Следуя совету доктора, я обращаю внимание на оттенки желтой краски, которой выкрашены такси, — они скорее оранжевые, чем желтые; я обращаю внимание на уличный знак на углу Лерой-стрит; на мужчину, одетого в клоунский костюм, но с дорогим чемоданчиком в руках, который идет, прижав к уху мобильник.

Я останавливаюсь на углу Бедфорд и Гроув. Отсюда видна «Граппа». Черно-белый навес начищен, по бокам от входной двери стоят вазоны с кустами гибискуса; подойдя ближе, я вижу, что входную дверь заменили — вместо старой и щербатой, которую я по ошибке выкрасила глянцевой краской, теперь новая, темно-каштанового цвета. В окнах ресторана темно. Я топчусь перед входом, собираясь с духом, чтобы спуститься на три ступеньки и толкнуть входную дверь.

Должно быть, Джейк пришел другой дорогой, потому что он внезапно оказывается у меня за спиной. Я чувствую его еще до того, как он успевает заговорить, — по телу пробегают мурашки, когда я вдыхаю запах знакомого одеколона. Я оборачиваюсь. Вот он: в джинсах и голубой рубашке, которая выглядит так, словно он в ней спал, поварской фартук висит кривовато, завязки на бедрах не затянуты.

— А вот и ты, — улыбаясь, говорит Джейк.

Мы подходим к двери, Джейк достает из-под фартука связку ключей. Я молча смотрю, как он отпирает входную дверь, затем пропускает меня вперед. Я прохожу мимо знакомого кабинета, где, слава богу, темно, иду по коридору и останавливаюсь на пороге кухни. Лучи заходящего летнего солнца заливают кухню мягким светом, проникая сквозь кованые решетки на полуподвальных окнах. В остальном кухня ничуть не изменилась.

— Филипп и его ребята старались оставить здесь все как было, — говорит Джейк, берет у меня свитер и вместе со своей курткой вешает у двери. — А вот обеденный зал изменился сильно. Тебе он, наверное, не понравится. Потому я и провел тебя через заднюю дверь, — просто говорит он.

— Я видела, — шепчу я, — на сайте.

Джейк понимающе кивает.

Затем мягко берет меня за руку и ведет на кухню.

Там я вижу белую скатерть, наброшенную на угол рабочего стола, две высокие свечи и между ними — вазочку с тюльпанами.

— Просекко? — спрашивает Джейк.

Я хочу отказаться — в конце концов, у нас деловая встреча, к тому же я выпила вина, пока лежала в ванне. Но прежде чем я успеваю ответить, Джейк открывает бар, достает открытую бутылку просекко и наполняет два бокала.

— Не хочешь немного поработать? — спрашивает он.

— Хочу, — отвечаю я, радуясь возможности чем-то себя занять.

Джейк улыбается.

— Тогда, может, сделаешь салат?

Не размышляя ни секунды, я тянусь к связке чеснока над столом, беру из горшочка возле гриля маленький венчик и по пути подхватываю солонку. Невероятно, но все на своих прежних местах, там, где я оставила.

Я взбиваю заправку на дне деревянной салатной чаши, потом высыпаю туда разные овощи, зелень и лепестки пармезана.

Затем оборачиваюсь, но Джейк куда-то подевался. Через несколько секунд из его кабинета доносится музыка. «Джанни Скикки». Вернувшись, Джейк заглядывает в духовку.

— Что еще сделать? — спрашиваю я.

— Ничего. Все готово. Я уже заканчиваю, — говорит он, показывая мне два шара великолепного теста для пиццы, разложенных на мраморной столешнице.

— Груди Деметры, — с усмешкой говорит Джейк и поднимает бокал просекко. — За Деметру, богиню плодородия. Нет, я серьезно: за наше плодотворное и успешное сотрудничество. Спасибо, что пришла, Мира, — тихо добавляет он.

Я тоже поднимаю бокал и сажусь за рабочий стол напротив Джейка. Я смотрю, как он начинает разминать один из шаров, превращая его в лепешку. Джейк работает без всяких усилий, ритмично двигаются лишь кисти его рук. Я изо всех сил стараюсь следовать советам доктора Д. П. и представляю себя антропологом, только он больше не на Марсе, — мой антрополог здесь, на кухне, завороженно наблюдает, как ходят мускулы под рубашкой Джейка, как плавно двигаются его руки. Джейк укладывает лепешку на лист и ставит в печь для пиццы.

Но как только хлопает дверца печи, грезы мгновенно рассеиваются. Внезапно я отчаянно жалею, что не сказала доктору Д. П. о своей поездке в Нью-Йорк. Как это глупо с моей стороны! Остаться без спасательного круга, без малейшей психологической помощи! Я практически не оставила себе выбора, теперь мне придется рассчитывать только на себя.

— Н-да, — говорю я, глядя, как Джейк готовит начинку для пиццы, — интересная вчера была встреча.

— Мне показалось, тебе понравилось, — отвечает он. — Насколько я понимаю, ты с нами?

— Как только мой адвокат все проверит. После этого мы пришлем вам список наших условий. Если твои компаньоны с ними согласятся, то да, я с вами.

Джейк поднимает на меня глаза, его рука с пучком рукколы замирает в воздухе.

— Ваших условий? — спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

— Я не собираюсь раскачивать лодку, но, если уж мне предлагают творчески управлять «Граппой», я должна быть уверена, что получу полную свободу действий.

Джейк вынимает из духовки лепешку, посыпает ее золотистым сыром талледжо, сверху кладет кусочки свежих абрикосов, прошутто и горсть рукколы. Затем сбрызгивает оливковым маслом и выжимает сок свежего лимона. Это один из моих сезонных рецептов, ставший самым популярным среди клиентов. Интересно, Джейк об этом помнит? Он берет вино, пиццу, и мы садимся за стол.

— Браво! Выглядит великолепно, — говорю я, когда он кладет мне на тарелку пышный кусок.

— Они не станут еще раз переделывать обеденный зал. Это я могу сразу сказать, — хмурясь, говорит Джейк.

— И не надо. Пусть остается как есть. Я имею в виду набор персонала, закупки и выбор поставщиков.

— Я знаю, ты говоришь о «Бруссани импортс», но ты должна знать, что… — начинает Джейк.

— Послушай, дело вовсе не в Ренате. Я вообще еще ничего не решила. «Эй-И-Эль» предлагает мне управлять «Граппой» творчески, и я должна точно знать, что могу поступать так, как считаю нужным. Только и всего.

Джейк некоторое время молчит, затем медленно кивает.

— Все верно, — говорит он.

Минуты две мы едим в молчании.

— Я тут разбирала чулан в подвале на Перри-стрит и нашла пару коробок с твоими вещами. Не хочешь их забрать? — спрашиваю я.

Джейк удивленно смотрит на меня:

— Что? А, да. Спасибо, что сохранила.

— Не за что.

Джейк кладет руки на стол, явно собираясь что-то сказать.

— Итак? — спрашиваю я.

— В смысле? — спрашивает Джейк.

— О чем ты хотел со мной поговорить? Вчера ты сказал, что хочешь что-то со мной обсудить.

Джейк берет бокал с вином и немного отодвигается от стола вместе со стулом.

— Помнишь, как мы с тобой ездили в Апулию?

Он прекрасно знает, что я все помню. Несколько лет назад мы ездили в Италию отмечать годовщину свадьбы. Мы сняли номер на последнем этаже маленькой гостиницы, чудесным образом возносящейся над прибрежными скалами. Каждое утро мы ели на завтрак буратту, местный сыр, с лучшим в Италии хлебом, только что вынутым из старинной печи, где он всю ночь томился на тлеющих углях. Сыр каждое утро оставляли на подносе под нашей дверью, еще теплый, завернутый, по местному обычаю, в траву, словно спелый фрукт. Я помню, как солнце золотило черепичную крышу нашей террасы, а мы занимались любовью в комнате с окнами, выходящими на Адриатическое море.

У меня пересыхает во рту. Я тянусь к бокалу с вином, надеюсь, не слишком поспешно.

— Ты помнишь Сильвано? — спрашивает Джейк.

— Конечно, помню, — отвечаю я.

Мы обедали у Сильвано три раза за одну неделю. Обычно во время путешествий мы никогда не ели дважды в одном и том же ресторане. С Сильвано мы познакомились, когда приехали в Полиньяно-а-Маре. Он собирал мидий на мелководье возле нашей гостиницы. Мы с Джейком остановились, чтобы за ним понаблюдать, а потом разговорились. Рассказали ему, что мы шеф-повара и проводим здесь отпуск. Он сказал, что держит маленький ресторан в четверти мили отсюда, и пригласил нас на ланч. После ланча мы отправились на кухню и стали помогать Сильвано. Он все делал сам, от стряпни до мытья посуды, и работал с видом человека, полностью довольного жизнью. Он до того нам понравился, что мы стали к нему захаживать.