Как многие русские барышни той поры, Лиза мечтала учиться чему-нибудь настоящему, «неженскому». Тогда это было возможно только за границей. Чтобы добиться своего, Кушелева семнадцатилетней вступила в фиктивный брак с неким Михаилом Томановским — благодаря Чернышевскому такие союзы тогда были в моде.

Но оказавшись в Европе, девушка увлеклась не учением, а социалистической идеей. Вступила в русскую секцию Интернационала, пожертвовала на дело светлого будущего свое немаленькое наследство — шестьдесят тысяч рублей. Потом отправилась в Лондон к Карлу Марксу и вошла в ближний круг главного гуру социалистов.

Когда в Париже произошла первая в истории коммунистическая революция, Маркс отправил наблюдать за историческими событиями двух эмиссаров, одним из которых была Елизавета Томановская. В Париже, чтобы не компрометировать законного супруга, она взяла псевдоним «Дмитриева». Но одним наблюдением не ограничилась.

Еадр из фильма «Зори Парижа»

Имя Елизаветы Дмитриевой упоминается во всех книгах, посвященных Парижской Коммуне. Вместе с легендарной Луизой Мишель юная русская барышня (ей было всего 20 лет) создала и возглавила революционную организацию женщин. Пять тысяч коммунарок сражались на баррикадах вместе с мужчинами. Во время одного из последних, самых кровавых боев Дмитриева была тяжело ранена. Ее унесли с баррикады, спрятали от версальцев и позднее переправили за границу.

На этом иностранные авторы обычно заканчивают рассказ о героической «княгине Элизабет» (раз богатая русская — то, разумеется, princess, как же иначе?). Ее дальнейшая судьба им неизвестна.

И очень хорошо, что неизвестна.

На имя Елизаветы Томановской я впервые наткнулся, когда готовился писать повесть «Пиковый валет» и изучал судебное дело «червонных валетов» — шайки ловких аферистов, которые в семидесятые годы весело и изобретательно потрошили московских богатеев. Один из главарей шайки, сын тайного советника Иван Давыдовский, называет эту женщину своей гражданской женой и ходатайствует, чтобы ей разрешили отправиться за ним в Сибирь.

Тогда-то и выяснилось, что парижская революционерка Дмитриева, про которую я слышал еще в школе (тогда как раз пышно отмечалось 100-летие Коммуны), и сожительница осужденного мошенника — один и тот же человек.

Не знаю, как произошла эта метаморфоза. Участница Интернационала, подруга Маркса, одна из заметнейших фигур Парижской Коммуны забыла про освобождение пролетариата, про мировую революцию и связала свою жизнь с жалким проходимцем.

«Жалким» — потому что Давыдовский был субъектом преотвратительным. Он обошелся со своей самоотверженной возлюбленной гадко. Пока был на свободе и при деньгах, держал на положении любовницы, хоть она и родила ему двух дочерей. Зато когда оказался за решеткой, сразу предложил руку и сердце. Четверть века Елизавета прожила с ним в сибирской глуши. «Политические» не желали иметь с ней дела, поскольку она была женой презренного уголовника. Бывшая «княгиня Элизабет» пыталась заниматься мелочной торговлей, изготавливала какие-то кондитерские изделия, завела корову. Ради того чтоб не оставлять мужа, пожертвовала образованием дочерей. Давыдовский всё это принимал как должное. Но, отбыв срок ссылки, немедленно бросил семью и вернулся в европейскую Россию один.

Конец жизни Елизаветы Давыдовской теряется в сумерках. Судя по адресной книге, накануне революции она жила в Москве с дочерьми, которые, очевидно, досидели в Сибири до стародевичества. Год смерти Дмитриевой-Давыдовской неизвестен.

Краткое резюме этой непоследовательной жизни выглядит так: жила-была прекрасная и прекраснодушная девушка незаурядной смелости и силы, мечтала построить царство справедливости и даже приступила к осуществлению этого грандиозного прожекта, но — любовь зла — полюбила рогатого козла и потратила свою драгоценную жизнь на служение этому несимпатичному животному.

Какая горькая потеря. Какая безрассудная растрата.

И дело, конечно, не в коммунистической идее (пропади она пропадом), а в том, что большой человек разменялся на мелочи. Променял Большой Мир на малый, да и тот оказался пшиком.

В общем, как-то так относился я к этой грустной и даже оскорбительной истории.

А сейчас вдруг подумалось: что если Елизавета была вопреки всему счастлива со своим моральным уродом? И четвертьвековые тяготы были ей в радость?

Масштабный человек остается масштабным, даже если сворачивает с широкого тракта на глухую тропинку. Если сражается за справедливость — так до тех пор, пока не унесут с баррикады без сознания. А если полюбит — то пожертвует ради любимого всем, не считая это жертвой, и никогда ни о чем не пожалеет.

Одно дело — ехать в Сибирь женой декабриста или народовольца. А женой «червонного валета»? Пожалуй, здесь потребовалось еще большее величие души.

Не буду больше обижаться за Елизавету Дмитриеву. Она всё равно прекрасная.

Считайте этот текст поздравлением с праздником.

Окончательно это понял, прочтя книгу Льюиса Коэна «Анекдоты о Наполеоне».

В юности, помню, меня возмущала гадливость, с которой Толстой описывает Бонапарта в «Войне и мире» («Дрожание моей левой икры есть великий признак» и т. п.). Я считал, что Лев Николаевич к великому человеку несправедлив.

А теперь думаю, что очень даже справедлив. Толстой безошибочно определил несущую конструкцию, на которой крепилась эта личность: патологический эгоцентризм и абсолютное презрение к людям. «Для человека моего склада миллион жизней — сущая чепуха», — признался Наполеон однажды Меттерниху.

Слово «анекдоты» в названии книги употреблено, разумеется, в своем изначальном смысле — короткие примечательные истории. Составитель не стремится изобразить фигуранта в положительном или отрицательном свете, а просто излагает в хронологическом порядке взятые из разных мемуаров и документов факты, не отделяя значительное от мелкого. В те времена (книга впервые издана в 1925 году) этот жанр был в моде. Нам он лучше всего известен по замечательным коллажам В. Вересаева («Пушкин в жизни», «Гоголь в жизни»).

Неструктурированность отбора, отсутствие каких-либо фильтров придают портрету жизнеподобие и красочность. Человек раскрывается гораздо ярче, чем в самой добросовестной биографии, где неминуемо сказывается позиция автора текста.

Каким же выглядит Наполеон в жизни?

На мой вкус — омерзительным.

Безапелляционность его суждений-вердиктов обо всем на свете свидетельствует не только о фантастически раздутом самомнении, но и о поразительной ограниченности.

О Шекспире сей знаток изящной словесности заявил: «Его пьесы не заслуживают прочтения, они презренны и даже хуже того».

Галантным он был только на картинках

Об Иисусе изрек: «Конечно, никакого евангельского Христа не существовало. Был какой-то еврейский фанатик, вообразивший себя Мессией. Таких приканчивают повсеместно, во все времена. Мне и самому доводилось их расстреливать».

Вот мнение Корсиканца о женском поле: «К женщинам не следует относиться как к равным, ибо это лишь машины для производства потомства. Лучшая из женщин — та, у которой больше всего детей».

О взаимоотношениях Наполеона с прекрасной половиной человечества сохранилось множество рассказов, в том числе весьма сочных. Достигнув верховной власти, Бонапарт часто обходился с дамами невероятно оскорбительным образом.