Есть, правда, менее очевидная теория, что углеводороды имеют небиологическое происхождение – метан очень распространен во вселенной, атмосферы некоторых планет состоят из него, и он мог сохраниться в недрах от тех времен, когда земная атмосфера еще не состояла из азота и кислорода.

Косвенным подтверждением этому служат открытия на Кольской сверхглубокой скважине. На больших глубинах есть слои, где горные породы пропитаны газом. А уж там, где есть какие-нибудь жидкие углеводороды или уголь – и подавно.

Но если эти породы плотные, то газ сочится сквозь них еле-еле, и вновь вместо выкачанных месторождений новое наполнится лишь через тысячи, если не миллионы лет. Так или иначе, хотя газ есть почти везде, газ в промышленных количествах есть только под пятачками земной поверхности.

Один мой слушатель был начальником погранзаставы на Камчатке, в Кроноцком заповеднике. Геологи бурили там скважины на газ, и нашли его, но месторождение оказалось маломощным, дебета скважины хватило как раз на одну газовую плиту. Это месторождение и досталось после ухода геологов пограничникам и было их предметом гордости перед визитерами, пока эта застава была.

Теперь супруга этого слушателя варит щи на газу из Сибири – не Камчатка, но что-то вроде. Подумать только, газ идет к нам по трубе длиной в 3 тысячи километров! А ближе газа уже и нет, хотя начиналась газификация Москвы с Саратовского месторождения.

Действительно большие запасы газа были на нашей планете всего в нескольких местах. В материковой Европе его мало, большая часть европейского газа была в России, сейчас он исчерпан. Тот газ, который потребляет Западная Европа, поступает, кроме как из Сибири, еще с морских месторождений Северного моря и из Алжира.

Северное море относительно теплое и мелкое, не с точки зрения морских купаний, а с точки зрения нефте– и газодобытчиков. Оно не замерзает, без айсбергов и с глубинами до 200 метров, то есть вышки ставить на дно можно. Тамошние месторождения принадлежат Англии и Норвегии. Интересно, что англичане не перерабатывают свою нефть, а гонят ее на экспорт, хотя имеют свои нефтеперегонные мощности. Но их технология приспособлена к легкой ближневосточной нефти, и англичане посчитали, что выгоднее продолжать импортировать ее, а свою экспортировать, чем перестраивать свои заводы на другой тип нефти. Неожиданное, а, значит, скорее всего очень мудрое решение.

А норвежцы сами даже не потребляют газа, в Норвегию нет газопровода с их месторождений. Он идет в Германию.

У меня часто спрашивают, как же так, почему в Норвегии высокий уровень жизни, это же северная страна! Умиляют меня демократы. Не знать, что эта страна с ее микроскопическим населением и незамерзающим морем – еще и мировой лидер по экспорту нефти и газа…

Довольно много запасов газа у Нидерландов, даже больше, чем у норвежцев (у тех, правда, шельфа больше – есть где искать).

Еще интересный момент. На протяжении многих лет я находился под воздействием пропаганды о какой-то особой расточительности советского экономического строя. Доказательством его были факелы на нефтяных месторождениях – и действительно, сколько лет горел факел на московском нефтеперегонном заводе в Капотне! Как освещали снежную равнину факелы у воркутинской железной дороги!

Каково же было мое удивление, когда на фотографии ночной Европы из космоса я увидел красные пятна в Северном море. Они были больше, чем осьминоги европейских столиц (кстати, не Париж и не Лондон из них самые яркие, а Москва). Хорошо были видны населенные и безлюдные (Альпы, Карпаты) районы. Четко заметны границы между богатыми и бедными странами – небольшая Северная Ирландия светится сильней, чем вся Ирландская Республика. Что это за красные пятна? А это факелы нефтяных платформ. Попутный нефтяной газ очень сложно утилизовать; его сравнительно мало, и строить для него газопровод или монтировать емкость смысла нет, и он химически, хоть и горюч, но очень неприятен. Агрессивен к металлу, а состав его очень сложный и переменный, и его нельзя обрабатывать по какой-то одной технологии. Поэтому и нефтяники развитой и экономной западной цивилизации этот газ просто жгут. А про какую-то особую советскую расточительность нам в данном случае просто брехали – она общечеловеческая, как горбачевские ценности. Но все равно, попутный газ – значительный резерв, и жечь его – конечно, расточительность. Успеют ли начать его полностью использовать до полного исчерпания нефти?

К сожалению, из-за сложности технологии потери газа значительны. Даже и при добыче природного газа разрыв между добываемыми и коммерческими (используемыми) объемами очень велик. Соотношение кое-где менее 40 % (в Африке). На Ближнем Востоке доля товарной добычи – около 60 %, в Западной Европе – чуть меньше 90 %, и только мы используем почти все – свыше 97 %. Остальные проценты так или иначе теряются.

Таблица 7

Но проблема в том, что газа этого в Северном море не так уж и много. На 10—15 лет, если считать вместе с алжирским.

Что является резервом?

По оптимистичным оценкам очень много газа в России. Вообще этой темы мы здесь касаемся краем, но в сведениях о газе разнобоя еще больше, чем о нефти.

Прогнозные оценки 164,8 трлн. кубометров, (правда, это те же оценки, согласно которым у нас 60 млрд. тонн нефти, те самые «13 % мировых», по другим оценкам прогнозные запасы всего мира – лишь 125 трлн. куб. м). Из этих триллионов на океанском шельфе 69,4 трлн. Напомню, что триллион кубов газа примерно эквивалентен миллиарду тонн нефти.

На суше резервы сосредоточены на Ямальском полуострове и в Гыдане.

(О. М. Иванцов, «Магистральные нефтепроводы XXI века», Ведомости МТЭА, No22, 1998 г.)

По другим данным, у нас прогнозных запасов аж 218 трлн. (Маргулов, 1996)

По данным Международного Газового Союза в мире всего прогнозных – 327 трлн, доказанные 118 трлн. (все это сравнимо с ресурсами нефти), но вот что отличается, так это то, что в год добавляется доказанных запасов 5 трлн. при добыче около 2,2 трлн. То есть, в отличие от нефти, доказанные запасы не падают, а растут.

В России доказанные запасы – от 48 до 64 трлн. кубов – то есть, видимо, существенно больше, чем нефти.

Вся эпоха газификации Советского Союза, в которой мы выросли, связана всего лишь с тремя месторождениями – но зато с гигантскими. Считается, что в России имеется еще четыре гигантских месторождения, которые просто трудно (т. е. дорого) осваивать.

Всего же в России известны 20 месторождений с запасами более 500 млрд. куб. м – всего 36 трлн. куб. м, или 75 % от доказанных запасов – в т. ч. Уренгойское, Ямбургское, Бованенковское, Медвежье, Заполярное, Харасавэйское, Оренбургское и др. Они дают 93 % добычи. Крупные месторождения выгодно обустраивать, поэтому они используются в первую очередь. Не хочу пугать – но с обустройством новых «супергигантов» есть проблемы: они в том, что нет средств, почему о повышении цен на газ говорят и хорошие люди. Без денежек нигде ничего не делается. Впрочем, на Ямале подготовлены к добыче Бованенковское, Харасавэйское, Крузенштерновское и Ново-Портовское месторождения, то есть пока еще не катастрофа.

Еще есть 115 месторождений с запасами от 30 до 500 млрд. куб – всего 10,7 трлн. куб. или 22,3 %. Остальное в совсем мелких, по нашим понятиям нерентабельных месторождениях.

Сейчас западноевропейская цена на газ – 2,7 долл на 1 млн БТЕ (британских тепловых единиц), то есть 95 долл. за 1000 куб. м. Эта цена связана с нефтяными ценами – растет и падает синхронно.

В 2010 при цене нефти 30 долл. баррель потребительская цена в Европе будет близка к 4—4,5 долларов за 1 млн БТЕ (140—158 долларов за 1000 кубометров).

В этом отношении наша страна – уникум. Если верить данным о запасах, то, когда весь мир, кроме Персидского залива, лишится топлива – у нас еще останется газ. Но тоже ненадолго – опять-таки несколько десятков лет в лучшем случае. То есть не газовая эра, а именно газовая пауза. Перед чем пауза? Вот это зависит от нас.