— Почему?
— Что «почему»? Я сказал, что можно получить…
— Почему ты решил мне помогать? С чего это вдруг?
— Мира, я не испытываю к тебе ненависти. И никогда не испытывал. Я тебя глубоко уважаю. Ты талантливый повар и неплохо разбираешься в бизнесе, к тому же я хочу, чтобы «Граппа» процветала. Понимаешь, я просто не был готов к… — Джейк кашляет и затягивается сигаретой, — …к тому, что ты мне устроила, — тихо заканчивает он.
— Ты имеешь в виду отцовство?
Джейк не отвечает.
— Джейк, ты хочешь вернуть мне «Граппу»? — спрашиваю я.
Он отвечает не сразу.
— Нет, — наконец говорит Джейк. — Я предлагаю тебе вступить в наш синдикат, куда войдет «Граппа» и еще несколько других ресторанов. У нас будет много денег, гораздо больше, чем мы выручали бы только от «Граппы». Если захочешь, вы с Тони будете заниматься менеджментом. Ты сможешь управлять «Граппой» по своему усмотрению, но будешь предоставлять правлению синдиката официальные отчеты о своей работе, хотя сама будешь членом этого правления. В зависимости от той суммы, которую ты вложишь в синдикат, будет определяться твоя доля участия.
— О какой сумме идет речь?
— У тебя она есть. Слушай, на днях эти люди приезжают из Вегаса, они тебе все объяснят. Во всех деталях. Приезжай в Нью-Йорк, сама все увидишь. Все будет на высшем уровне, расходы — за их счет.
— Джейк, прошло полгода. Я начала новую жизнь. У меня есть работа, я купила квартиру. С какой это стати я вдруг…
— Я слышал про твою работу, — говорит Джейк. — По-моему, ты зря растрачиваешь свой талант. Брось, ты просто скучаешь. Я знаю тебя, Мира. Никогда не поверю, что ты и в самом деле забыла «Граппу», — насмешливо говорит Джейк, явно стараясь меня задеть.
Энид сказала то же самое при нашей первой встрече. Почему? Потому что повара — это что-то вроде отказавшихся от наркотиков наркоманов, которые никогда не забывают былого? Может быть, страсть к приготовлению пищи узнается по нашим лицам, нашим телам, как узнается дикий взгляд и трясущиеся руки наркомана? Когда-то я сказала Энид, что настоящий повар всегда найдет способ что-нибудь приготовить. Но достаточно ли мне готовки для моей семьи и создания кулинарных рецептов для неофитов Питсбурга? Пока — да, а потом? Джейк предлагает мне еще один шанс спасти «Граппу». Нужно быть дурой, чтобы хотя бы не выяснить, что он задумал, правда?
— Только обещай, что не сделаешь ничего с бухты-барахты, — говорит Рут, когда я рассказываю ей о своем плане.
— Кто, я? — говорю я, улыбаясь и хлопая ресницами.
Рут бросает на меня гневный взор.
— Очень смешно. Я говорю серьезно, Мира. Кто такие эти инвесторы? Ты ведь их даже не знаешь.
— Обещаю, что вытяну из них все подробности. Я встречаюсь с ними в субботу. Ты довольна?
Мы с Рут привели детей в Детский музей, который, кажется, не понравился никому, кроме Хлои. Карлос уже в пятый раз за утро умудрился застрять в пластиковой трубе, сделанной в виде желтой змеи. Каждый раз, застряв на полпути, он начинает визжать, и Рут лезет за ним в трубу, чтобы вытащить его наружу. Когда я предлагаю ей пойти показать детям кукольный театр, она отказывается.
— Мне важно, чтобы Карлос знал: я всегда рядом, — объясняет она, в очередной раз забираясь в трубу. — Он должен знать, что, когда ему плохо, я всегда смогу выручить его из беды.
— Не понимаю, почему он все время где-то застревает? — спрашиваю я, вспомнив класс «Джимбори».
— Психотерапевт говорит, что Карлос пытается воссоздать процесс своего рождения, чтобы таким образом установить связь со мной. Кстати, о психотерапевтах. Ты обсуждала со своим предстоящую поездку?
Чтобы доктор Д. П. не стала меня отговаривать, я решила не сообщать ей, что лечу в Нью-Йорк.
— Нет, а зачем? Подумаешь, большое дело, — вру я. — Всего-то два дня. Просто узнаю, что они там придумали, сделаю несколько пометок в блокноте и пообещаю с ними связаться.
— Ты сначала все как следует разузнай. Обещай, что не станешь ничего подписывать.
— Обещаю, — говорю я.
Рут медленно выбирается из трубы, волоча за собой Карлоса. Затем сажает его себе на колени и целует в макушку. За последнее время Карлос стал гораздо спокойнее, его вопли уже не так истеричны, смех стал более естественным. Мы с Рут обмениваемся улыбками.
— Ну как, — спрашивает она, — каково тебе было услышать его голос? Странно, да?
Этот вопрос совершенно сбивает меня с толку, хотя с того звонка прошло два дня.
— Да, немного, — отвечаю я.
Рут внимательно смотрит на меня.
— Хм. Думаю, что не немного, — говорит она.
Я отворачиваюсь, чтобы не видеть ее пристального взгляда. Дело в том, что после долгой разлуки с Джейком я начала потихоньку его забывать (тем более что теперь я живу в другом городе, где ничто о нем не напоминает) и подошла к той черте, когда начинаешь ценить вещи, уже не связанные с бывшим мужем. Например, завтракать в ресторане, что Джейк ненавидел, а я обожала, или комкать страницы газеты, а не складывать их в стиле оригами, как нудно требовал от меня Джейк. Все это, конечно, пустяки, мелочи, но я начала их замечать.
А еще у меня есть Бен, который умеет смешить и любит вкусно поесть. И которому я нравлюсь.
И все же месяцы упорной работы и сотни потраченных на лечение долларов мгновенно испаряются из памяти, как только в трубке раздается голос Джейка.
Я договорилась встретиться с Ренатой и Майклом в новом бельгийском бистро в Трибеке под названием «Мельница Брюгге». Я прилетела в Нью-Йорк днем, и, поскольку до встречи в ресторане еще два часа, я оставляю сумки в номере отеля и еду в центр города, на Фултон-стрит.
Не знаю, чего я ожидала, но «Иль винайо» оказывается маленьким, неказистым с виду заведением, зажатым между супермаркетом и рестораном индийской кухни. По сравнению с изящно и стильно отделанной «Граппой» «Иль винайо» больше напоминает бедного, скромно одетого приемыша. Над самой обычной, стандартной входной дверью приколочена табличка с надписью «il vinaio» — именно так, с маленькой буквы. Очевидно, это должно создавать впечатление названия, написанного от руки мелким, аккуратным почерком. Я заглядываю внутрь. В зале уже полно народа. Когда из-за угла выворачивает группа усталых, раздраженных дневных трейдеров, я пристраиваюсь к ним и проникаю в ресторан. В конце концов, нужно все хорошенько изучить. Разве не за этим я сюда приехала? Да и Рут я обещала все как следует проверить.
Я надела темные очки и стараюсь не смотреть по сторонам; я думаю о том, что мне ужасно не хочется встретиться с Николь — которая вполне может находиться в зале — или с Джейком, который, вероятно, сейчас работает на кухне. Я обвожу взглядом зал, но их нигде не видно. Возле бара — сверкающей медью и стеклом роскошной версии типичной итальянской энотеки — освободилось два места, но я не могу себя заставить туда сесть.
Подняв воротник куртки, я начинаю пробираться к выходу. Не знаю почему, но мне казалось, что встреча с «Иль винайо» окажется более спокойной и не такой горькой, как с «Граппой». В конце концов, с этим заведением, которое, на мой вкус, выглядит каким-то уж слишком глянцевым, меня ничто не связывает. Впрочем, руки Джейка здесь вовсе не чувствуется. В животе внезапно что-то сжимается. С чего я решила, что вливаться в новую жизнь Джейка и Николь будет легко?
От порывов теплого ветра, ударивших в лицо, меня почему-то начинает тошнить. Я рада, что выбралась из ресторана незамеченной, однако радость тут же улетучивается, когда я вижу Джейка, который стоит на противоположной стороне улицы и закуривает сигарету.
Я отворачиваюсь и быстро ухожу, надеясь, что Джейк меня не заметил. Заворачивая за угол, я невольно оглядываюсь. Джейк стоит посреди тротуара, держа в руке незажженную сигарету, и смотрит прямо на меня так, словно увидел привидение, или мутанта, или какое-то невероятное явление природы, которое только что произошло у него на глазах и он не может в это поверить.