уверенный в том, что люди подвержены денежной иллюзии. Даже наш герой, Джон Мейнард Кейнс, объяснял распределение дохода в экономике с полной занятостью, исходя из предположения, что работники не обговаривают индексацию зарплаты в соответствии с уровнем инфляции[76].

Так что даже самые высококлассные теоретики старой формации не сомневались, что люди склонны к денежной иллюзии. Но затем мнение профессиональных экономистов качнулось в противоположную сторону. Очень скоро денежная иллюзия вообще сделалась едва ли не запретной темой.

В начале 1960-х экономисты уже знали, что между инфляцией и безработицей существует определенная связь. Согласно этой теории, когда на рынке труда спрос доминирует над предложением, работники просят более существенного увеличения зарплат. Когда экономика близка к полной занятости, цены также повышаются, частично из-за роста зарплат, частично — из-за высокого спроса на товары.

Поэтому органы, определяющие кредитно-денежную (Федеральная резервная система) и финансово-бюджетную политику (Министерство финансов и Совет экономических консультантов), видели главную макроэкономическую задачу в том, чтобы выбрать оптимальный баланс между инфляцией и безработицей. Дело в том, что можно создавать условия для снижения безработицы и увеличения производства, но тогда будет расти инфляция. Эта альтернатива называется «кривой Филлипса» — по имени австралийского экономиста Олбана Уильяма Филлипса, работавшего в Лондонской школе экономики. В его статье 1958 г. дано эконометрическое описание соотношения между инфляцией зарплат и безработицей[77]. Это соотношение подразумевает нелегкий компромисс. Даже если безработица в США достигает умеренно высокого уровня в 6,5%, это означает, что на улице окажутся десять миллионов человек — а это сопоставимо с населением Греции или Швеции. С одной стороны, уменьшение числа безработных — по-человечески верное решение. Но, с другой — возросшая инфляция вызвала бы затруднения у людей, подобных Коре, которые, принимая финансовые решения, никак не учитывают ее.

Впрочем, тенденция изменилась, и сейчас поиску соотношения между этими величинами придается куда меньшее значение. Мы даже можем установить точную дату, когда произошла смена вех: 29 декабря 1967 г., когда Милтон Фридмен выступил в Вашингтоне с президентским посланием на съезде Американской экономической ассоциации[78].