Что уж говорить о знаменитом малахитовом зале Сан-Донато, который уральский миллионер с особой охотой демонстрировал гостям! Надо иметь в виду, что малахит и в России, и в Европе считался камнем исключительно редким и ценным. Его находки на Урале были небольшими по размеру, а вещицы из него, побывав в руках камнерезов, оправлялись в золото. Известно, что крохотную шкатулку из малахита — фамильную реликвию богатейших Шеремете­вых — князь Николай Петрович Шереметев подарил своей ненаглядной жене, бывшей крепостной певице Прасковье Жемчуговой.

Даже в отделке царской резиденции Павла I, Михай­ловского замка, малахит использовался только в парадных залах. А между тем благодаря эффектному, «жизнерадост­ному» цвету мода на малахит, особенно в 30 — 40-х годах XIX века, не проходила, и всяк из солидных людей стремил­ся обзавестись хотя бы изящным пустяком с малахитовым камешком, будь то ювелирное украшение или безделушка на письменном столе.

В высокой стоимости малахита убеждает строчка из «Санкт-Петербургских ведомостей»: «Позволить себе иметь крупную вещь из малахита — это то же, что владеть бриллиантами».

Вероятно, именно с малахитом связан известный анекдо­тический случай, когда один парижский щеголь похвалялся перед друзьями булавкой для галстука с яркой зеленой вставкой. «Хорош?» — «Да, недурно, — отозвался слу­чившийся там Демидов. — Я в Петербурге заказал себе камин из такого же камня…»

Разумеется, Анатоль не устоял перед искушением сра­зить наповал посетителей своего дворца и задумал один из восемнадцати залов сделать малахитовым.

И вот с Урала в Италию потянулись подводы, гружен­ные ящиками с камнем. Работа оказалась такой объемной и сложной, что вместе с русскими мастерами, выписанными из демидовских владений, набрали и опытных итальянских камнерезов.

Результат оказался ошеломляющим. Недаром говорили, что дамы нередко теряли сознание от необыкновенной красо­ты и оригинальности малахитового зала. Здесь царствовали зеленый и желтый цвета — все блестящие детали были из золота. Выполненные в строгих пропорциях — настоящий ампир! — зал украшали предметы из малахита: часы, под­свечники, шкатулки, кубки и изящные корзиночки с фрук­тами и цветами, вырезанными из уральских самоцветов. Ярким пятном на зеленом фоне выделялся секретер из ля­пис-лазури. Особый интерес у гостей вызывала гигантская, шести метров в окружности, ваза, сделанная из цельного куска малахита.

Кстати, усилиями Анатоля Демидова, которого и в шутку и всерьез называли «малахитовым королем», Россия блеснула на Всемирной выставке в Париже в 1851 году экспонатом, наделавшим много шуму. Настоящей сенсацией стал представленный здесь «малахитовый кабинет» из 76 предметов. Все было изготовлено на фабрике, специально построенной Анатолием Николаевичем в Петербурге на Васильевском острове.

…Стены флорентийского дворца скрывали не только художественные, но и исторические редкости, которые через антикваров и щедро оплачиваемых коммивояжеров покупали Демидовы. Они всегда старались первыми узнать, где намечается продажа того или иного раритета, и «пере­шибить» предложенную ими цену уже не представлялось возможным.

Так Демидовы оказались владельцами мебельного гар­нитура, зеркал и безделушек, составлявших когда-то будуар казненной на гильотине королевы Франции Марии-Антуанетты. Какими-то путями им удалось обзавестись не только великолепной коллекцией античной скульптуры, найденной при раскопках Геркуланума, но и греческих «антиков», ко­торые строжайше были запрещены к вывозу из страны.

В шкафах с хрустальными дверцами эпохи Стюартов хранились книжные сокровища, начиная с древнеегипетских папирусов, рукописных книг и кончая собраниями сочинений мыслителей эпохи Просвещения с их автографами, редкие экземпляры карт, уникальные издания Библии…

Особую ценность представлял ботанический сад, значи­тельно расширенный Анатолием Николаевичем. Известно, что еще Николай Никитич, большой любитель орхидей, начал собирать их разнообразные сорта со всего мира, ставил опыты, «вживлял» в итальянскую почву экземпляры, привезенные из Южной Америки, с Востока, с Тихоокеанских островов. Анатоль в память отца продолжал пополнять коллекцию, пе­редав заботы о ней опытным ботаникам. Здесь были орхидеи, неизвестные даже крупным специалистам в этой области.

Канцелярия при дворце, ведавшая, в частности, перепис­кой с коллекционерами и людьми науки, постоянно получала письма с просьбой дать возможность ознакомиться с худо­жественными и растительными коллекциями. По отзывам современников, Демидовы охотно откликались на такие просьбы. Не случайно, чтобы облегчить паломникам дорогу в Сан-Донато, возле демидовских владений была устроена станция дилижансов, соединявшая эту местность со всеми крупными городами Италии.

Круглый год, вне зависимости от того, находился ли кто-либо из Демидовых в Сан-Донато, управляющий при­нимал посетителей. Иногда дворец представлял собой сущий муравейник: нескончаемой чередой шли группы экскурсан­тов, художники копировали картины, посетители сидели в библиотеке над древними рукописями и книгами, изучали уникальные образцы уральских минералов, собранных Демидовыми. Многие жили неделями в специально по­строенных гостевых флигелях, ведя наблюдение за жизнью собранных на территории парка, в теплицах и оранжереях растений и… диких животных.

Известно, что Анатолий Николаевич устроил в Сан-Донато зверинец, куда были доставлены львы, тигры, леопарды и прочие хищники разных широт. В аквариу­мах и водоемах содержались рыбы и целая коллекция че­репах — от крошечных до гигантских экземпляров.

В вольерах для птиц всегда царила весна. Растения, на которых обитали пернатые самых причудливых видов, были подобраны так, что вошедший сюда оказывался в некоем подобии рая. В нежном благоухании цветущих деревьев, вьюнов, лилий в искусственных озерцах раздавались трели и щебет птах, порхавших в почти незаметных глазу клетках.

Анатоль отдал дань и собственному увлечению. Одно время, после возвращения из поездки по Востоку, он ув­лекся шелком, выписал тутовые деревья, коих образовалась целая роща, и стал заниматься разведением тутовых червей. Он даже построил фабрику, просуществовавшую, правда, недолго, — такое непростое дело, особенно поначалу, влекло за собой много хлопот и требовало постоянного присутствия хозяина. Его же тянуло в Париж, к более блестящему и элегантному обществу, нежели то, что представляла собой флорентийская аристократия.

А потому дядюшка Анатоль весьма радовался каждому приезду племянника Павла Павловича — все-таки огромное хозяйство оставалось под приглядом, у молодого же Демидова здесь были свои интересы. Вполне в согласии с семейными традициями он любил живопись, собирал ее, но, находясь в Сан-Донато, предпочитал покупать работы русских художников, живших в Италии. Существование их было трудным. Многие просто бедствовали. Совершенствование мастерства шло за счет здоровья. Лишь единицам удавалось продать картины местным собирателям — те, естественно, предпочитали «своих», даже если русская кисть ни в чем не уступала итальянской, а нередко и превосходила ее.

Обо всем этом знал Павел Павлович. Щедро платя за приобретенные работы, порой просто ссужая деньгами, хлопоча о заказах, мастерских, оплачивая поездки на этюды, визиты к врачам, он конечно же делал благородное дело, поскольку был истинно русским человеком, нерасторжи­мыми узами связанным с отечеством.

Привезя Мари в Сан-Донато, Демидов чувствовал себя рыцарем, вернувшимся из похода с бесценными сокровища­ми. Ему хотелось, чтобы вся Флоренция знала о его счастье. В честь бракосочетания был устроен грандиозный бал в самом большом, зеркальном зале дворца. На торжество ожидалась вся титулованная знать города, соотечественники и гости из Рима, Милана, Швейцарии и Франции.

Погода стояла чудесная. Духота, обычно донимающая флорентийцев, уступила место прохладе — наступала осень. Сан-Донато превратился в пышно цветущий букет, благо­ухание которого чувствовалось даже в центре города.