– Бурная личная жизнь его отца ни для кого не была секретом, – серьезно заметил коронер.

Я кивнул, вспоминая портрет мистера Стоунекса-старшего и слова старика о его наклонности к беспутству.

– Я подозреваю, что брат имел над ним некоторую власть и занимался шантажом.

– Вы хотите сказать, что покойный обманул его с наследством?

– Возможно. Предположим, мать старшего брата еще была жива, когда отец вступил в брак с матерью мистера Стоунекса и его сестры; зная об этом, старший брат мог бы доказать, что прочие дети – незаконные, и имел бы больше прав на отцовское наследство, чем они. Быть может, он долгие годы шантажировал покойного. Как бы то ни было, согласно моим догадкам, мистер Стоунекс проговорился о его предстоящем приходе и тем ускорил трагедию.

– Так вот почему мистер Стоунекс так внезапно перенес время чаепития? – предположил коронер.

– Именно. Более того, подозреваю, что старый джентльмен перед приходом брата искал какую-то потерянную вещь или документ, а то, что он сказал относительно отчета о смерти Фрита, было не более чем предлогом, объясняющим беспорядок в доме.

– Это очень остроумно и весьма убедительно, – заключил коронер, и я был вознагражден согласным шепотом в зале и на скамье присяжных. Я увидел, как улыбнулся мне Слэттери, а доктор Локард, не вставая со стула, взволнованно подался вперед.

– В пользу этой теории говорит еще одно воспоминание. Перед нашим уходом мистер Стоунекс обыскивал футляр старинных часов. Он что-то оттуда вынул, не дав мне взглянуть на находку. Теперь, задним числом, я догадываюсь: он нашел то, что искал.

– И что, по-вашему, это было?

– Вероятно, завещание.

Произнеся это, я краешком глаза увидел, как доктор Локард начал оживленно шептаться с адвокатом, сидевшим рядом.

– Странно, что ему пришлось обшарить весь дом в поисках собственного завещания.

– Он был стар и, возможно, сделался рассеянным.

– Но зачем бы оно ему понадобилось так срочно?

– Нельзя ли мне будет изложить до конца свою гипотезу, а по ходу дела дать и ответ на ваш вопрос?

– Конечно, доктор Куртин.– Коронер вежливо кивнул.– Как вы видите, суд затаив дыхание следит за этой – возьму на себя смелость так сказать – впечатляющей демонстрацией ваших криминалистических талантов.

– Спасибо, мистер Аттард. Чтобы объяснить свои предположения, я вернусь к записи мелом на школьной грифельной доске, о которой говорил Перкинс майору. Я могу подтвердить его слова, потому что сам ее видел.

В зале раздались изумленные возгласы.

– Вы прочли это послание, доктор Куртин?

– К несчастью, нет. Я просто видел, как мистер Стоунекс с рассеянным видом что-то стирал. Я не упоминал об этом прежде, потому что совершенно забыл и вспомнил только полчаса назад, после того как услышал о надписи от задержанного.

– Значит, вы допускаете, что Перкинс говорит правду?

– Да. Я верю, что мистер Стоунекс приготовил пакет и доверил его Перкинсу, написав послание мелом на доске.

– Ага! – воскликнул коронер.– Я начинаю постигать вашу мысль. Он так поступил, чтобы брат – а он и был той таинственной личностью, которая упоминалась в послании, – мог забрать пакет у Перкинса?

– Нет, мистер коронер. Чего ради такие сложности? Если брат должен был явиться в тот же день, почему бы просто не передать ему пакет из рук в руки?

– Его поведение для меня загадка. Но одно мне становится ясно: вы намекаете на то, что мистера Стоунекса убил этот самый таинственный брат.

– Нет-нет, мистер коронер, как раз нет. Моя версия покажется еще более странной.

Наградой за эти слова послужили изумленные вздохи публики.

– Вы меня поражаете, доктор Куртин. Я думал, ваша версия объяснит все факты. Если старый джентльмен был убит своим законным братом, тогда мотивом, несомненно, послужило желание завладеть наследством.

– Как историк, я приучен не верить очевидному, мистер коронер. Данная версия, разумеется, приходила мне в голову, но она не объясняет главные загадки, а именно: зачем мистер Стоунекс дал Перкинсу пакет с банкнотами, запятнанными кровью, зачем преступник без всякой необходимости взялся за топор, зачем старый джентльмен перерыл до нашего прихода весь дом, зачем он так пристально следил за временем, зачем так неожиданно перенес дату чаепития. Из всех этих загадок самая удивительная – изуродованное лицо трупа, и я, как мне кажется, могу разрешить ее таким образом, что все остальные прояснятся сами собой.– Я сделал паузу, чтобы дождаться полной тишины, – риторический прием, в совершенстве освоенный за долгие годы преподавательской работы.– Мотив я усматриваю только один: помешать опознанию тела.

Я видел, как публика и присяжные стали обмениваться изумленными взглядами.

– Однако тело было опознано как принадлежащее мистеру Стоунексу.

– Убитый, без сомнения, был одет в его платье и походил на него возрастом, статью и общим обликом. И все же, раз лицо было намеренно изуродовано до неузнаваемости, значит, тело не принадлежит мистеру Стоунексу.

Коронер вылупил на меня глаза. Ему пришлось потрясти колокольчиком – настолько громким сделался шум в публике. Я заметил, как Слэттери схватил Остина за руку и зашептал что-то ему на ухо.

– Бога ради, чье же оно в таком случае?

– Чье же, если не человека, похожего на мистера Стоунекса и близкого ему по возрасту, то есть его брата?

Публика разинула рты.

– Пожалуйста, продолжайте, доктор Куртин.– Коронер покачал головой.– Честно говоря, я не знаю, что и думать.

– Брат явился после нашего с мистером Фиклингом ухода. Возможно, он вошел через заднюю дверь в то самое время, когда несчастный Перкйнс стучал в парадную. Я предполагаю, что мистер Стоунекс его задушил.

Несколько секунд продолжалась ошеломленная тишина, затем публика снова зашумела. Коронеру пришлось постучать по столу, и только после этого я смог продолжить:

– Мистер Стоунекс надел на убитого свое платье и затем изуродовал ему лицо.

– Но, доктор Куртин, я просто-напросто не понимаю, что за резон ему был так поступить.

– Тут я возвращаюсь к завещанию. Зачем мистеру Стоунексу понадобилось найти его и уничтожить? Чтобы имущество не перешло к фонду собора. Если завещание не будет найдено, наследником станет ближайший родственник.– Я торжествующе помедлил.

– Я, наверное, туп, но мне никак не уследить за вашей мыслью.

– Кто его ближайшая родня, как не брат? Он вознамерился выдать себя за своего брата и предъявить права на наследство.

Зрители молчали. Кое-где послышалось хихиканье, но оно быстро стихло. Мистер Аттард смотрел на меня широко открытыми глазами.

– Он рассчитывал вернуться, замаскировавшись под собственного брата?

– Именнотак.– Еще не закончив, я понял, насколько нелепа эта идея. Однако она очень многое объясняла. Я не сомневался, что без перевоплощения дело не обошлось.

В публике послышался сдавленный смех.

– А как насчет его сестры? Ее претензии более основательны: их родство признано законом.

– Я предполагаю, что ее нет в живых. Или, если старший брат располагал доказательствами того, что его сводные брат и сестра незаконнорожденные, мистер Стоунекс сможет оспорить ее права на наследство.

Во взгляде коронера читалось изумление. Тут поднялся с места мистер Торрольд.

– Как юрист, ведущий имущественные дела усопшего...– Он помедлил и улыбнулся мне.– Надо было сказать, предполагаемого усопшего, так как на этот счет возникли сомнения. Так вот, как юрист я обязан сказать: хотя я не усматриваю пока основательных причин сомневаться в принадлежности найденного вчера тела моему покойному клиенту, мистеру Стоунексу, тем не менее по этому вопросу должна быть достигнута полная ясность, и потому я предлагаю, чтобы вызвали для дачи показаний его личного врача.– Мистер Торрольд сел.

– Я как раз это и намеревался сделать, мистер Торрольд.– Голос коронера прозвучал слегка раздраженно. – Установить личность погибшего – первое требование к дознанию.