Рузвельт пытался учить Литвинова уму-разуму «Вы знаете, Макс, — твердил он, — ваши добрые старые отец и мать, верные религии евреи, всегда молились. Я знаю, что они должны были научить вас молитвам. Вы должны знать все прекрасные старые еврейские псалмы и молитвы». Сталинский нарком вежливо кивал головой, не отрицая, но и не подтверждая сказанного. Своим близким Рузвельт рассказывал: «Макс краснел и отдувался, но я прижал его»{378}. Но это было лишь красное словцо. Попытка «очеловечить» большевистского представителя, воззвав к его религиозным чувствам, успеха, естественно, не имела{379}. По мнению Литвинова, подоплекой этого обращения было стремление облегчить положение религиозных культов в СССР: «Президент предлагает мне взять на себя обязательства, которые изменяют и дополняют наше законодательство о религии. Это превышает мою компетенцию и наши возможности»{380}. Но Рузвельт и не настаивал — ему было достаточно гарантий религиозной свободы для американских граждан, находившихся в СССР.
Впоследствии Рузвельт не раз вспоминал, как вел с советским наркомом беседу о спасении души и угрозе наказания адским огнем. Не лезший за словом в карман Черчилль как-то во время Второй мировой войны заметил по этому поводу, что порекомендует назначить Рузвельта архиепископом Кентерберийским, если он проиграет очередные выборы{381}.
Отойдя от поучительных интонаций, которые особенно неприятно было выслушивать убежденному коммунисту и сталинскому приближенному, Рузвельт подчеркнул в беседе с ним: «Америка и СССР, не нуждающиеся ни в каких территориальных притязаниях, должны стать во главе движения за мир»{382}.
По вопросу о признании СССР проявился почти полный консенсус в американском обществе — за него высказались представители большого бизнеса, общественных организаций, левых кругов, идеализировавших советскую действительность и не желавших видеть преступлений тоталитарной власти. Рузвельт в этом случае действовал наверняка, не обращая внимания на проклятия со стороны немногих общественных деятелей, обвинявших его в том, что он продался коммунистам.
* * *
Вскоре после визита Литвинова состоялся обмен посольствами (точнее, в Москве появилось американское посольство, а в Вашингтоне — советское полномочное представительство). Первым полпредом СССР уже 20 ноября был назначен Александр Антонович Трояновский, в прошлом меньшевик, а теперь послушный сталинский подчиненный, которым советский диктатор легко манипулировал, учитывая его биографию. Перед отъездом Трояновский трижды побывал у Сталина и получил лично от него инструкции{383}. Трояновский оставался полпредом до 1938 года и способствовал медленному, но неуклонному развитию связей двух стран, почти исключительно в экономической области.
Первым же американским послом в СССР стал Уильям Буллит, уже побывавший в Москве в 1919 году и встречавшийся с Лениным. Теперь ему предстояла нелегкая работа — наладить контакты с высшим советским руководством. Начало было многообещающим. В честь Буллита был дан обед, на котором Сталин поднял бокал за здоровье Рузвельта, назвав его «человеком, который прокладывает новые пути в американском обществе»{384}.
В обеих странах известие об установлении дипломатических отношений широко публиковалось в средствах массовой информации. Сын Трояновского писал в мемуарах: «Установление дипломатических отношений с Соединенными Штатами получило благоприятное освещение в советской прессе с фотографиями двух глав государств (Рузвельта и Калинина. — Г. Ч.) и двух послов на первых полосах центральных газет. По всему было видно, что советское руководство придавало этому событию первостепенное значение»{385}.
В центральной советской прессе 25 декабря 1933 года появилось интервью, которое Сталин дал московскому корреспонденту газеты «Нью-Йорк таймс» Уолтеру Дюранти, цинику и подхалиму, оправдывавшему все деяния большевистского «великого кормчего», отрицавшему кровавый характер раскулачивания и голод в СССР. Довольный как поведением Дюранти, так и установлением официальных отношений с США, весьма выгодных для СССР с экономической точки зрения, диктатор специально готовился к этому интервью, поскольку, отвечая на вопросы журналиста, употреблял даже обычно несвойственные его речи термины: «Рузвельт, по всем данным, решительный и мужественный политик. Есть такая философская система — солипсизм, заключающаяся в том, что человек не верит в существование мира и верит только в свое я. Долгое время казалось, что американское правительство придерживается такой системы и не верит в существование СССР. Но Рузвельт, очевидно, не сторонник этой странной теории. Он реалист и знает, что действительность является такой, какой он ее видит»{386}.
На что рассчитывал Сталин, столь лестно отзываясь об одном из «капитанов капиталистического мира»? Он отлично понимал, что, несмотря на социальные бури, революция Соединенным Штатам не грозит. В Рузвельте он действительно видел реалиста, прагматика, готового сотрудничать с его режимом при условии, что он не будет активно вмешиваться в дела других стран.
Восьмого января 1934 года Трояновский вручил Рузвельту верительные грамоты. Президент выразил надежду, что взаимоотношения будут развиваться на благо всеобщего мира. В следующие месяцы Рузвельт несколько раз принимал советского полпреда, один раз даже будучи больным, лежа в постели{387}.
Однако постепенно внимание президента во внешнеполитической области отвлекалось от советского направления. Трезвомыслящий и прозорливый Буллит информировал свое правительство об укреплении в СССР автократического режима, особенно после произошедшего 1 декабря 1934 года убийства С. М. Кирова, пытался внушить мысль о том, что СССР — ненадежный партнер. Буллит рекомендовал воздержаться от интенсивного развития отношений с СССР, по существу, заморозить их, хотя и не доводить до полного прекращения. Многие донесения дипломата перехватывались советскими спецслужбами, и взаимоотношения Кремля с ним вскоре стали весьма напряженными. Оценки Буллита явно не соответствовали настроениям, господствовавшим в это время в Белом доме, ибо Рузвельт рассчитывал продолжать игру на советском поле. В 1936 году президент сместил посла.
Тем временем зашли в тупик американо-советские переговоры о кредитах. Представители Госдепартамента ссылались на решение конгресса о том, что США не предоставляют кредитов странам, не расплатившимся по прежним долгам. А за правительством СССР числились «унаследованные» долги царского и Временного правительств{388}. 30 апреля 1934 года Трояновский по этому поводу посетил Рузвельта, просил его вмешаться в переговоры, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Но президент полностью поддержал жесткую позицию Госдепа.
Временами, казалось, отношения вновь поворачивались в благоприятную сторону. Буквально взрыв восторга вызвал беспосадочный перелет с территории СССР в США протяженностью 8504 километра, осуществленный советскими пилотами В. П. Чкаловым, Г. Ф. Байдуковым и А. В. Беляковым. 20 июня 1937 года их самолет АНТ-25 благополучно приземлился в городе Ванкувере, штат Вашингтон. Летчики объехали всю страну, их встречали цветами и объятиями. В Белом доме их тепло принял Рузвельт, заявивший, что они приблизили СССР к США{389}. А ведь в это время в СССР шла кровавая всеобщая чистка, получившая название Большого террора, когда каждая семья ожидала, что в эту ночь может лишиться кого-то из своих родных и близких! Американского президента эти события могли волновать главным образом с той точки зрения, что они ослабляли тоталитарное общество.
