Наконец грузовик подкатил к тому месту, где дорога вливалась в шоссе, и торжественное шествие остановилось. Похоже, какая-то новая церемония, подумала Вирджиния, когда Ханнхен вышла вперед, отцепила от заднего борта кузова венок из виноградных листьев и, секунду поколебавшись, надела его на шею хозяйки.

Толпа восторженно зашумела, тогда как Вирджиния, покрасневшая и смущенная, недоуменно застыла на месте. Ханнхен снова вопросительно посмотрела на Ингрэма и сказала:

— Фрейлейн этого не знает.

— Как это? Вы же должны были как следует проинструктировать ее.

— Не я, а вы, герр Ингрэм, должны были ей все рассказать, — с неожиданной запальчивостью накинулась на него Ханнхен. — Да сейчас ведь все стало по-другому — теперь она посчитает меня нахалкой за то, что я дожидаюсь от нее этого.

— Чепуха. Она — хозяйка имения, а это — ваше право, не так ли? — Однако, заметив, что Ханнхен все так же стоит в нерешительном ожидании того, что должно было произойти дальше, Ингрэм продолжал: — Ага, все же не решаетесь? Ну что ж, коль скоро вы сами сказали, что теперь все стало по-другому, почему бы нам также немного не изменить правила? Например, вот так… — И, не успела Вирджиния еще даже пальцем пошевелить, как он обхватил ладонями ее лицо и крепко поцеловал в губы.

Поверх плеча Ингрэма она успела заметить восторженную реакцию Ханнхен на этот поступок, да и столпившиеся вокруг люди также приветствовали его оглушительными возгласами, протяжным волчьим завыванием и криками бис. Машина тронулась, затем стала быстро набирать скорость и вскоре скрылась за клубами пыли. Наконец Вирджиния шепнула Ингрэму на ухо:

— Вы хотите сказать, что в этом месте Ханнхен должна была поцеловать меня, но почему-то засмущалась, да?

Он покачал головой.

— Нет. Как хозяйка плантаций, вы сами должны были поцеловать ее. Однако теперь, когда честь по достоинству воздана и к явному одобрению честной компании кого-то все же поцеловали, так уж ли важно, кто кого должен был поцеловать?

Почувствовав в словах Ингрэма легкую насмешку, Вирджиния пристально посмотрела ему в глаза. «Только держи себя в руках — это же всего лишь игра».

— Ну, поскольку подобная часть ритуала всегда являлась привилегией именно Ханнхен, я полагаю, что для нее самой это очень даже важно, — сказала Вирджиния и, отделившись от своего спутника, подошла к служанке и не менее крепко расцеловала ее в обе щеки. Затем, когда этот ее поступок вызвал новый взрыв всеобщего рукоплескания, она сняла с себя виноградный венок и повесила его на шею Ханнхен.

Та попыталась было протестовать:

— Нет-нет, фрейлейн, это вам. Вы должны хранить его у себя, пока последний листок не засохнет!

Однако Вирджиния категорически отказалась принимать венок назад.

— Раз уж вы сами сказали, что сейчас многое изменилось, в будущем именно вам будет предоставлена честь хранить его до тех пор, пока не засохнет последний листок. Вы же у нас Виноградная принцесса!

Слова эти возымели самую что ни на есть благожелательную реакцию со стороны Ханнхен, отчего даже ее желтовато-коричневые щеки покрылись розовым румянцем, а стоявший за спиной Вирджинии Ингрэм негромко проговорил:

— Молодчина! Вот теперь, как я полагаю, вы наконец обрели нового союзника, причем на века!

На следующий день оголенные виноградники казались безмерно усталыми и выхолощенными; от недостатка живительных соков их все еще остававшаяся листва стала желтеть, а сами растения начали готовиться к очередной зимней спячке.

Еще через два дня на почве образовался иней, посеребривший ажурную паутину и придавший осеннему воздуху особую пряную остроту. Это был день накануне Винного фестиваля, и именно тогда Ирма задумала преподнести хозяйке имения сюрприз, лично заявившись к ней на виллу.

Вирджиния, которая в тот момент находилась на кухне, где внимала советам Ханнхен по приготовлению идеального Apfelstrudel[6], даже переспросила:

— Фрейлейн Ирма Мей? Хочет видеть не герра Ингрэма, а меня?

Когда же Ханнхен подтвердила, что Ирма спрашивала именно ее, она вымыла руки, прошла в салон и лишь по ироничному взгляду, который гостья бросила на ее белый поварской передник, поняла, что забыла снять его перед уходом с кухни.

Она смущенно развязала тесемки передника и проговорила:

— Вот, беру у Ханнхен уроки немецкой кухни. Вы хотели меня видеть?

— Да, решила попрощаться перед отъездом, — кивнула Ирма.

— Перед… отъездом? — переспросила Вирджиния и сама почувствовала, как глупо прозвучала ее фраза.

— Осенью я совершаю турне с «Гейгсберг плэйерс», — сказала Ирма и сделала паузу, словно давая Вирджинии возможность затрепетать при упоминании этой всемирно известной музыкальной группы. Когда же Вирджиния никак не прореагировала на ее слова, она продолжала: — Я буду отсутствовать вплоть до окончания концертного сезона — это произойдет в Мюнхене где-то в конце года. Но прежде, чем уехать, я хотела бы выяснить, какую долю ответственности вы готовы взять на себя за принятое моими родителями безумное решение поддержать намерение Лизель выйти замуж за этого своего парня и тем самым лишить их — а заодно и меня — дома вопреки всем разумным советам других людей не делать этого? — Произнеся эту тираду она снова сделала паузу, после чего добавила: — Вы ведь тоже приложили к этому руку, не так ли? По крайней мере это вы можете признать?

— Ничего подобного я признавать не намерена, — возмущенно проговорила Вирджиния. — Свое решение ваши родители приняли совершенно самостоятельно, о чем они прямо заявили Ингрэму, когда он собирался было походатайствовать перед ними о судьбе Лизель.

— Ведь вы же не станете отрицать, что тайком поощряли намерение Лизель выйти замуж и плели ради нее сети интриг? Вы же сами говорили мне, что намерены сделать это!

— Если память не изменяет мне, я всего лишь сказала вам, что не могу пообещать, что стану отговаривать ее от подобного шага, — холодно поправила ее Вирджиния.

— Пф-ф! Какая разница? Отказав мне в подобном обещании, вы почувствовали, что теперь у вас полностью развязаны руки, и потому тут же кинулись к Ингрэму и стали пытаться склонить его на свою сторону, не так ли?

— Даже если бы я и в самом деле оказалась способной сплести ради Лизель все эти сети интриг, то откуда мне было знать, что ее уход из отчего дома позволит полковнику и фрау Мей совершить все те шаги, о которых они подумывали уже на протяжении некоторого промежутка времени?

Однако гостья, похоже, отнюдь не собиралась складывать оружие.

— Возможно, и не знали, — признала она, — точнее, не узнали бы, если бы вам этого не подсказали. Именно Ингрэм мог сказать вам — а скорее всего, так и сделал, — что произойдет, если Лизель уедет, оставив родителей совершенно беспомощными. Однако, вынудив их сдаться, вы тем самым избавлялись и от еще одного человека — от меня, — что вполне соответствует вашим интересам, не так ли?

Вирджиния покачала головой.

— Я оказалась бы более чем наивным человеком, если бы подумала, что вне зависимости от того, продадите вы «Драхенхоф» или нет, вы навсегда лишитесь возможности приехать в Кенигсграт, когда сами того пожелаете. А насчет той опасности, которую вы якобы для меня представляете, — что конкретно вы имеете в виду?

— Вам что, по буквам это растолковать? Вы ведь влюбились в Ингрэма, но он не ответил вам взаимностью — вот тогда-то вы до смерти испугались, что я заберу его у вас прежде, чем вы сами сможете это сделать. Ну так вот, чтобы успокоить вас на этот счет, я признаюсь, что ошибалась, и что те слухи, согласно которым Ингрэм всегда точно знает, чего именно он добивается, напротив, оказались верными. А потому, хотя мне самой и не удалось завоевать его любовь, вам, милочка, это также не удастся. Что же до планов на супружество… — Ирма злорадно выдержала паузу. — О, это совершенно другое дело. Здесь он определенно ваш — если, конечно, вы согласитесь принять его на его же условиях. Впрочем, об этом я, естественно, уже никак не смогу узнать.