У принцессы была верная служанка, состоявшая при ней, по словам принцессы, с тех еще пор, когда она была ребенком. Пока принц ждал на большой кровати с отвернутым пологом, служанка раздела свою госпожу перед окном, откуда струился лунный свет. Сначала служанка сняла ожерелья и браслеты, потом туфли; распустила золотистые косы, расстегнула пояс и позволила корсажу упасть на пол, а принц все смотрел и не мог насмотреться на красоты, которые ему открывались. Под конец она стащила через голову госпожи сорочку, и новобрачная предстала перед супругом без всяких нарядов, но оттого еще более прекрасная. Вообразите себе, что чувствовал принц, когда его горящий желанием взор медленно спускался со стройной шеи на пышную грудь, потом на гладкий живот и остановился наконец в самом низу, где нашел след ожога в форме его собственных губ.

Вскочив с кровати, принц прижался спиной к двери – даже стоя на поляне и ожидая с завязанными глазами приближения чудища, он не был так испуган.

Опечаленная принцесса поведала принцу, что злая ведьма заколдовала ее, осудив скитаться по лесу и убивать и пожирать тех, кто будет искать ее руки. С помощью обжигающего поцелуя принц победил ее и снял заклятие. Принцесса сказала, что любит его: он ведь ее спаситель, а кроме того, он молод, красив и храбр.

От ужаса и удивления принц не мог раскрыть рот; тогда в разговор вступила служанка и поведала принцу, что она – та самая старая женщина, которую он видел в лесу. Ей было поручено встречать на пути к поляне всех женихов, чтобы выяснить, заслуживают ли они помощи. Кроме самого принца, все они оказались недостойны, потому что угрозами отнимали у старухи провизию. Все как один понадеялись на свою молодость, силу и оружие, но не смогли одолеть чудище. Только ему был открыт секрет, как противостоять чарам, и у него достало мужества последовать полученному совету. Надев на глаза повязку, он спас себя, иначе бы он застыл, поддавшись очарованию принцессы, а прежде всего ее прекрасныхглаз, когда она приближалась к нему, нагая и испускающая трупный запах.

Служанка закончила свою речь словами, что честность и храбрость помогли принцу снять с принцессы заклятие, а теперь он должен принять ее как свою супругу. Принц никак не мог прийти в себя; с трудом открыв рот, он ответил отказом. Он не сможет взять в жены чудище, которое убивало и пожирало людей. Распахивая дверь, он обещал поднять тревогу и открыть всем обитателям замка, что чудище, долгие годы бродившее по лесу, это не кто иной, как принцесса.

Но служанка со смехом возразила, что ничего он этим не добьется: в замке и без того всем известна правда. А теперь все радуются тому, что ужасные чары, от которых так долго страдало все королевство, сняты.

Принц остановился, не зная, как поступить дальше. Тем временем принцесса, все время взиравшая на него с любовью, сказала, что служанка ему солгала. Она и есть та колдунья, которая наложила заклятие и заставила принцессу убивать женихов. Чары еще не сняты окончательно, для этого нужно, чтобы принц, зная все о принцессе, согласился от чистого сердца назвать ее своей супругой. Если он ее отвергнет, заклятие вновь возымеет силу и принцесса возвратится в лес. Едва замолкнув, она, прикрытая только своими длинными золотистыми волосами, медленно стала приближаться к принцу.

Он поднял руку, чтобы ее остановить. Служанка с улыбкой подтвердила слова принцессы.

– Я та колдунья, которая наложила на принцессу заклятие, – сказала она.– А твой поцелуй потому причинил ей такую боль, что заставил вспомнить о человеческой любви, каковую принцесса отвергала, пока жила в лесу и питалась трупами. Теперь ты должен решить, примешь ты ее в жены или отвергнешь.

По-прежнему не способный разомкнуть уста, принц помотал головой.

Тогда колдунья рассмеялась и спросила:

– Не желаешь ли, чтобы я вернула оружие, которое ты отдал мне в лесу?

– Да! – воскликнул принц.

Колдунья залилась смехом, и в тот же миг комната и обе женщины начали постепенно таять в воздухе. Когда исчез и замок, принц почувствовал, что падает, и свалился наконец на мягкую подстилку из листьев. Вокруг снова оказался лес. В лунном свете принц узрел на себе кольчугу, при нем были и меч с кинжалом, а рядом валялся щит. Оглядевшись, принц обнаружил сокола и собаку, а конь стоял в нескольких шагах, встряхивая гривой и нервно раздувая ноздри. Тут же юный принц заметил, что его напугало: вокруг простиралась большая поляна, усеянная человеческими останками, а у далекой опушки, в слабом лунном свете, возникла и стала приближаться какая-то фигура.

Я родился в Хайдарабаде, где мой отец служил в индийской армии офицером. Едва мне исполнилось двенадцать, родители решили послать меня на обучение в Англию – не только потому, что климат там здоровее и школы, как принято считать, лучше, но и по причине некоторых трудностей, которые они испытывали в Индии. Ввиду тех же обстоятельств средства у них были очень ограниченны, и меня, не лишенного музыкальных способностей (весьма скромных, как выяснилось впоследствии), определили в хористы, поскольку в этом случае за мое обучение и содержание не приходилось платить.

Детей в эту школу принимали обычно с семи или восьми лет, и к двенадцати годам у них уже завязывались прочные дружеские союзы, куда новичку вроде меня доступ был заказан. Я был, наверное, странным мальчишкой – с усвоенными в Индии привычками и не по годам задумчивым, чему сложные домашние обстоятельства только способствовали. В семье я остался единственным ребенком, с тех пор как в возрасте трех лет умерла от желтой лихорадки моя младшая сестра (мне самому было тогда восемь). Я любил ее без памяти, и ее смерть, а также другие семейные невзгоды (последствия которых я испытал на себе) наложили на меня, и без того склонного к меланхолии, печать недетской серьезности; в результате ребяческие увлечения моих сверстников оказались мне чужды. На половине летнего триместра я убедился в том, что темой дня в школе является крикет – игра, к которой у меня не было ни способностей, ни интереса. Я начал сильно заикаться – возможно, потому, что чувствовал себя несчастным изгоем. (По крайней мере, не помню, чтобы я заикался до того, а если у меня и был этот недостаток, то в Индии, где я бойко болтал со своей няней на хиндустани, никто его не замечал.) Другие мальчики стали еще больше меня третировать, я все реже открывал рот и пользовался любой возможностью, чтобы остаться в одиночестве. Когда им надоедало мучить насекомых или гонять кошек, они принимались за меня; доводить меня до бешенства было их любимым занятием, так как из-за сильного заикания мои попытки постоять за себя вырождались в клоунаду.