– Все кончилось. Расслабься и забудь.

– Хорошо, хорошо... Давай спустимся к воде.

Мерси направилась к океану. Скотч в смеси с адреналином очистил голову, но сделал ноги ватными. Они остановились у линии воды. Мерси смотрела на белоснежную пену, выбрасываемую на берег. Мимо пролетали маленькие птички.

– Ты отличный напарник, Хесс!

– И ты тоже.

– Мы хорошая команда, правда?

– Безусловно!

– Я знаю, Брайтон мечтает, чтобы я провалилась. Его скомпрометировала моя тяжба с Кемпом. Ты вроде как приставлен следить за мной, может, тебя даже просят отчитываться письменно.

– Меня назначили помогать тебе, а тебя – мне.

– Не болтай ерунды, Хесс, мне не нужны твои сказки! Всем ясно, что ты глаза и уши шерифа. Говори ему что хочешь. Я работаю над серьезным делом и продолжу начатое. Конечно, я могу совершить ошибку и упустить что-то. Но я буду стараться и не сдамся из-за тебя, Брайтона или еще кого-нибудь! Я найду Похитителя Сумочек и с чистой совестью вышибу ему мозги. А вы ищите мои недочеты, копайтесь в мелочах! Только мне не мешайте. А разборки с Филом Кемпом – моя личная проблема. Он начал грязно клеиться ко мне с первых дней моего появления в департаменте. Он схватил меня за задницу, тискал за грудь и говорил такое, что у тебя уши завянут! Я не отреагировала правильно, потому что была слишком молода. Я жутко растерялась и не знала, как поступить. Сначала я решила, что он принимает меня за рубаху-парня и просто грубо шутит. Приставания не прекращались. Через некоторое время я сделала Кемпу предупреждение. Он не воспринял его всерьез. Пару недель назад, на парковке, Фил начал нести полную ахинею о Майке и обо мне, намекая, что только он сам может осчастливить меня. Фил облокотился на мою машину, схватил меня за руку и попытался обнять. Я приставила ему пушку ко лбу и вежливо попросила отпустить меня. В этот раз Кемп послушался. Я наняла хорошего адвоката. Почему я должна прощать Фила? Мириться с его поведением? Я не хотела затевать такую передрягу. Кемп – полное ничтожество, но на короткой ноге с Брайтоном. Вот почему шериф жаждет моего провала.

Они шли вдоль мокрого песчаного берега.

– Мерси, а чего ты хочешь добиться? Увольнения Фила? Штрафа?

– Пусть чертов Кемп извинится передо мной и прекратит приставать!

– И все?

Мерси задумалась. Она сама удивилась тому, как быстро начала доверять напарнику. Ей хотелось быть предельно честной с ним.

– Сказать правду, Хесс? Теперь я не затеяла бы этого дурацкого процесса. Мне жаль, что я начала тяжбу.

Мерси надеялась, что Хесс не посоветует ей оставить все это сейчас. Он промолчал.

– Но теперь я не могу отказаться от своих слов. Кемп должен попросить прощения, иначе я уничтожу его. Обещаю! И если другие женщины захотят мне в этом помочь, я только порадуюсь. Они вправе поступать так, как считают нужным. Однако меня совсем не устраивает приписанная мне роль духовного лидера. За последние три дня я получила десять электронных сообщений с благодарностью за "первый шаг". За то, что посмела "выступить против системы". А я люблю систему! Я часть ее, как они не понимают? Мне противно скандалить с чокнутым кобелем Кемпом, но я буду презирать себя, если остановлюсь!

До Мерси донеслось пение птички, пролетавшей совсем рядом. Она пролетела мимо, как ночная тень, и исчезла из виду.

– Ты поступаешь правильно, – сказал Хесс.

– Да. И продолжу начатое. Так и передай Брайтону, если у него не хватило мозгов самому меня спросить.

– Ты ошеломила его своим поступком.

– Естественно. Кемпа я не трогала. Долгое время терпела. Предупреждала, говорила с ним. Потом приставила пистолет к виску. Хватит! Чаша переполнилась! Он получает то, что заслужил. Мне очень жаль, если мои действия расстраивают Брайтона, но больше Фила я выносить не могу.

Напарники вернулись в квартиру Хесса около одиннадцати ночи. Мерси уснула на тахте, и, когда очнулась в полночь, Хесс сварил ей кофе.

А через некоторое время он лежал на дешевой кушетке, стоявшей у окна, и посапывал. Мерси подошла к нему. Ей вновь нестерпимо захотелось потрогать его волосы.

Она приблизилась, но что-то остановило ее.

Кафедра патологоанатомии располагалась напротив столовой, в кабинете с тяжелой синей дверью.

Было утро понедельника. Хесс ждал, сидя в маленьком, плохо освещенном фойе стиля пятидесятых годов. На стенах висели старые фотографии колледжа. С некоторых снимков улыбались деканы, преподаватели и выпускники. В стеклянном шкафу хранились ценные книги о бальзамировании, в том числе семитомник "Бальзамирование человека".

Вошел заведующий кафедрой и пожал Хессу руку.

– Меня зовут Алан Боб, – представился он. – А вы, должно быть, Тим Хесс?

Широкое лицо Боба показалось Хессу очень приятным. На макушке заведующего уже образовалась заметная лысина а его улыбка выражала простодушие и лукавство. Боб предложил Тиму сесть, и тот расположился в маленьком кресле на колесиках.

Хесс задумался о том, сколько химических веществ вводят в тело человека после его смерти, а затем осознал, что еще при жизни он напичкан не меньшим их количеством. Как он мечтал вновь стать молодым! Воевать с океанскими волнами и чувствовать себя бессмертным.

– Я перейду к делу, если позволите, – сказал он.

– Валяйте! – Алан улыбнулся.

Хесс поведал обо всем: о похищенных женщинах, сумочках, внутренностях, крови и остатках формалина в почве.

Боб кивал, будто слышал всю историю еще до прихода Тима.

– Ваш преступник не бальзамирует тела, нет-нет! По крайней мере не так, как принято в Америке. Мы никогда не удаляем органы. Вы знакомы с процессом бальзамирования, мистер Хесс?

– Нет.

– Еще в древние времена тела бальзамировали во избежание распространения различных заразных заболеваний. Между нами говоря, нет ничего опаснее трупа. Во-вторых, особую роль играл внешний вид покойника. Перед похоронами его приводили в надлежащее состояние. Современный метод возник в годы Гражданской войны – тогда приходилось хоронить тысячи трупов.

– А как долго они... сохраняются?

– Тела? Три – пять суток. Иногда дольше, если того требуют обстоятельства.

– Могут ли они сохраняться в течение недель или даже месяцев?

Боб поднял брови и пожал плечами:

– Ну, пару недель еще куда ни шло. Однако слабо забальзамированный труп разлагается чрезвычайно быстро, а забальзамированный слишком сильно – почти сразу становится жестким и бесцветным.

Хесс сделал запись в блокноте. Его пальцы снова сводило, а подушечки онемели. По радио крутили старую песню Элвиса, которую Тим давным-давно слушал на пляже.

Он достал набросок портрета предполагаемого убийцы и показал его Алану. Тот долго и внимательно изучал его, а затем вернул, качая головой.

– Нет, его бы я запомнил. Такие необычные волосы и усы!

– Он никогда у вас не учился? Может, его выгоняли из колледжа?

– К сожалению, я не знаю его и вообще никогда не видел. – Боб снова покачал головой и огорченно причмокнул.

– Вы храните документацию о выпускниках?

– Да. – Боб кивнул. – И к каждому делу прилагается фотография бывшего ученика. Честно говоря, я не имею права вам их показывать, но все же готов дать запрос в архив.

– Огромное спасибо! Было бы очень полезно просмотреть фотографии выпускников за последние десять лет.

Боб снял телефонную трубку и попросил работника архива найти дела.

– Поиск займет не больше пятнадцати минут. Не хотите ли понаблюдать за интересующей вас процедурой? Трое наших воспитанников сейчас как раз на бальзамировании.

– С удовольствием.

На двери комнаты для бальзамирования висело объявление, запрещающее посторонним входить в помещение. При процессе бальзамирования разрешалось присутствовать лишь родным усопшего, персоналу и учащимся колледжа.

Хесс последовал за Аланом. Внутри ярко горел свет. Тим сразу почувствовал резкий запах альдегида.