Теперь никто не мог больше отрицать этого. Слишком ярким было пламя, которое горело на другом берегу реки.

Но не только сэр Вальтер и его племянник видели огненный знак этой ночью. Таинственные фигуры, которые спрятались внизу на берегу среди деревьев, тоже видели его — фигуры, одетые в скромные рясы монашеского ордена.

Пробуждение было странным. Когда Мэри Эгтон открыла глаза, она не сразу узнала, где находится. С удивлением она огляделась в покоях, чьи стены были выложены из холодного, обтесанного камня. Высокий потолок был забран темным, почти черным деревом, стены затянуты коврами, изображающими сцены средневековой охоты. Два деревянных украшенных резьбой шкафа вместе с комодом и большим зеркалом составляли обстановку. На вырезанной из дубового дерева вешалке висело платье из серебристо-серой камчатой ткани, абсолютно незнакомое ей, пока она не припомнила, что надевала это платье вчера вечером на обед. На самом деле оно не принадлежало ей, но Элеонора Ратвен, которая одолжила его, настояла на том, чтобы снабдить Мэри одеждой, пока она не приобретет собственные платья.

Мэри чувствовала учащенное биение собственной крови в жилах. Она беспокойно пульсировала по ее телу, словно Мэри чего-то ужасно испугалась.

Потом, словно занавес постепенно отодвигался, к ней постепенно возвращалось воспоминание о сне прошлой ночи. Картины из сна были такие живые и яркие, словно были реальностью. Мэри вспомнила о молодой женщине — Гвенн — и ее брате Дункане, будто они стояли перед ней. Словно она на самом деле стала свидетельницей разговоров, которые вели оба.

Но это было не все.

Мэри также вспомнила чувства молодой женщины, словно они были ее собственными: сперва отчаянная надежда, что отец скоро вернется домой, потом разочарование, печаль, и наконец, когда услышала, как ее брат говорит о лжи и предательстве, — ужас и затаенное предчувствие грозящей опасности.

Странно… Подобного сна Мэри никогда не видела прежде. Хотя ей часто снились яркие сны, она никогда не наблюдала во сне картины, которые были настолько приближены к реальности. Она чувствовала грубый ветер, который обдувал стены замка, землистый запах Хайлэндса. И все еще у нее оставалось впечатление, что она действительно встречала Гвеннет и ее брата.

Мэри посмеялась над собственной неразумностью, конечно же, это было совершенно невозможно. Как видения из сна могли быть реальными? Она явно все выдумала себе. То, что она видела, было миражом, и это можно было легко объяснить: еще накануне Мэри читала в историческом романе сэра Вальтера Скотта об Уильяме Уоллесе и освободительной борьбе шотландцев. И не она ли перечитывала во время поездки в Ратвен главу о битве под Стерлингом? Не читала ли она, как многочисленные представители кланов сложили свои головы, что, в свою очередь, привело к упадническому настроению в рядах шотландской знати, так как многие верили, что Уоллес сам стремится получить корону и править кланами?

Конечно!

Хотя Мэри часто читала книги и с удовольствием погружалась в миры, которые создавали писатели с помощью прекрасных слов, она была достаточно разумным человеком и знала, что всему можно дать рациональное объяснение. В этом случае оно лежало на поверхности: загадочный сон был результатом ее занятий по изучению шотландской истории. То, что он был настойчив сверх меры, возвращало Мэри обратно к событиям прошлого дня, к ее прибытию в замок Ратвен и прохладному приему Элеоноры.

Возможно, говорила она себе, вчера вечером она слишком устала, чтобы суметь оценить свою новую родину. Наступил новый день, и, возможно, уже сегодня все будет выглядеть по-другому. Как-никак она впервые увидит своего мужа, подле которого ей суждено провести всю оставшуюся жизнь.

Эта мысль не пугала ее больше, как пару дней назад. Словно ей передалось немного от того величия, которое исходило от этой далекой страны и ее жителей, Мэри вдруг почувствовала глубокое внутреннее спокойствие. Она откинула одеяло, выскользнула из кровати и подошла босыми ногами к окну.

Каменный пол был холодным, но она едва замечала его холод; ее согревало внутреннее тепло, которое исходило от того странного сна. Необъяснимое ощущение быть частицей огромного целого наполнило Мэри на один миг глубоким внутренним умиротворением, как на пересечении границы в Пограничном крае, когда она взглянула на луга и поля Лоулэндса.

Ощущение исчезло в тот же миг, когда она выглянула из окна и увидела серые стены и башни замка Ратвен, пересекающие голубое небо, и суровый пейзаж. Солнце уже поднялось, но ни один из его лучиков не упал в комнату Мэри; да и замковый двор выглядел так же, как и день назад, мрачным и темным, и была видна только пара слуг и несколько горничных. Можно было почти поверить, что жизнь и свет обошли стороной это старое нагромождение стен, но, конечно же, Мэри знала, что это только игра воображения.

Замок Ратвен просто оказался не таким, каким она ожидала его увидеть, особенно если сравнивать с имением Вальтера Скотта Абботсфордом, — не окаменевший романс, а замурованная могильная песня. Там цвели цветы, царили свет и приветливость, а здесь все казалось чужим.

Мэри поймала себя на мысли, что хочет вернуться в Абботсфорд, и она считала себя глупой девицей, которая предалась мечтаниям. Хотя и этому виной мог быть странный, постоянно повторяющийся сон. Очевидно, он еще больше запутал ее, чем она сама хотела признать.

С усилием воли она прогнала от себя воспоминания и всецело предалась настоящему. Не прошлому нужно уделять внимание, а будущему. Действительности, а не сновидениям.

Китти помогла Мэри одеться и причесаться к завтраку. Даже в Эгтоне Мэри не привыкла выходить в платье из камчатой ткани уже к первой трапезе дня. Но для Ратвена, похоже, это было делом обычным, и она хотела показать, что ценит и уважает порядки ее нового дома.

Элеонора заявила, что Мэри ровно в девять часов проводит один из слуг. Еще не пробили напольные часы, как робко постучали в дверь комнаты.

— Леди Эгтон?

— Да? — спросила Китти через дверь.

— Госпожа звала к завтраку.

По кивку Мэри Китти открыла дверь. Снаружи стоял слуга, одетый в черную ливрею с серебряными обшлагами. Мужчина около сорока лет, с жидкими волосами и кривым носом. Но прежде всего Мэри бросилось в глаза то, что он держался странно согнуто, как тот, кто боится, что в любой момент над ним может разразиться страшное несчастье.

Униженно он опустил взор и наклонился еще ниже.

— Эгтон, — повторил он приглашение, — к завтраку. Соблаговолите проследовать за мной.

— Охотно, — сказала Мэри и улыбнулась. — Как тебя зовут, друг мой?

— С..Самюэль, — украдкой был дан ответ. — Но мое имя не имеет значения, миледи. Моя работа заключается лишь в том, чтобы сделать выносимым для вас мое недостойное присутствие.

Тон, которым он это произнес, и взгляд серых глаз вызывали жалость. Китти тихонько захихикала, и Мэри тоже не сумела скрыть ухмылку.

— Я готова с радостью следовать обычаям и традициям, которые сложились здесь, в замке Ратвен, — сказала она, — но я не могу поверить, что запрещено называть слугу по имени, дорогой мой Самюэль. Итак, не бойся, а покажи-ка мне лучше дорогу в комнату, где накрыто к завтраку.

— Как пожелаете, миледи, — ответил слуга, снова поклонился и снизу вверх украдкой посмотрел на Мэри. — Береги вас Бог, миледи.

С этими словами он повернулся и покинул комнату. Мэри последовала за ним. Китти осталась. Она уже позавтракала час назад с другими камеристками и горничными.

Самюэль вел Мэри по длинному, выложенному природным камнем коридору. Так как нигде не было окон, то даже днем здесь горели свечи, распространявшие мрачное дрожащее сияние.

— Куда ведет этот проход, Самюэль? — спросила Мэри, когда они пересекли другую галерею, лестница которой круто поднималась вверх.