— В покои лэрда, — ответил слуга с опаской. Взгляд выдавал его замешательство.

— Тогда он уже вернулся с охоты? — спросила Мэри, которая вспомнила, что дверь в галерее накануне была заперта.

— Да, миледи. Охота была удачной. Лэрд наконец подстрелил оленя, которого преследовал уже так давно.

— А эта дверь? — спросила Мэри, когда они прошли следующий проход.

Снова слуга взглянул неуверенно.

— Миледи должна простить мой вопрос, но вас еще не водили по замку?

— Нет. — Мэри покачала головой. — Я лишь вчера прибыла сюда.

Казалось, Самюэль вздохнул с облегчением.

— Та дверь, — сказал он потом, — ведет к восточной башне. Но открывать ее не разрешается. Лэрд запретил делать это.

— Почему? — спросила Мэри, пока они медленно шли дальше.

— Миледи не должна задавать мне такие вопросы. Я всего лишь простой слуга и не знаю всего.

Мэри улыбнулась.

— Во всяком случае, ты знаешь больше, чем я, Самюэль. Я здесь чужая и благодарна любой справке.

— И все же я прошу вас, миледи, спрашивайте не меня, а лучше кого-нибудь другого. Того, кто заслуживает вашего доверия.

Было очевидно, что слуга не хотел говорить, и Мэри не хотела принуждать его к этому. Она молчала в течение всего пути, который вел по каменной винтовой лестнице в нижние этажи, где находились зал и столовая замка.

Помещение, в котором накрыли к завтраку, было вытянутым, с высоким потолком, поддерживаемым тяжелыми балками, под которым висела большая железная люстра с подсвечниками. Через высокое окно на противоположной стене падал бледный утренний свет, и можно было разглядеть крепостные стены и бледно-зеленые холмы Хайлэндса, затянутые туманом так же, как и накануне вечером. В камине потрескивал боязливый огонь, и он не мог прогнать ледяной холод, охвативший Мэри, когда она вошла в помещение.

За длинным столом, занимавшим середину комнаты, сидели мужчина и женщина. Женщину Мэри уже знала: это была Элеонора Ратвен, хозяйка замка. Мужчиной, судя по всему, был лэрд Малькольм Ратвен, будущий супруг Мэри.

Мэри не знала, что должна сказать, когда в первый раз увидела мужчину, с которым должна прожить остаток своей жизни.

Малькольм был ее ровесником, но его коротко подстриженные пепельно-черные волосы уже поредели. Его кожа была такой же бледной, как и у его матери; вообще лэрд унаследовал аскетическое сложение Элеоноры: такой же узкий рот, одинаково высокие скулы, одинаково глубоко сидящие глаза. Даже буравящий, пронизывающий взгляд у матери с сыном был один и тот же — он встретил Мэри с двойной силой, когда она вошла в комнату.

— Доброе утро, дитя мое, — поприветствовала ее Элеонора с благожелательной улыбкой. — Как видишь, я не обманула тебя в своих обещаниях. Это Малькольм, лэрд Ратвен и мой сын, твой будущий супруг.

Мэри склонила голову и сделала поклон, как того требовал этикет.

— Что я тебе говорила, сын? — услышала она вопрос Элеоноры. — Разве она не такая, как я тебе обещала? Совершенная молодая дама и исключительная красавица?

— Да, она действительно такова. — Малькольм поднялся и подошел к Мэри; он протянул ей руку в знак приветствия. Наконец они могли взглянуть друг другу в глаза, и в глубине души Мэри ужаснулась тому, что эти глаза, в которые она заглянула, принадлежали абсолютно чужому ей человеку.

Не то чтобы она ожидала чего-то другого, в конце концов, сегодня она впервые увидела Малькольма Ратвена. Но крохотная, безудержно романтическая нотка ее (возможно, та, которая так сильно любила книги Вальтера Скотта) надеялась, что во взгляде Малькольма Ратвена она распознает хотя бы малейший намек на доверие и симпатию.

Но там не было ничего.

Мэри увидела в стальных голубых глазах холод, хотя будущий супруг прилагал все усилия, чтобы смягчить впечатления вежливыми словами.

— Я должен сказать, — заметил Малькольм с легкой улыбкой, — что моя матушка не преувеличивала. Вы действительно красавица, Мэри. Даже красивее, чем я осмеливался себе это воображать.

— Вы очень великодушны, многоуважаемый лэрд, — смущенно ответила Мэри. — Конечно, моей скромной надеждой было снискать ваше расположение. Но теперь, когда я знаю, что это так, я испытываю большое облегчение, потому что я боялась не соответствовать вашим ожиданиям.

Малькольм холодно улыбнулся. — Тогда мы оба испытывали подобные опасения, — сказал он. — Моя матушка имеет обыкновение хвастаться моими достоинствами, поэтому стало почти невозможно считать ее хвалебные гимны справедливыми.

— Будьте уверены, что вы не разочаровали меня, — вежливо ответила Мэри и ответила ему улыбкой. Пожалуй, первое впечатление, которое у нее сложилось о нем, все же обмануло ее.

— Прошу, зовите меня по имени. Между женихом и невестой не должно существовать формальностей. Меня зовут Малькольм. И теперь будьте добры и составьте моей матушке и мне компанию за завтраком.

— Охотно, — ответила Мэри и заняла место на другом конце стола, где для нее был поставлен прибор. Подошла служанка, налила ей черный чай и принесла тосты с конфитюром.

Хотя у Мэри был волчий аппетит, вызванный долгой поездкой, она удержалась от того, чтобы много есть. Она ограничилась тем, что намазала крохотный ломтик хлеба и откусила только маленький кусочек, гораздо с большим удовольствием она бы позавтракала у камеристок с Китти, где подавалось масло и сыр.

Наступило мучительное молчание, и Мэри видела, как Элеонора метала своему сыну красноречивые взгляды.

— У вас было приятное путешествие? — натянуто поинтересовался Малькольм.

— К сожалению, нет, — ответила Мэри. — Недалеко от Селкирка на мою карету напала шайка разбойников с большой дороги. Мой кучер погиб при этом, а моя камеристка и я были на волосок от гибели.

— Это неслыханно! — Малькольм Ратвен ударил кулаком по столу. — Я сыт по горло этими историями. Сегодня же я отправлю письмо правительству, в котором потребую более жестких мер для этих подлых крестьян. Не стоит и предполагать, что могло с вами произойти, дорогая Мэри.

— Успокойтесь, милый Малькольм, со мной ничего не случилось. На мое счастье, на месте оказались храбрые мужчины, которые спасли жизнь мне и моей камеристке. Как выяснилось, одним из моих спасителей был не кто иной, как сам сэр Вальтер Скотт.

— Вальтер Скотт? — Малькольм поднял брови. — Я должен знать этого человека? Очевидно, он из благородных?

— Верно, и даже не в привычном смысле, — сказала Мэри. — Сэр Вальтер — великий писатель, который заставляет снова возрождаться прошлое нашей страны в великолепных романах. Даже при дворе в Лондоне читают его книги, впрочем, он слишком скромен, чтобы предстать там в качестве создателя своих произведений.

— Книги. — Малькольм сделал такое лицо, словно он проглотил лимон. — Должен признать, моя дорогая, что я не слишком знаю, как с ними обращаться. Книги, должно быть, хороши для ученых и тех, слишком кто стар и ленив, чтобы самому переживать великие события. Сам я предпочитаю славу собственных деяний игре воображения какого-то фантазера.

Мэри откусила следующий кусочек хлеба с конфитюром и должна была очень медленно жевать его, чтобы не выдать, как больно ее задели эти слова. Одним махом Малькольм оскорбил не только сэра Вальтера и его труд, но и обвинил косвенно ее саму в бездействии и лености, довольно серьезно, если учитывать, что они только что познакомились друг с другом.

Возможно, Мэри могла бы и не ответить на слова лэрда Ратвена, но он настойчиво желал услышать ее реакцию.

— Как вы считаете, моя дорогая? — спросил он. — Не разделяете ли вы того же мнения, что мужчине знатного происхождения подобает самому добывать славу, нежели подражать приключениям выдуманных героев?

— Не все герои сэра Вальтера Скотта выдуманные, — возразила на это Мэри. — Один из его самых знаменитых романов посвящен, например, Робу Рою.

— Вору и преступнику? — с ужасом спросила Элеонора.

— Вор и преступник он всегда лишь в глазах англичан. Скотт же представил его как героя и борца за свободу, который противостоит несправедливости, которую совершили по отношению к нему и его семье.