Президент посмертно наградил Келли высшей наградой за воинский подвиг — крестом «За выдающиеся заслуги», а вслед за этим написал письмо будущему президенту США 1956 года с просьбой принять сына Келли в Военную академию в Вест-Пойнте, ту самую, которою окончил его отец{576}. Так Рузвельт показал, что страна не только должна знать и чтить своих военных героев, но и заботиться об их семьях, создавать благоприятные условия для продвижения их детей. (Выполняя этот завет, президент Дуайт Эйзенхауэр в качестве верховного главнокомандующего специальным распоряжением определил Колина Келли-младшего слушателем академии, которую тот успешно окончил в 1963 году и стал служить в вооруженных силах США{577}.)
* * *
Рузвельт, как и другие государственные деятели, опасался, что последуют новые японские нападения на Гавайи, а также на Панамский канал и западное побережье США. Тревога возросла в связи с тем, что вскоре после начала войны японская подводная лодка всплыла у тихоокеанского побережья в районе города Санта- Барбара и произвела несколько орудийных выстрелов. Правда, они не причинили вреда, но теперь и власти, и население ожидали самого худшего. Позже выяснилось, что это было случайное нападение — японские стратеги сочли нецелесообразными подобного рода атаки. Пока же ходили слухи о высадке японских десантов, о секретных радиопередачах с территории США со стратегически важными сведениями, о непонятных огнях на горизонте и т. п.
По указанию президента были приостановлены все поставки по ленд-лизу. Загруженные корабли стояли у причалов, прекратили движение товарные поезда, перевозившие материалы к портам, не отправлялись товары с заводов. Однако уже через несколько дней Рузвельт распорядился возобновить поставки в запланированном объеме, и с января 1942 года они вновь стали расти{578}.
Выступая 12 декабря в конгрессе с докладом о реализации ленд-лиза, президент заявил: «На мировую стратегию держав оси должны ответить такой же всемирной стратегией те страны и народы, которые объединяются, чтобы противостоять агрессии. Поэтому оружие из арсенала демократии следует использовать там, где оно наиболее эффективно. А это значит, что мы должны дать возможность Великобритании, России, Китаю и другим странам, в том числе и в этом полушарии, пользоваться оружием из нашего арсенала с наибольшей пользой для общего дела. Слишком многое поставлено на карту в этой величайшей из войн, чтобы позволить себе пренебречь интересами народов, на которые напал или может напасть общий враг»{579}.
Президент давал понять, что, несмотря на начало войны на Тихом океане, он считает главным врагом Германию, победу в Европе — основным фактором глобальной стратегии объединившихся наций, а действия в Атлантике — приоритетными по сравнению с войной на Тихом океане.
Однако негодование американцев в связи с агрессией Японии почти повсеместно превратилось в антияпонскую шовинистическую истерию. Она охватила не только традиционно настроенные против черной и желтой рас крайне консервативные силы, но и либеральную интеллигенцию. 12 февраля 1942 года знаменитый публицист-либерал Уолтер Липман опубликовал во влиятельной популярной газете «Нью-Йорк уорлд», одним из редакторов которой он являлся, статью под заголовком «Пятая колонна на побережье», в которой призывал очистить территории тихоокеанского побережья США, которые могут очень скоро превратиться в зону боевых действий, от японского населения, ибо оно не имеет права заниматься «своими делами» на поле боя. Однако в основе своей эта истерия была расовой, ибо никто не требовал, например, изоляции американцев немецкого (их численность составляла около шестисот тысяч человек) или итальянского происхождения (последних с оттенком презрения называли народом уличных певцов, а не вояк).
Совершенно фантастические, если не сказать анекдотические, формы принимал этот всеобщий синдром толпы в заявлениях ответственных военных деятелей, буквально потерявших рассудок под влиянием катастрофы в Пёрл-Харборе. Так, командующий войсками на западном побережье генерал Джон Девитт 14 февраля послал Рузвельту рекомендацию об эвакуации всех японцев из штатов Калифорния, Орегон и Вашингтон на том основании, что они «готовы к действиям»: «Тот факт, что никаких актов саботажа не было до сего дня, является особенно беспокоящим и подтверждающим указания, что такая акция будет предпринята»{580}. Иначе говоря, именно потому, что пока ничего не произошло, в скором времени что-то обязательно должно произойти! Подобные требования слышались и в конгрессе. Член палаты представителей Джон Рэнкин потребовал изолировать японцев в концлагерях на два поколения, причем разместить отдельно мужчин и женщин, чтобы избежать их естественного воспроизводства{581}.
Распространялись панические слухи о высадке в Мексике японских десантов, намеренных оттуда совершать нападения на авиабазы в Техасе, о подготовке японского сухопутного вторжения то ли в Техас, то ли в Калифорнию, то ли в оба штата одновременно. О подобных настроениях Рузвельту сообщали из разных городов. По телефону об этом рассказывал ему сын Эллиот{582}.
Вместо того чтобы противостоять этому всеобщему пагубному чувству, Рузвельт поддался ему Результатом стали карательные меры против граждан США японского происхождения — в подавляющем большинстве лояльных, ни в чем не повинных перед американским народом.
Правда, директор ФБР Гувер, обычно преувеличивавший опасности, которые угрожали внутреннему спокойствию страны, на этот раз был весьма сдержан. Он доложил президенту об отсутствии данных, свидетельствующих о возможности подрывных действий со стороны проживающих в США японцев{583}.
Тем не менее 19 февраля 1942 года Рузвельт подписал чрезвычайное исполнительное распоряжение, разрешавшее военным властям определять зоны выселения опасных лиц и перемещать их туда. Было понятно, что речь шла об американцах японского происхождения, проживавших в основном на западе страны, где, согласно предположениям, существовала вероятность высадки десантов противника. Под действие распоряжения подпадало свыше 120 тысяч человек, из них примерно десяти тысячам удалось переехать в другие районы США, а остальные были заключены в концентрационные лагеря, устроенные в глубине страны, главным образом на территориях индейских резерваций. Эти люди теряли свою собственность, оказывались в антисанитарных условиях, страдали от холода, голодали. Среди заключенных была высокая смертность. В ноябре 1943 года на востоке Калифорнии в местечке Туле Лей к произошел бунт интернированных японцев, которые, вооружившись ножами и палками, убили начальника лагеря и его помощников. Мятеж был жестоко подавлен армейскими частями.
Некоторые члены правительства, особенно Г. Икес, считали принятые меры несправедливыми. Но Рузвельт, явно обуреваемый чувством ненависти на национальной почве, и слышать не хотел об отмене репрессий, хотя должен был убедиться в их полной бессмысленности.
В 1944 году Верховный суд США дважды подтвердил конституционность интернирования, аргументировав свое решение тем, что ограничение гражданских прав расовой группы допустимо, если того «требует общественная необходимость». Только 17 декабря чрезвычайное исполнительное распоряжение было отменено, а с января 1945-го японцы стали постепенно возвращаться к местам постоянного проживания, где обнаруживали, что их имущество расхищено или уничтожено. Приходилось строить жизнь заново{584}. (В 1948 году интернированным была выплачена частичная компенсация за потерю собственности, однако большинство из них так и не смогли полностью возместить убытки. Спустя еще 40 лет президент Рональд Рейган подписал документ, в котором приносились извинения за интернирование, вызванное «расовыми предрассудками, военной истерией и ошибками политического руководства», а каждый из примерно шестидесяти тысяч доживших до этого времени пострадавших получил 20 тысяч долларов компенсации.)