Это не должно повториться. Поэтому в Германии нельзя сразу же ввести демократию в том виде, в каком она существует в Америки или в Англии. Это должна быть (умеренная) диктаторская (употребим ненавистное слово) демократия, которая руководствуется демократическими принципами, но не гарантирует врагам всех свобод. Или, другими словами, это должна быть постепенная демократия, которая шаг за шагом по мере роста ее сил приближается к абсолютной демократии, но в течение как минимум одного или двух поколений бдительна.

Лидеры? В Америке и Англии много бывших лидеров, которые в настоящее время являются беженцами. Почти все они однажды потерпели поражение, а кто станет доверять сторожевой собаке, которая один раз впустила в дом разбойников и убийц?

В Германии все еще существует подпольное движение. Там можно найти заслуживающих доверия людей. Некоторых — в тюрьмах и концлагерях.

Немецкие генералы и старшие офицеры, ставшие антифашистами (Московское движение), из соображений пропаганды могут быть использованы — но ни в коем случае не для руководства.

Этот краткий обзор чрезвычайно ограничен. Он показывает только некоторые направления, которые могут оказаться важными в деле практической воспитательной работы в Германии. Поэтому здесь оставлены без внимания все экономические, финансовые и другие вопросы. Кроме того, он не рассматривает ошибок, промахов и упущений мировой политики с 1918 года, которые сильно поспособствовали немецким националистам и нацистам, и не поднимает вопрос, должен ли мир быть для Германии жестким или умеренным, и безнадежное ли это дело — перевоспитание немцев. Этот обзор сфокусирован на том, что нужно просто попытаться сделать — всеми средствами. От этого зависит будущее и мир во всем мире.

Последний, кто может действительно оценить фильм, снятый на основе какой-то книги, — это, вероятно, сам автор книги. Когда я 28 лет назад впервые увидел фильм «На Западном фронте без перемен», он вызвал у меня смешанные чувства. Я восхищался постановкой батальных сцен, но исполнители ролей казались мне чужими, я никак не мог идентифицировать их с людьми, оставшимися в моих воспоминаниях. Они были другими: у них были другие лица, и они по-другому себя вели.

Нынче происходит нечто противоположное. Странная колдовская сила втиснула впечатление от фильма между моими воспоминаниями и персонажами книги. Фильм перемешал актеров-исполнителей и людей, сохранившихся в моей памяти, причем воспоминания часто занимают лишь второе место. Когда я теперь думаю о персонажах книги, то перед глазами возникают в первую очередь лица исполнителей ролей в фильме, и только если я глубже покопаюсь в моей помутневшей памяти, возникнут люди той поры, какими они были на самом деле. Фильм живее. Зрение может быть очень обманчивым.

Из шести фильмов, снятых по моим книгам, я принимал участие в работе только над одним — последним — «Время жить и время умирать». Если автор дорожит своим здоровьем, ему следует воздержаться от работы над фильмом, пока он не поймет; что фильм не может быть достоверной копией его книги. А если бы был копией, то, вероятно, оказался бы плохим фильмом. Он не может быть даже переводом со словесного языка на кинематографический. В лучшем случае он будет преобразованием в визуальный ряд, полный сюрпризов, — также и для автора, которому придется отказаться от сцен, которые ему дороги, и увидеть новые, для появления которых он не видит никаких оснований.

Даже если фильм близок к совершенству, автор всегда найдет повод для того, чтобы возмутиться и тысячекратно преувеличить свое возмущение. Когда я впервые смотрел фильм «На Западном фронте без перемен», я заметил, что на унтер-офицере во время очень короткой, длившейся несколько секунд сцены, была «неправильная» фуражка — у нее не было козырька, хотя офицеры имели право носить только фуражки с козырьком. Мне было крайне неприятно, когда на экране мелькнула эта мелкая оплошность. Превосходно снятые батальные сцены уже ничего для меня не значили, — я видел только эту «неправильную фуражку» и представлял себе, как весь германский генеральный штаб и националистическая пресса будут использовать эту ошибку, дабы уличить в обмане весь фильм.

Никто ничего не заметил. Ни генерал-фельдмаршал фон Гинденбург, ни генералы из министерства обороны, которые видели фильм до того, как его выпустили в прокат по всей Германии. Воображение тоже может быть очень обманчивым.

Когда я в прошлом году приехал в Берлин, чтобы работать над фильмом «Время жить и время умирать», параллели с фильмом «На Западном фронте без перемен» были для меня очевидны. Точно так же как различия.

Обе книги были написаны мной; обе были книгами о войне, первая — о первой, вторая — о второй; оба фильма произведены одной и той же компанией — «Universal International». Но «На Западном фронте без перемен» снимался в Голливуде, а «Время жить и время умирать» — только в Берлине и в Германии.

Я помню премьерный показ фильма «На Западном фронте без перемен» в Берлине в 1930 году. За несколько недель до этого Йозеф Геббельс, в ту пору возглавлявший берлинскую организацию нацистской партии, прислал ко мне человека, чтобы узнать, согласен ли я подтвердить, что фильм этот был продан моими издателями и снят компанией «Universal» без моего ведома. Он хотел использовать в качестве антисемитской пропаганды то обстоятельство, что меня — автора нееврейской национальности — использовали две еврейские фирмы в своих «космополитических пацифистских» целях. В награду он пообещал мне протекцию нацистской партии. Его не смущало, что его партия упрекала меня и мой роман в том же самом. Его посланец сказал мне, что общественная память коротка, а партия приучена к дисциплине — они поверят тому, что им скажут. Не стоит говорить, что я отклонил этот бред и таким образом упустил возможность прослыть мучеником нацистской партии.

На премьере фильма Геббельс произнес ядовитую речь; его сподвижники бросали в зал жестяные банки, называемые в народе «бомбы-говнючки», и выпускали в публику белых мышей, чтобы прекратить демонстрацию фильма, а на площади перед кинотеатром устроили грандиозную демонстрацию.

Я пригляделся к демонстрантам. Среди них не было людей старше двадцати; следовательно, никто из них не мог быть на войне 1914–1918 годов и никто не знал, что через десять лет они попадут на войну и большинство из них погибнет, не достигнув тридцати лет.

Меня in effigie, то есть в моих книгах и тех копиях фильмов, которые сумели разыскать, сожгли в Берлине в 1933 году. Все мои книги были запрещены, но я, несмотря на это, имел счастье еще раз появиться на страницах германской печати — причем даже в собственной газете Гитлера, «Фёлькишер Беобахтер». Один венский писатель переписал слово в слово главу из «На Западном фронте без перемен», дав ей, однако, другое название и другое имя автора. Он послал это — в порядке шутки — в редакцию гитлеровской газеты. Текст был одобрен и принят к публикации. При этом ему предпослали краткое предисловие: мол, после таких подрывных книг, как «На Западном фронте без перемен», здесь читателю предлагается история, в каждой строчке которой содержится чистая правда, Правда тоже иногда может быть очень обманчивой. Хотя и недостаточно часто.

Когда я в прошлом году дождливым вечером приехал в Берлин, я прошелся по площади Ноллендорфплац, где нацисты в свое время проводили демонстрации. Вся площадь лежала в развалинах, как и кинотеатр и еще много километров городской территории вокруг. Я миновал руины дома моего первого издателя, которому я некогда передал рукопись романа «На Западном фронте без перемен». Он ее отклонил и заявил мне, что никто больше не желает читать о войне. Тем самым он преподал мне хороший урок: не слишком полагайся на экспертов. В эти же годы я усвоил также, на что я могу полагаться: на независимость, терпимость и чувство юмора — три вещи, не слишком распространенные в Германии…