Естественно, для предвыборной кампании необходимы были более значительные суммы. Демократического кандидата поддержали многие крупные собственники, надеявшиеся, что именно он сможет вывести страну из Великой депрессии, преодолеть разруху и в промышленности, и в сельском хозяйстве, и в банковско-финансовой сфере. Среди спонсоров был, между прочим, Джозеф Кеннеди, миллионер и политик, чей сын Джон через три десятилетия сам станет американским президентом.
Герберт Гувер и его помощники поначалу вздохнули чуть свободнее, узнав, что демократы выдвинули в президенты Рузвельта — тяжелобольного, неспособного самостоятельно передвигаться. Они рассчитывали, вопреки объективным прогнозам, что кампания Рузвельта будет более или менее спокойной и республиканцы без особого труда смогут его переиграть.
Предвыборная агитация велась на основе хорошей информированности штаба Рузвельта не только о положении страны в целом, но и об особенностях ситуации и настроениях людей в отдельных штатах, городах, в разных социальных слоях. «Мозговой трест» особенно озаботился сбором сведений о том, что в наибольшей мере волнует основную массу избирателей — рабочих крупных промышленных центров и фермеров. С этой целью в разные концы страны вновь выехали своеобразные «разведчики», которые внедрялись в среду избирателей, проникались их чаяниями и исправно докладывали свои впечатления в рузвельтовский штаб.
Особо важная информация поступала от подруги Элеоноры Рузвельт, опытной и вдумчивой журналистки Лорены Хикок. По поручению Гарри Гопкинса и самой супруги кандидата Лорена буквально исколесила страну, отовсюду посылая подробные доклады о материальном положении, настроениях, жалобах, надеждах населения. В письмах из рабочих районов она констатировала, что тысячи семей, оставшиеся без средств к существованию и не получавшие государственной помощи, были на грани вооруженных столкновений с властями, а количество оружия в шахтерских поселках приобрело угрожающие размеры{270}.
В результате оказалось, что демократический кандидат хорошо подкован и надежда Гувера на то, что с ним будет сравнительно легко справиться, построена на песке.
Главной мыслью, звучавшей фактически во всех выступлениях Рузвельта, было убеждение, что американцы с помощью новой администрации, но прежде всего опираясь на собственные силы, смогут вновь поставить на ноги страну. Что же касается роли государства, говорил Рузвельт, оно должно взять на себя организацию общественных работ, чтобы занять безработных, и оказывать помощь фермерам. При этом кандидат от Демократической партии стремился не конкретизировать, что именно он собирается сделать. Ему важно было привлечь на свою сторону как можно более широкий круг избирателей из различных слоев населения — от миллионеров до безработных. Перед разными аудиториями он подчеркивал те стороны восстановления, которые были наиболее близки именно тем людям, к которым он обращался в данный момент, стремясь в то же время никак не обидеть другие слои. Понятно, что это требовало немалой словесной эквилибристики и демагогии.
Любители острого словца сочинили немало анекдотов по поводу президентской кампании Рузвельта, его противоречивых обещаний. Один из них, например, рассказывал, что советники по ошибке дали Рузвельту для выступления два проекта речи — один в защиту свободной торговли, другой с требованием усилить протекционизм, и Рузвельт якобы ухитрился произнести их оба — то ли один за другим, то ли перемежая. Скорее всего это была злая выдумка. Но утверждение, что в одних выступлениях кандидат отстаивал «новый национализм», а в других «новую свободу» и обе концепции преподносились под флагом «Нового курса», соответствует действительности.
Вещая о необходимости разработки и осуществления широкого плана помощи фермерам, Рузвельт оговаривался, что эта программа ничего не должна стоить государству. В других речах он обещал сократить государственные расходы не менее чем на четверть; но тотчас же после этого звучали посулы ввести общественные работы, начать финансируемое государством жилищное строительство, призванное покончить с трущобами и тем более «гувервиллями», предпринять, опять-таки за счет государства, строительство крупных промышленных объектов в долине реки Теннесси, где последствия кризиса оказались особенно катастрофическими. Ясно, что эти планы были несовместимы. Рузвельта, однако, слушали со всё большим вниманием, игнорируя противоречия, упрощения, несбыточные обещания, которые звучали в изобилии. Все они покрывались магическим выражением «Новый курс», хотя, казалось, ни у самого Рузвельта, ни у его «мозгового треста», ни у менеджеров избирательной кампании не было сколько-нибудь ясного представления о том, что же это такое.
Впечатление это было обманчивым, так как немедленно после вступления Рузвельта на высший государственный пост законодательные предложения, содержавшие конкретные меры «Нового курса» во всех жизненно важных областях, посыпались как из рога изобилия. «Мозговой трест» и весь аппарат кандидата потрудились на славу.
Во многих своих речах Рузвельт повторял понравившиеся ему выражения: что необходимо позаботиться о «забытом человеке, находящемся в основании социальной пирамиды» (оно неизменно вызывало бурную реакцию одобрения на левом фланге и ненависти на противоположном), что надо смело и настойчиво экспериментировать. «Здравый смысл подсказывает необходимость обратиться к какому-нибудь методу и испытать его. Если же он не оправдает себя, надо это честно признать и найти что-то другое», — вновь и вновь повторял он с незначительными вариациями{271}.
Постепенно в его выступлениях стали звучать мысли о необходимости перестроить Демократическую партию, придать ей подлинно либеральный характер. По его поручению Моли подготовил обширный меморандум с призывом к демократам превратиться в подлинную партию прогрессивных реформ путем привлечения в свои ряды рабочих, фермеров, представителей средних городских слоев. «В стране нет места для двух реакционных партий», — провозглашалось в меморандуме{272}.
Для каждой группы слушателей Рузвельт и его советники стремились выбрать тему, которая в наибольшей степени их волновала. В городе Топека (северная часть штата Канзас), само название которого в переводе с индейского наречия означает «копать хороший картофель», он советовал собравшимся окрестным фермерам, как контролировать сбор урожая. В Солт-Лейк-Сити (штат Юта), быстро обраставшем пригородами, демократический кандидат обещал в случае своего избрания государственную помощь строительству сети пригородных железнодорожных линий, которые сократили бы жителям время, затрачиваемое на то, чтобы добираться на работу и домой. Во многих выступлениях подвергалась критике республиканская администрация за чрезмерные расходы. Как мы уже знаем, Рузвельт обещал по крайней мере на 25 процентов сократить средства, затрачиваемые на содержание федеральной бюрократии, умалчивая о том, что для дорогостоящих государственных проектов она была необходима.
Выступления перед собиравшимися толпами перемежались деловыми завтраками, обедами, приемами, жаркими рукопожатиями с местными боссами, имена которых надо было во что бы то ни стало запомнить. Одновременно Фарли встречался с лидерами местных организаций Демократической партии тех штатов, которые не были охвачены во время первой поездки, вел телефонные переговоры с национальными и местными авторитетами. Так установилась легендарная сеть, «паутина» личных, чуть ли не интимных связей, охватывавшая тысячи людей, которая сделала Фарли признанным главным аналитиком настроений и намерений избирателей на протяжении всех тридцатых годов и позволила вносить быстрые коррективы в предвыборную тактику на протяжении первой, а затем и следующих президентских кампаний Рузвельта.
