Внезапно все кончилось — как-то сразу, мгновенно. В ушах еще звенело, застывшая кровь толстой коркой покрывала лицо, не давая даже улыбнуться, но вокруг все опустело. Осталась лишь дорога, кровавая грязь под ногами и боль в разрубленном плече. Ему что-то говорили, кто-то пытался разжать впившуюся в рукоять меча руку, но Згур только качал головой и пытался понять, в каком из миров ему довелось очнуться. Ведь говорят, в Ирии погибшим воинам тоже кажется, что их последний бой длится вечно.

Каменный лик равнодушно улыбался, тонкая, словно детская, рука сжимала изогнутый рог, глаза же были пустыми и мертвыми, как у слепого. Идол был не один, но остальные тонули во тьме еле заметными черными глыбами.

Огромный серый пес, заснувший тут же, у огня, тоже казался каменным, лишь острые уши время от времени еле заметно подрагивали. Он слышал. Слышал и был готов в любой миг вскочить, чтобы преградить незваным гостям вход на утонувшую во тьме Курью гору.

Згур не был незваным, но здешние хозяева не спешили встретить комита. Словно в отместку за то, что и сам Згур добирался сюда целый месяц. Бедняга Пила уже трижды подходил к нему, рассказывая об очередной «случайной» встрече и не менее «случайном» приглашении. Но только сейчас, когда деревья уже покрылись молодыми клейкими листьями, Згур пришел сюда, к молчаливым идолам и сонному остроухому псу.

Прежде всего, Згуру было не до богов. Боги Сури молчали, предоставив людям самим искать путь в кровавом болоте. Войне не было конца, и даже победы, казалось, еще более разжигали ее страшный костер.

…Да, победы ничего не изменили. Здесь, на полдне, скандов удалось сдержать, не пустить к широкой глади Доная. Но за Певушей воины в рогатых шлемах по-прежнему были всесильны. За реку они уже не переходили, зато земли и на восходе, и на закате признали власть великого конуга Лайва.

Згур взглянул в пустые глазницы идола и невесело усмехнулся. Как хотелось к первой траве быть дома, в Коростене! Но дорога на закат закрыта, «рогатые» вышли к лехитской границе, и гордые кнежи Лехии поспешили заплатить им дань. Не сдавался только Лучев да еще три прибрежных города. Восемьсот кметов против полутора тысяч.

Тогда, после первой победы, казалось, что Лайв отступит. Из шестисот «рогатых» ушла едва сотня, сам конуг был ранен, его еле сумели вынести по узким лесным тропам к Певуше. Злые языки поговаривали, что Асмут Лутович не без умысла остановил бросившуюся вдогон конницу, чтобы дать Лайву спастись. И вот конуг оправился от ран, а из далекой Скандии к нему подошли еще пять сотен бойцов. Все приходилось начинать сначала.

Правда, теперь стало легче. Соседние города поспешили заключить союз с Лучевым. Итак, восемьсот кметов — и столько же необученных горожан. Да полторы сотни лесовиков Ярчука, стерегущих дороги и тропинки от Певуши до Доная. Немало — но с таким войском Лайва не разбить. Прямо как в игре «Смерть Царя», когда силы равны и любой ход бесполезен.

Негромкое рычание заставило очнуться. Згур быстро оглянулся, но никого, кроме уродливых каменных идолов и все того же серого пса, рядом не было. Правда, пес уже не спал. Острые уши нетерпеливо подергивались, зубы скалились, словно в усмешке, глаза смотрели прямо на гостя.

— Скучно? — улыбнулся Згур, и вдруг ему показалось, что собака покачала головой. Он хотел протереть глаза, но не успел. Пес вскочил, бросился к еле заметной в темноте тропинке, оглянулся. Вновь послышалось негромкое рычание.

— Туда? Мне туда?

Звук собственного голоса напугал. С кем он говорит? Собаке просто надоело лежать у огня…

Но пес не отставал. Он вновь отбежал назад, к тропинке, вернулся, оскалил зубы. Темные круглые глаза смотрели с легкой насмешкой. Остроухий словно дивился непонятливости человека.

Оборотень? Згур отступил на шаг, сложил пальцы знаком оберега. Ярчука бы сюда! Этот бы с любым псом разобрался, будь он трижды перевертыш! Впрочем, что жалеть? У Ярчука своих дел по горло, а сюда выпало идти ему, Згуру…

— Ладно, пошли! -

Пес мгновенно успокоился и пристроился рядом, неслышно перебирая лапами. Тропа ползла наверх, узкая, неровная. Почему-то Згуру казалось, что к святилищу должна вести широкая дорога — как на холм Дия, что на окраине Савмата. Но он уже знал: на Курью гору люди поднимаются редко. Только если позовут. А звали не каждого.

Местных богов было много, и Згур не особо пытался их различать. Ни к чему! Чужим богам нет дела до волотича из-под Коростеня. Главное, чтобы Маташ — Мать Болот — не забывала своего сына. Тем более, боги Сури никак не могли разобраться между собой. По этой причине, не только из-за войны, Згур не торопился на Курью гору. Он ничего не имел против Вознесенного, с которым боги венетов и севанов сцепились в смертельной схватке. На небесах шла война, такая же кровавая и жестокая, как и на земле. Одной войны Згуру вполне хватало.

Тропинка стала круче, острые камни так и норовили попасть под ногу, вдобавок налетел ветер — — неожиданно холодный, сырой. Згур дернул плечами, остановился, чтобы запахнуть плащ, — и тут же услышал нетерпеливое рычание. Серый пес торопил, не отставал. Згур негромко помянул Мать Болот. Пусть поможет, не оставит наедине с Чужими!

Тропинка выровнялась, стала шире. Впереди показалось что-то большое, еще более черное, чем эта безлунная ночь. Згур ускорил шаг, но вскоре пришлось остановиться. Тропинка упиралась в камень. Даже не в камень — в громадную черную скалу. Згур растерянно оглянулся. Обойти? Но слева обрыв, а справа — такая же скала, только повыше.

Собака нетерпеливо взвизгнула, остроухая морда ткнулась в колено. Згур вопросительно взглянул на странного проводника и обомлел. Пес подбежал прямо к неровной каменной стене, широкая лапа коснулась скалы… И пес исчез. Исчез, вновь появился, зарычал…

Згур осторожно подобрался ближе — и облегченно вздохнул. Проход! Узкий проход в толще камня, незаметный с тропы. Правда, он был готов поклясться, что мгновение назад его не было, но… Но собака уже была там, из черного прохода слышалось недовольное ворчание…

В лицо ударил порыв ветра. Скала осталась позади, а перед Згуром лежала ровная каменная площадка. Почему-то казалось, что он увидит здесь каменного истукана, а то и не одного, но вершина Курьей горы была пуста. Только желтый огонь костра — и смутная фигура, еле заметная в густой темноте, которую не в силах было разогнать невысокое пламя.

Згур оглянулся, пытаясь разыскать своего серого проводника, но пес исчез, словно провалился сквозь неровный серый камень. Згур вновь помянул Маташ, а заодно и сполотского Дия. Да поможет могучий Громовик волотичу! Ведь не чужие они — соседи!

Костер горел как-то странно. Згур шагнул ближе — и только вздохнул. Костра не было. Языки желтого света вырывались из каменной щели. Легкие белые искры взмывали к черному небу и тут же гасли. Камень дышал холодом, и столь же холоден был идущий из неведомых глубин свет.

Тот, кто сидел рядом с колдовским огнем, медленна поднял голову. На Згура в упор взглянули недвижные пустые глаза. Слепой! Тут же вспомнился идол у подножия. Только тот был бородат, в немалых годах, а у костра сидел совсем мальчишка, лет двенадцати, не старше.

— Чолом! — от растерянности Згур даже забыл, что на Сури огрское приветствие никто не знает. — Я… Я пришел…

Невидящие глаза равнодушно скользнули по его лицу. Чуть дрогнули бесцветные тонкие губы.

— Поздно пришел ты, волотич, к богам моим. Сури владык не спешишь ты волю узнать…

В странных словах был упрек. Но удивило не это. Мальчик говорил по-волотичски, словно всю жизнь прожил в Коростене.

— Я не чаклун, — Згур замялся, подбирая верные слова. — Я кмет, мое дело — война…

— То, что на небе, важнее земных побед. Сурь прогневила старых богов своих. Выполни волю тех, кто тебя нашел! Франкским мечом черный низвергни крест! Все, что захочешь, боги дадут тебе… .

Мальчик медленно поднес маленькую ладонь к огню. Свет потянулся к руке, загустел, искры закружились белой метелью. Згур еле сдержал усмешку. Страх прошел. Он ждал этого. Уже давно ему намекали, что черный крест бога Вознесенного принес беды племенам Великой Сури. И сканды — это кара забывшим старых богов. Боги ли тому причиной или люди, но главный удар «рогатых» пришелся