Как-то один из докторов, понюхав полный мочи ночной горшок пациентки, прописал ей микстуру, от которой у Агнессы началась страшная рвота. Кассандра поражалась стойкости больной и старалась не думать о том, что будет, если та не оправится после очередного приступа. Агнесса была для нее единственным близким человеком. Случись с ней что-нибудь, девушке пришлось бы немедленно обвенчаться с Лукой или просить Маттео позволить ей остаться на Сан-Доменико. Одно было не лучше другого.

Фасад палаццо был отделан белым и серым мрамором. Широкие, местами выщербленные ступени вели в порто нобиле, центральное жилое помещение. У входа валялись осколки красной черепицы: недавняя буря не пощадила старой крыши. Оставалось лишь надеяться, что она не прохудилась.

Поднявшись по лестнице, можно было попасть в портего — длинный парадный зал, проходящий через все здание. Такие залы предназначались для балов и праздников, но Агнесса уже много лет не устраивала приемов. Всю обстановку составляли два обитых белым атласом дивана и низкий столик у стены, на которой в мозаике был изображен сюжет Тайной вечери. У северной стены располагался камин. Кассандра, как ни старалась, не могла припомнить, когда в нем последний раз разводили огонь.

В углу, меж двух мраморных ангелов, стояла арфа. Ангелы тянули к инструменту мраморные руки, словно спорили, кому играть первым. Агнесса в их спор не вмешивалась. Кассандра как-то попросила ее сыграть, но тетка отказалась, пробормотав что-то про скрюченные недугом пальцы. Однако лицо ее было при этом столь печально, что племянница тут же вообразила себе, что с этой арфой связана какая-то романтическая история любви. С тех пор она никогда не напоминала тетушке об арфе.

Дворецкий Бартоло дремал, сидя на одном из диванов. Кассандра не уставала удивляться тому, в каких невероятных местах и позах застигает стариков сон.

Услышав шаги, дворецкий всхрапнул и немедленно проснулся. Выпрямившись, он машинально расправил манжеты ярко-синей ливреи.

— Синьора Кверини, это вы?

Бартоло служил своей хозяйке верой и правдой, но несколько лет назад оспа отняла у него зрение. С тех пор он просто бродил по дому, время от времени засыпая в каком-нибудь углу. Кассандра недоумевала, отчего тетушка не отправит Бартоло на покой. Может, Агнессе нравилось жить в окружении ветхих и сломанных вещей?

— Добрый день, Бартоло, — сухо поздоровалась хозяйка.

Дворецкий умудрился отвесить ей поклон, не вставая с дивана. Сиена и Кассандра отвели Агнессу в спальню, располагавшуюся в дальнем конце палаццо.

Не успела Кассандра добраться до своей комнаты и рухнуть на обитую бархатом кушетку, как в дверь робко постучала Сиена.

— Синьорина, не желаете ли принять ванну? Нарисса согрела воду.

После грязных городских улиц и вправду не мешало бы освежиться.

— Да, пожалуй, — кивнула Кассандра.

Сиена помогла госпоже раздеться и оставила ее одну в маленькой квадратной ванной, примыкавшей к алькову, пол которого украшали прелестные розы, выложенные из белой и розовой плитки. Местами плитка потрескалась, и грубые края трещин царапали Кассандре ступни.

Большое зеркало потемнело от времени и влаги, отражение в нем сделалось мутным. Кассандра недовольно поморщилась, заметив на щеках и крыльях носа россыпь крошечных рыжеватых пятнышек. До лета еще далеко, а веснушки тут как тут. Надо напомнить Сиене о зонтике от солнца.

Кассандра принялась обтирать руки и ноги, обмакивая полотенце в теплую воду. Омывая тело, она старалась очистить разум. Выбросить из головы мрачные слова священника и картину мертвой Ливианы в погребальных пеленах.

Похороны напомнили девушке о родителях. Они умерли пять лет назад, находясь вдали от дома. Отец Кассандры, хотя и принадлежал знатному роду, предпочитал политическим интригам изыскания в области медицины. В те дни он обследовал больных чумой, а жена сопровождала его.

Родители должны были вернуться к весне. Но что-то — возможно, письма Кассандры, полные жалобных просьб приехать домой на Рождество, — заставило их пересмотреть первоначальные планы. Смерть настигла их обоих на обратном пути в Венецию, когда стояли непривычно холодные декабрьские дни. Кассандра так и не узнала, что свело отца и мать в могилу: подхваченная от пациента чума или что-то еще более ужасное. Агнесса не стала посвящать ее в подробности. Так или иначе, их тела сочли «негодными» для перевозки и похоронили на месте.

Глаза защипало от непрошеных слез. Кассандра задержала дыхание, пытаясь вытолкнуть из груди сдавивший дыхание комок. Прогнать печальные мысли.

Ночью девушка никак не могла уснуть, ворочаясь с боку на бок на скользких простынях. Даже уютное мурлыканье прикорнувшей под боком Лапки не приносило желанного покоя. Кассандра подобрала ее крошечным котенком на старом кладбище. Она часто навещала поросший высокой травой фамильный склеп в дальнем углу обители мертвых. Приносила из сада розы, подрезала оплетавший надгробия плющ. И хотя родители обрели вечный покой вдали от дома, девушка готова была поклясться, что в такие минуты душа ее матери была рядом с ней.

С появлением Лапки это ощущение постепенно покинуло ее. Порой Кассандре казалось, что котенок был посланником, прощальным материнским подарком. Получив его, девушка стала бывать на кладбище гораздо реже. Плиты утонули в высокой траве и зарослях дикого винограда.

Пушистый животик спящей кошки мерно поднимался и опускался. Глядя на свою питомицу, Кассандра пыталась изгнать из головы воспоминания о мертвой Ливиане, о спелёнатом теле у алтаря, о смерти родителей. Жесткие слова священника так и вертелись в голове, впиваясь в мозг раскаленным железом.

Внезапно послышался звон, не слишком громкий, но достаточно ясный, чтобы Лапка встревоженно подняла голову. Кассандра обернулась к окну, выходившему на церковную ограду.

Звон раздался снова, за ним послышался неприятный скрежет, словно кто-то точил о камень нож. Кассандра вылезла из-под одеяла и заторопилась к окну. Вслед за ней на пол соскочила и кошка.

Дождь закончился. Луна едва пробивалась сквозь густые облака, но и в таком тусклом свете можно было разглядеть кованую кладбищенскую ограду. Прямоугольники склепов торчали из высокой травы, словно зубы.

Кассандра поежилась. Вид кладбища никак не изменился, но отчего же оно кажется ей таким жутким? Должно быть, потому, что теперь там лежала Ливиана.

Вновь послышался скрежет, будто кто-то пытался сдвинуть тяжелое надгробие. А что, если несчастная Ливиана хочет покинуть свое последнее пристанище?

Кассандра отошла от окна. Она слышала немало историй о погребенных заживо, о призраках и встающих из гроба вампирах. Однако несколько лет, которые она провела в этом соседстве, ей ни разу не довелось столкнуться с чем-то подобным. Скорее всего, этот шум производили бродячие кошки, которыми кишел Сан-Доменико.

И все же на сердце у нее было неспокойно, Кассандра чувствовала, что этой ночью ей уже вряд ли удастся заснуть. А что, если спуститься вниз? Прежде бессонными ночами она нередко ходила на кладбище, а теперь сможет еще раз попрощаться с покойной подругой.

Приоткрыв дверь спальни, Кассандра прислушалась. В старом дворце царила тишина. Девушка накинула поверх пеньюара длинный бархатный плащ, отороченный мехом, Лапка же потянулась, широко зевнула, свернулась клубком и вновь погрузилась в сон, положив голову на туфельку хозяйки.

Кассандра взяла тетрадь в кожаном переплете, чернильницу и свое любимое перо. По ночам ей писалось лучше всего. Засунув дневник в карман плаща, она на цыпочках спустилась вниз. Жестяной фонарь и трутница ждали на столике у парадного входа. Прихватив их, девушка выскользнула во двор, затворила тяжелую дверь и зажгла огонь.

Резкий ночной ветер трепал волосы Кассандры, бросал их на лицо. Кровь билась в висках, словно морской прибой о линию берега. Посещения кладбища всегда настраивали Кассандру на меланхоличный лад и одновременно каким-то непостижимым образом действовали на нее возбуждающе! Именно здесь она чувствовала себя по-настоящему живой. Как ни странно, для этого ей требовалось оказаться в обществе мертвецов. Агнесса считала подобные места неподходящими для благовоспитанной девицы даже при свете дня, и от этого прогулки по кладбищу становились для Кассандры еще увлекательнее.