— Но тогда выходит… Она вовсе не хотела выходить за тебя замуж?

— Я этого не говорил. Более того, я уверен, что она как раз планировала выйти за меня замуж… Только не сразу. Кстати, ни капли любви мы друг к другу не испытывали. Наш союз был устроен без нашего согласия — работа моего деда. Он был старомоден в вопросах брака. Просто ей подольше хотелось оставаться обрученной почти-герцогиней и не принимать на себя ответственности жены. Сам факт моего с ней обручения уже был достаточно престижен, чтобы этим можно было достаточно долго довольствоваться. Все и так уже считали ее герцогиней.

— А тот факт, что у нее были любовники, являлся еще одной причиной того, что она не спешила с браком, — задумчиво произнесла Меган.

— Охотно это допускаю.

Меган не могла понять, почему муж не сердится на нее. Она сама ужаснулась своему поведению минуту назад. Это же надо! Продемонстрировать перед ним свое недоверие, предубеждение! А ведь на этот вечер она назначила себе признаться ему в любви! Как же, поверит теперь Девлин в ее любовь! Ждите!

Меган жестоко корила себя, но гораздо больше корила она Марианну Этчисон, и Марианна была избрана мишенью гнева, ибо себя Меган по складу своего характера могла обвинять лишь после того, как все другие виновники уже получали по заслугам.

Для начала следовало укорить кое в чем и самого Девлина. За его молчание и непротивление несправедливости с ее стороны. Он не воспрепятствовал тому поступку, за который она теперь чувствовала горчайший стыд.

— Почему же ты не пожелал опровергнуть ее, защититься?! Почему ты молчал?!

— Многие люди предпочли бы ей поверить, — ответил он просто. — Не поверят никогда те, кто знает меня.

Ясно было, что он подразумевал. Пусть даже и неосознанно. Как скверно! Меган должна была быть во второй категории людей, а показала, что находится в первой…

— Прости меня, — пролепетала она. Меган выглядела жалко.

Герцог вздохнул.

— Меган, не убивайся. Разумеется, ты пока еще не знаешь меня в такой степени, чтобы безоглядно доверять. Кроме того, я, наверное, сам не раз давал тебе повод воздерживаться от слепого доверия ко мне.

— Нет, не успокаивай… Я поверила какой-то незнакомке и даже не дала себе труда сначала попытаться все выяснить у тебя. И вообще, какое она имеет право обвинять, если сама…

Меган не закончила фразу. Краска бросилась ей в лицо. Она поняла, что начала описывать свою собственную привычку сваливать вину на другого.

Девлин без труда угадал причину ее душевных мук.

— Не будь же дурочкой! — нахмурившись, с упреком сказал он. — Ты совсем на нее не похожа. Ты не шляешься везде, где только можно облить меня грязью. И ты не делаешь этого перед всяким, кому есть охота тебя послушать. Когда ты кого-нибудь несправедливо в чем-то обвиняешь, то делаешь это в душе, а не вслух. Кроме того, я прекрасно понимаю, что на самом деле ты не имеешь в виду и половины того, что порой говоришь. Нервы. Со всяким бывает.

Эти слова были произнесены не очень добрым тоном, а выражение лица мужа говорило: «Я тебе это еще припомню». Впрочем, извиняющийся тон был и неуместен: ведь Девлин был оклеветан.

Это раздразнило Меган, и она недовольно буркнула:

— И все же я повторю, что тебе следовало вмешаться в разговор и опровергнуть ее ложь. Не только для меня.

— Но правда просто уничтожила бы ее. Как джентльмен, я не мог пойти на такой шаг.

После недолгого раздумья Меган проговорила:

— Да, ты, пожалуй, не мог.

С этими словами она вдруг резко развернулась лицом к зале и, прежде чем он смог остановить ее или понять ее намерение, громко воскликнула:

— Леди Этчисон! То, что вы наговорили, — гнусная ложь!

За спиной Меган раздался сдавленный стон Девлина. Люди быстро расступились, и образовался узкий коридор, на одном конце которого стояла Меган, а на другом — Марианна. Последняя не только прекрасно слышала обвинение, но и получила возможность увидеть свою обвинительницу. Разговоры смолкли как по команде, и по зале разлилась напряженная тишина. Две или три танцующие пары столкнулись между собой, остальные остановились. Это так смутило оркестрантов, что музыка быстро захлебнулась.

В гнетущей тишине голос стоявшей в другом конце залы старой герцогини был удивительно отчетлив:

— Боже всемилостивый! Ну что на этот раз?!

Кто-то хихикнул, кто-то кашлянул. По полированному полу раздалось многочисленное шарканье ног; люди смыкались и подходили ближе, чтобы не пропустить ни одного слова.

В этой ситуации Девлину было бы просто губительно попытаться зажать Меган рот и оттащить ее куда-нибудь из залы, а именно таково было его первое и сильное желание. Вместо этого он просто положил ей руку на плечо и едва слышно произнес:

— Не делай этого.

Девушка взглянула на своего мужа и поразила его улыбкой, как будто она совсем не осознавала того, что совершает в эту минуту отчаянный и пугающий последствиями шаг. А может, это была усмешка?

— Ты знаешь, Девлин, я не умею легко сносить потрясения, — совершенно спокойным голосом сказала она. — Ты знаешь и то, что если в лицо человеку брошено клеветническое обвинение, его необходимо тем или иным способом опровергнуть. По крайней мере, я считаю это необходимым. То, что леди Этчисон попыталась лишить тебя доброго имени посредством клеветы… Для меня это настоящее потрясение. Если бы я сразу поняла, что она лжет… Ты знаешь мой темперамент. Даже не знаю, что я сделала бы.

Вдруг Девлин хмыкнул. Он не смог удержаться от смеха. Дико неуместного в такой обстановке. Но причина была понятна. Меган говорила свои слова, обращаясь только к Девлину, и они предназначались только для его внимания… Она, казалось, совершенно не осознавала, что ее речь жадно схватывается всеми присутствующими в зале. Но Девлин се хорошо знал. И он знал, что она нарочно говорит громко, нарочно говорит именно такими жесткими словами… Значит, клевета на него, Девлина, была не столько причиной, сколько поводом для ее возбуждения. Значит, она в тот вечер испытала еще какое-то потрясение. Герцог решил, что во чтобы то ни стало дознается до этого позже, но в ту минуту он не мог удержаться от улыбки. Ведь он участвовал в драме, сюжет которой теперь уже не казался таким страшным, как минуту назад. Правда, рано было еще вздыхать с облегчением: драма была не закончена и о занавесе никто пока не думал.

— Мне кажется, ты уже добилась нужного результата, моя дорогая, — проговорил он.

— Не совсем! — быстро ответила Меган. Гнев, слышавшийся в ее голосе (настоящий гнев!), давал ему знать, что сцена еще не окончена и что жена во что бы то ни стало доскажет то, что хочет. — Ты слишком джентльмен, чтобы пресечь се клевету, но я не джентльмен.

После этой реплики в толпе гостей послышались смешки, но сама Меган не обратила никакого внимания на гостей. Девушка вновь обратилась к подавленной Марианне и сказала:

— Говорят, что в конце концов всегда торжествует истина. Говорят, что кара постоянно преследует лжеца. Что вы предпочтете, графиня… Рассказать нам сейчас об истинной причине, которая побудила моего мужа в свое время разорвать с вами отношения, или… уйти?

Марианне потребовалось две-три секунды, чтобы понять, что ей предоставили шанс избежать полного уничтожения. Она не ответила, но быстро направилась навстречу своему спасению, любезно предоставленному ей Меган. Марианна ушла из залы униженная, с клеймом клеветницы на лбу, но ушла и тем спаслась, избежала окончательного разгрома.

— Ты закончила? — раздался за спиной Меган тихий голос Девлина.

Герцогиня оглянулась и одарила мужа очаровательной улыбкой.

— Да. Похоже, что закончила. Господа, а где же музыка?

Реплика Меган насчет музыки прозвучала сигналом к окончанию «немой сцены». Разговоры, смолкшие как по команде во всех углах залы несколько минут назад, возобновились в полном объеме. Едва Девлин поднял глаза на оркестр, как тот тут же заиграл вальс. Сначала музыка зазвучала как-то слишком пронзительно и кричаще (сказалось непродолжительное оцепенение оркестрантов), но к тому времени, когда Девлин вывел свою жену в центр залы, звучал уже настоящий мелодичный вальс.