17 сентября из Союза писателей СССР был исключен писатель Владимир Максимов. Он был принят в СП в декабре 1963 года, после того как его прозу похвалил сам главный идеолог страны Леонид Ильичев. Но уже спустя пять лет Максимов навлек на себя гнев верхов, согласившись подписать письмо в защиту осужденных за антисоветскую деятельность Гинзбурга, Галанскова, Добровольского. За это на него было наложено дисциплинарное взыскание — строгий выговор. Но он не напугал писателя. В начале 70-х Максимов написал два романа, в которых позволил себе нелицеприятную критику власти. В первой книге "Семь дней творения" речь шла о старом большевике, который к концу жизни переосмысливает свою судьбу. Во втором — "Карантин" — описывалась сегодняшняя советская действительность, помеченная летом 70-го (действие разворачивается в поезде, который ставят на карантин из-за эпидемии холеры). В "Карантине" Максимов в карикатурном виде вывел некоторых популярных деятелей советского искусства, спрятав их под псевдонимами. Но знающие люди легко угадывали в Женьке поэта Евгения Евтушенко, а в артисте Ельцове — Олега Ефремова.

Естественно, что оба романа не имели ни малейшего шанса быть опубликованными у себя на родине. Тогда Максимов опубликовал их на Западе в издательстве "Посев". А такие вещи в те годы не прощали. Тут же собрали секретариат СП и за 40 минут решили судьбу Максимова — исключили из своих рядов. Самое интересное, что в 63-м одним из рекомендовавших Максимова в СП был Александр Борщаговский. Спустя 10 лет он же вел собрание, на котором Максимова из этого Союза исключали. Вот такой парадокс.

18 сентября поэт Ада Якушева и ее муж Максим Кусургашев въехали в новую квартиру, которая располагалась в ведомственном доме Гостелерадио (Максим работал на радио) на проспекте Мира. В отличие от большинства именитых новоселов этого дома (например, вместе с ними в него вселился и руководитель оркестра Гостелерадио Юрий Силантьев), каждый из которых закатил пышное новоселье, эта семья отметила свое вселение более чем скромно: посредине пустой комнаты глава семейства выставил ведро водки, на газетку выложил нехитрую закуску (огурчики, помидорчики, зелень), а рядом поставил ковш хлебного кваса. Водку из ведра черпали половником. Вскоре гости "начерпались" до такой степени, что еле ворочали языками. И только Ада, которая вот-вот должна была родить, не брала в рот ни грамма.

Веселье могло продолжаться до утра, если бы вскоре хозяйка не почувствовала… предродовые схватки. Женская половина гостей тут же собрала ее в дорогу. Поскольку у одного из гостей внизу стояло личное авто, а сам он успел к этому моменту более-менее протрезветь, ему и поручили доставить роженицу в роддом. В тот же день на свет появилась девочка, которую счастливые родители назвали Дашей.

18 сентября режиссер Андрей Смирнов приступил к натурным съемкам фильма "Осень". Как мы помним, последней его картиной был "Белорусский вокзал", который он пробивал трудно и мучительно. Поэтому свой следующий фильм он решил сделать демонстративно аполитичным. Теперь это была лента о любви, в которой общественная позиция если и читалась, то в подтексте, между строк. Сюжет фильма был прост: два уже взрослых человека (актеры Наталья Рудная и Леонид Кулагин), некогда сильно любившие друг друга, но потом расставшиеся, по воле случая встречаются на маленькой глухой станции и проводят там вместе восемь дней. Натурные съемки велись в Карелии, в деревне Гомсельга, что в 40 километрах от Петрозаводска. Как вспоминает Л. Кулагин:

"Съемки начали с простой сцены — поцелуй в коридоре поезда. Андрей видел, как я смущен, он мною руководил: "Ну, запихни ей руку под подол!" Я краснел и огрызался: "Да ты что, с ума сошел?" (Кстати, актриса Нина Рудная была женой Смирнова. — Ф.Р.) После долгих мук нашли выход, Наташа надела чулки с резинками, и я хватал ее уже не за бедро, а за эту резинку…"

Фильм снимался легко, и ни у кого из снимавших его даже мысли не было о том, каких усилий потребуется в дальнейшем, чтобы пробить его на экран. Даже "Белорусский вокзал" не знал подобного! Но об этом я расскажу позже, а пока продолжим знакомство с событиями сентября.

В эти же дни съемочная группа другого фильма — "Романс о влюбленных" — отбыла для съемок "военных" сцен в Севастополь (съемки начнутся 20 сентября). Незадолго до отъезда режиссер картины Андрей Михалков-Кончаловский попытался расставить точки над "i" в своем романе с исполнительницей главной женской роли Еленой Кореневой. Как, мы помним, в июле, когда его жена Вивиан поставила вопрос ребром "или я — или она", Кончаловский выбрал любовницу. Но в начале сентября он, кажется, решился на разрыв с Еленой. Во всяком случае, ей самой так показалось. Однако уже через несколько дней после этой прощальной встречи режиссер вновь позвал Кореневу к себе на Воровского. Взяв ее за руку, он произнес вслух мысли, которые, видимо, мучили его все эти дни: "А мы все длимся и длимся… и не можем разъединиться…" До конца их романа было еще далеко.

Вот уже почти месяц минул со дня премьеры телефильма "Семнадцать мгновений весны", а страсти вокруг него не утихают. Центральные газеты публикуют восторженные заметки о фильме, на телевидение мешками приходят письма с просьбами повторить сериал заново. Авторы фильма находятся на седьмом небе от счастья, поскольку такого ошеломительного успеха из них не ожидал никто. Однако одному из создателей ленты в те дни совсем не до веселья. Речь идет о композиторе Микаэле Таривердиеве, которого обвинили… в плагиате. А началась эта история вскоре после завершения показа "Мгновений" на телеэкране. Таривердиев заехал по делам на Всесоюзное радио, а там ему говорят: "Нам звонили из французского посольства, французы протестуют против этого фильма, потому что музыка в нем содрана у композитора Франсиса Лея, с его фильма "История любви". "Что за бред?" — возмутился Таривердиев. "Бред не бред, но это — факт", — ответили ему. Та же история произошла и на студии имени Горького, где снимался фильм. Туда позвонил некий гражданин, представился работником французского посольства и выразил возмущение тем, что музыка "Мгновений" — плагиат музыки Лея. Тут уж Таривердиеву стало совсем не по себе. Но окончательно его добил звонок из Союза композиторов: Таривердиева просили немедленно приехать. Едва он переступил порог приемной председателя Союза, как секретарша протянула ему телеграмму… от Франсиса Лея. В ней сообщалось: "Поздравляю успехом моей музыки в вашем фильме. Франсис Лей". (Текст был написан по-французски, и тут же был приколот листочек с переводом.)

Слухи об этой телеграмме мгновенно стали достоянием широкой общественности. Во всех творческих союзах столицы только и говорили об этом скандале. И хотя подавляющая часть людей была на стороне Таривердиева, считая его автором собственной гениальной музыки (с музыкой Лея там был схож только первый интервал, одна интонация в самом начале, но вся музыка не могла, быть похожа, поскольку оба композитора работали над своими произведениями одновременно — в конце 60-х), однако зерна сомнений были уже посеяны. Что говорить, если даже друзья Таривердиева из издательства "Музыка" предложили опубликовать его ноты, но рядом поместить и ноты Лея, чтобы стало очевидно — музыка разная. То есть композитору предлагалось оправдываться в том, что он не вор. А тут еще ему во время гастролей косяком стали приходить записки с вопросами о том, правда ли, что советское правительство заплатило сто тысяч долларов штрафа за то, что он украл музыку у Лея? Короче, скандал достиг таких масштабов, что не замечать его стало уже просто невозможно.

Однако о том, как развивалась эта история дальше, я расскажу чуть позже, а пока продолжим знакомство с другими событиями сентября 73-го.

В Таллине идут съемки многосерийного телефильма "Вариант "Омега", в котором главную роль — советского разведчика Скорина — исполняет Олег Даль. По словам очевидцев, эти съемки не доставляют ему особого удовольствия. Вот что вспоминает по этому поводу Борис Тух, который в те сентябрьские дни взял у Даля интервью для местной газеты "Вечерний Таллин":