Гарольд Эставес пришел в восторг от браслета Уайт.

Это был высокий серьезный мужчина – казалось, улыбка причиняет ему боль. Судя по первому впечатлению, он за всю жизнь не научился доставлять себе удовольствие. Хмурый и мрачный, он словно ждал грозы, которая все не приходит, и был уверен, что обязательно случится самое худшее. По словам Алекса, Эставес думал, что потерял единственную любовь в своей жизни. Полагаю, от него бы сбежала любая женщина.

– Печально, – сказала я.

– Это было полвека назад. Он так и не оправился.

Как бы то ни было, я с радостью увидела, как лицо Эставеса просветлело при виде браслета.

Он позвонил нам, как только пришла посылка, и развернул ее в нашем присутствии. До этого он не знал, что именно получил, а когда я пыталась сказать ему, он велел мне замолчать. Глаза его расширились, когда он увидел золото, а потом стали еще шире – когда он прочел выгравированное на браслете «Нэнси».

К тому времени нам позвонили почти все наши клиенты. Всех интересовал «Полярис». Все слышали, что нам удалось спасти несколько артефактов. Может, найдется что-нибудь на продажу?

«Нам очень жаль, но помочь ничем не можем», – отвечали мы.

Я была рада, что мы оставили себе китель и бокал на длинной ножке. Алекс сказал, что собирался раздобыть что-нибудь и для меня, и, если бокал мне нравится, он готов им поделиться. Но судя по его виду, он хотел, чтобы я отказалась. Я была бы не против поставить бокал у себя дома, но решила: пусть лучше босс чувствует себя передо мной в долгу. И я ответила: «Ладно, оставь себе и не бери в голову. Все равно я буду видеть его каждый день». Алекс кивнул с таким видом, будто сделал мне одолжение.

Регистрационный номер корабля, КСС-117, был изъят из реестра через десять лет после случившегося. Ни один корабль в будущем не получит этого номера – и точно так же, подозревала я, не будет и другого «Поляриса». Те, кто дает имена сверхсветовым кораблям, не суеверны, но зачем искушать судьбу?

Алекс купил для кителя освещенную витрину, которую поставил в углу офиса – возле шкафа, но подальше от видеокамеры. Я складывала и раскладывала китель, пока не стала видна нашивка с именем Мэдди на левом нагрудном кармане. Наконец мы заперли витрину и пару минут любовались своим приобретением.

Но куда поставить бокал – так, чтобы на него не попадала пыль, чтобы он не падал и был хоть как-то защищен от воров?

В две стены были встроены книжные полки. Кроме них, в офисе стоял старый книжный шкаф – ему было полвека – в стратмейеровском стиле, доставшийся Алексу по наследству от дяди. Его стеклянные дверцы запирались на замок.

– Да, – сказал Алекс. – Самое подходящее место.

Оказалось, что не самое подходящее. Чтобы шкаф не попадал под прицел камеры, нам пришлось переставить бо́льшую часть мебели. Но в итоге получилось не так уж плохо.

Алекс отошел назад, любуясь перестановкой, затем открыл дверцы шкафа, освободил место на верхней полке и протянул бокал мне, чтобы я оказала ему все полагающиеся почести.

Во второй половине дня позвонила Ида.

– Посмотри шестнадцатичасовые новости, Чейз, – посоветовала она. – Там говорят нечто странное про «Полярис».

Я попросила Джейкоба взглянуть, и мгновение спустя в офисе материализовался незнакомый мужчина вместе с Пэйли Макгуайр, репортером Си-би-уай. Они стояли на космическом причале Скайдек, возле пяти упаковочных ящиков. В кадре виднелась часть корабля с открытыми грузовыми люками.

«На околосолнечную орбиту, господин Эверсон?» – спросила Пэйли.

«Совершенно верно, Пэйли. Самый подходящий способ».

Ящики были выше его самого, но в условиях низкой гравитации это, конечно, ничего не значило. Кто-то подхватил один ящик и занес его в люк.

«Но в чем суть?» – спросила она.

Эверсону было лет двадцать пять. Если пренебречь этим обстоятельством, можно было принять его за ученого: впечатление довершали черная борода и строгий костюм. У него были серые глаза и длинные тонкие пальцы пианиста.

«В каком-то смысле, – сказал он, – эти предметы почти священны. К ним следует относиться с уважением, что мы и делаем».

– Джейкоб, – сказала я, – что в ящиках? Не знаешь?

– Одну минуту, мэм. Я пересмотрю программу.

Пэйли следила, как уносят еще один ящик.

«Как далеко вы собираетесь отплыть, прежде чем сбросить их за борт?»

«Такой груз не сбрасывают за борт, – ответил он. – Его отпускают. Отправляют на вечный покой».

– Чейз, – сказал Джейкоб, – в ящиках находятся обломки, оставшиеся после взрыва бомбы в разведке.

– Артефакты?

– Да. То, что осталось от них.

«Что ж, как далеко вы собираетесь отплыть, прежде чем отпустить их?» – спросила Пэйли.

«Недалеко от луны. Мы собираемся покинуть Скайдек, когда он окажется на одной линии с солнцем, то есть когда луна окажется на одной линии с солнцем. Это случится сегодня ночью, около трех часов по местному времени. Мы все еще будем по эту сторону луны».

«Господин Эверсон, как я понимаю, контейнеры выйдут на околосолнечную орбиту?»

«Не контейнеры. Контейнеры мы оставим. Отпущен будет лишь пепел…»

«Пепел?»

«Мы решили, что будет правильно превратить все в пепел. Он действительно окажется на околосолнечной орбите. Среднее расстояние от солнца составит одиннадцать и одну десятую миллиона километров – один процент от расстояния между их кораблем и Дельтой К, когда они в последний раз вышли на связь».

Макгуайр повернулась и посмотрела прямо на меня.

«Итак, друзья, вот оно, последнее прощание с семью героями „Поляриса“, шестьдесят лет спустя».

Я позвала Алекса. Джейкоб вернулся в начало, где ничего нового не сообщалось, и еще раз воспроизвел программу.

– Ты когда-нибудь слышал об этом парне? – спросила я Алекса, когда все закончилось.

– Ни разу. Джейкоб, что у тебя есть на Эверсона?

– Немногое. Состояние приобрел сам, родился на Токсиконе, на Окраине живет шесть лет. Владеет недвижимостью в Восточном Комроне, заведует там Мортон-колледжем – это вроде аспирантуры для одаренных студентов. Не женат. Есть ли дети, неизвестно. Выступает на шахматных турнирах – и, судя по всему, весьма неплохо. Член совета директоров общества «Полярис».

– Общество «Полярис»? Что это?

– Группа энтузиастов с филиалами по всему миру. Ежегодно они устраивают конференцию в Андикваре. По традиции конференция проводится в выходные после того дня, когда «Полярис» должен был вернуться домой.

– То есть?..

– Получается, в эти выходные.

Я небрежно спросила Алекса, не будет ли ему интересно там побывать. Это была шутка, но он воспринял мои слова всерьез.

– Они там все сумасшедшие, – ответил он.

Мне самой стало интересно, о чем я ему и поведала.

– Они устраивают круглые столы. Там весело, и есть шанс встретить новых клиентов.

Алекс скорчил гримасу:

– Не могу представить себе, чтобы наши клиенты появлялись на таких мероприятиях. Но если хочешь, пожалуйста. Желаю как следует развлечься.

Почему бы и нет? Я зашла в банк данных общества и почитала о них. Вскоре стало ясно, что Алекс прав: судя по тому, как проходили съезды, это были фанатики. Они читали друг другу псевдонаучные статьи, увлекались играми, сюжеты которых брались из истории «Поляриса», обсуждали все подробности происшествия: не был ли выведен из строя корабельный челнок (кто-то клялся, что именно так и было), не подменили ли искина, не оказалась ли Нэнси Уайт ее некой злобной сестрой-близнецом – настоящая Нэнси будто бы все это время жила в Нью-Йорке.

Трехдневная конференция проходила в «Золотом кольце», отеле среднего класса в центре города. Я появилась там в первый вечер, когда все только начиналось.

«Золотое кольцо» стоит в парковой зоне – прекрасном зеленом уголке с ручьями, мощеными дорожками, фонтанами, деревьями гранби и скульптурами. Фонтаны не работали из-за холодов, с севера дул свежий ветер. Я вошла в вестибюль, заплатила оргвзнос, получила бедж со своим именем, взяла программу и поднялась на лифте.