– Дело рук дьявола! Разбейте его и покайтесь, не то будете прокляты на веки веков! Не смейте посягать на Божье…

Бросив ридикюль в ближайшего техника, она рванулась к Салманасару. Один чувак, сохранивший ясную голову, швырнул в нее тяжеленным томом инструкций. Книга ударила ее по ноге, девушка пошатнулась и едва не упала. В это мгновение защитники сгруппировались, вооружились кнутами из разноцветных проводов и стояками еще не собранных стеллажей – замечательные шестифутовые дубины.

Но они только трусливо кружили вокруг, не рискуя приближаться. Жер презрительно скривил губы.

– Ату их, терка! – заорал Цинк.

Жер промолчал. Он и сам мог бы выкрикнуть что-то подобное, но счел это ниже своего достоинства.

Грохот металла о металл эхом прокатился по залу, когда девушка сошлась с самым храбрым противником, вооруженным стояком стеллажа. Вскоре он взвизгнул и выронил дубину, словно его укусили, а девушка продолжала наступать на него, размахивая топором.

Его кисть – Жер ясно разглядел ее в полете – точно волан несколько раз перекувырнулась в воздухе, а лезвие топора окрасилось кровью.

– Ну и ну, – пробормотал он и еще на пару дюймов высунулся над перилами.

Из-за спины кто-то полоснул девушку куском провода, оставив красный ожог на щеке и шее. Она передернулась, но, не обращая внимания на боль, со всего маху обрушила топор на пульт ввода. Пульт разлетелся фонтаном пластмассовых осколков и сверкающих электронных плат.

– Ну и ну! – повторил Жер с чуть большим энтузиазмом. – Кто следующий?

– Давайте прошвырнемся вечерком, побузим малость! – возбужденно предложил Цинк. – Я сто лет уже не видел такой трахнутой терки!

Увернувшись от свистящих в воздухе кнутов, девушка левой рукой схватила что-то с тележки. Этим предметом она запустила в Салманасара. При ударе поднялось облачко искр.

Задумчиво взвесив предложение Цинка, Жер был склонен согласиться. Кровь с лезвия забрызгала бурый балахон девушки, раненый с воем катался по полу.

Он пососал кончик своей «Бэй Голд». Решение кристаллизовалось по мере того, как разбавленный один к четырем воздухом дым проникал в легкие. И задерживал его – он мог без особых усилий задерживать дым до девяноста секунд, – пока не вмешался крутой.

«Нет, появление мокеров – это не случайное стечение обстоятельств».

(СЛУЧАЙНОЕ СТЕЧЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ. Вы зашорены и не видите и половины того, что творится вокруг.

«Словарь гиперпреступности» Чада С. Маллигана).

История термина: «мокер» происходит от слова «амок». Не верьте тем, кто говорит, будто это переиначенное «мокрушник». После встречи с мокрушником вы, если повезет, выживете, но если хотите пережить встречу с мокером… лучше вообще с ним не встречаться.

До начала двадцатого столетия наибольшая плотность населения наблюдалась почти исключительно в городах Азии. (Исключение составляет Рим, но к нему я вернусь позже.) Когда кругом оказывалось слишком много себе подобных, человек вооружался панга или керисом и шел резать глотки. Не важно, обучили его обращаться с оружием или нет, – те, с кем он сталкивался, пребывали в своей обычной системе координат и умирали. Он же существовал в системе координат берсерка. История феномена: берсерки вышли из общин, которые большую часть года просиживали штаны в долинках вокруг норвежских фьордов, где по обеим сторонам – горная гряда, на которую не залезть, сверху крышкой ужасная серая туча, из-за зимних штормов морем тоже никуда не сбежать.

У южноафриканского племени нгуни есть пословица: воина зулу мало просто убить – его надо завалить и убедиться, что он останется лежать. История феномена: Чака Зулу завел обычай забирать у родителей будущих держателей ассегаев в раннем детстве и воспитывать их в условиях, сходных с казармами, когда у детей решительно нет никакой личной жизни и иного имущества, кроме копья, щита и набедренной повязки, чтобы прятать под ней пенис. Совершенно независимо от спартанцев, он сделал ровно такое же открытие.

Кроме того, именно тогда, когда Рим уже стал первым в мире городом с миллионным населением, укрепились восточные мистические культы с присущими им аскезой и членовредительством. То и дело кто-нибудь присоединялся к процессии в честь Кибелы, выхватывал у жреца нож и отрезал себе яйца, размахивая ими, бегал по улицам, а когда находил дом с открытой дверью, бросал их через порог. Ему давали женское платье, и он сам становился жрецом. Задумайтесь, как же людям давили на психику, если кто-то то и дело решал, что это самый легкий выход!

«Вы невежественный идиот» Чада С. Маллигана

Норман вышел из лифта, готовый обрушить на любого редкий, всегда дозированный приступ гнева, под натиском которого виновато съеживались его подчиненные. Он еще не успел толком оценить ситуацию в бункере Салманасара, как носком ботинка поддел что-то на полу.

Норман опустил глаза.

Это была отрубленная у запястья человеческая рука.

– А вот мой дедуля с материнской стороны, – говаривал Эвальд Хаус, – был однорукий.

В шесть лет Норман смотрел на прадеда круглыми глазами и не понимал, что рассказывает ему старик, но чувствовал, что это очень важно, так же важно, как не мочиться в кровать и не водить дружбу с сыном Кертиса Смита, белым мальчишкой его возраста.

– Не как сегодня, когда все лазерами чистенько и аккуратненько делают, – объяснял Эвальд Хаус. – Не на операционном столе. Он родился рабом, понимаешь, и… Видишь ли, он был левша. И он… он поднял кулак гнева на своего масса. Навалял ему в ручье так, что уши в коленки уперлись. Тогда масса позвал пяток ребят с плантации, и те приковали его к пню, какой был у них посреди сорокаакрового поля, потом взял пилу и… и отпилил ему руку. Вот здесь примерно. – Старик коснулся собственной высохшей, как чубук трубки, руки на три дюйма ниже локтя. – А он? Что он мог поделать? Он же рабом родился.

Теперь Норман внимательно и совершенно спокойно оглядел зал. Увидел стонущего и корчащегося на полу владельца руки, – тот зажимал запястье и пытался в тумане дикой боли отыскать точки, надавив на которые можно остановить хлещущую из вен кровь. Увидел разбитый пульт ввода, фрагменты которого хрустели под ногами запаниковавших, потерявших голову сотрудников. Увидел огонь в глазах белой мертвенно-бледной девицы, которая, дыша как при оргазме, отмахивалась окровавленным топором от наступающих на нее техников.

Еще он увидел больше сотни идиотов на балконе.

Не обращая внимания на происходящее посреди зала, он прошел к панели в боковой стене бункера. Два поворота задвижек, и – хлоп – панель отвалилась, обнаружив переплетение надежно изолированных шлангов и трубок, запутанных словно хвосты Крысиного Короля.

Вытащив вентиль квадранта, он резким движением – чтобы не обожгло холодом – ударил по механизму ребром ладони, высвободив тем самым шланг, который зажал под мышкой, чтобы весом тела вытащить его подальше. Не намного, но для его целей длины вполне хватит.

Не отрывая глаз от девушки, он направился к ней.

Божья дщерь. С имечком вроде Доркас или Табита, а может, Марта. Думает об убийстве. Думает о том, как бы тут все разнести. Типичная христианская реакция.

Вы убили своего Пророка. Наш дожил в почете до глубокой старости. Вы своего снова убьете и сделаете это с радостью. Если бы наш вернулся, я мог бы поговорить с ним как с другом.

Он остановился в шести футах от девушки; шланг шуршал по полу точно чешуя чудовищной змеи. Встревоженная этим чернокожим человеком с холодным, мертвым взглядом, она помедлила, занесла было топор, но потом передумала, очевидно решив, что это отвлекающий маневр. Девушка дико оглянулась по сторонам, ожидая увидеть того, кто приготовился напасть на нее с тыла. Когда сотрудники поняли, что было в руках у Нормана, они украдкой отодвинулись подальше.