А вот и люк того укромного переднего трюма, где имела место стычка с воином в черном. Здесь Томас устало сел и, стянув с рук боевые рукавицы, поразминал пальцы и занялся застежками шлема. Наконец, не с первой попытки, он снял его и поставил рядом на палубу. Слипшиеся от пота волосы пристали к макушке, кожу приятно холодил утренний бриз. Крестоносец блаженно откинулся спиной на покатый фальшборт и так какое-то время сидел с закрытыми глазами, пока на лицо не пала чья-то тень. Стокли. Томас, приоткрыв глаза, смотрел на него сквозь лучистый перелив собственных ресниц.

– Твой приказ выполнен, – сообщил ему приятель. – И братья-христиане освобождены.

Он указал туда, где орава изможденных оборванцев обступила выставленные на задней палубе корзины с хле́бами и, получая от раздатчика-солдата куски, насыщалась с жадноватой хитрецой нищих: часть в рот, а часть припрятать под лохмотья и попытаться урвать еще. Стокли, глядя на них, уточнил:

– Хотя первым делом они кинулись утолять не голод, а месть: надсмотрщик был ими буквально растерзан. Собственно, и поделом.

– Вот видишь: каждому да будет по делам его.

Стокли перевел взгляд на люк.

– Ты там внутри еще не смотрел?

Томас молча качнул головой.

– Может, там хранится еще что-нибудь из съестного, как раз для этих горемык. А то и для нас.

– Погляди, если хочешь, – Томас нехотя махнул в сторону узкого комингса[20].

Его приятель по лестнице спустился в небольшое носовое хранилище. Вскоре оттуда донеслось приглушенное и донельзя удивленное ругательство.

– Друг мой!

– Что?

– Давай сюда!

Сказано было так требовательно, что Томас, крякнув, поднялся и осмотрительно сошел в темное узилище под палубой.

– Ну, чего?

Он повернулся и поглядел туда, где над грудой какого-то тряпья склонялся Стокли. Стоять здесь в полный рост было невозможно, и Томас подобрался, скорчившись в три погибели. В пыльных спицах лучей, просеянных сквозь решетку, тряпичная груда пошевелилась, и показалась… женщина. Ее прикрывало какое-то рубище, которое в момент шевеления сползло, выказав на изящных плечах и спине женщины свежие рубцы от плети. Одна рука цепью была прихвачена к кольцу в стенке трюма. Сузив глаза, женщина настороженно оглядывала двоих мужчин. Изящная бледность ее кожи подчеркивалась длинными черными волосами. На щеке виднелась ссадина. Смочив языком пересохшие губы, женщина сиплым шепотом выговорила:

– Кто вы?

– Мы христиане, – поспешно ответил Оливер. – Взяли галиот на абордаж.

– Христиане, – повторила она. В ее глазах по-прежнему сквозило беспокойство.

С минуту женщина и двое рыцарей с безмолвной пристальностью глядели друг на друга. Ни следы порки, ни ссадина, ни общая запущенность не скрывали красоты этой женщины. В холодной очерствелости сердца Томаса что-то шевельнулось. Он завозился в попытке дотянуться до кольца и при этом вынул кинжал. Вид блеснувшего лезвия испугал женщину: она отпрянула, но Томас ее успокоил:

– Я вас сейчас вызволю.

Она молча кивнула, и тогда молодой рыцарь с усердием взялся кинжалом выкорчевывать запорный болт. Приостановившись за своим занятием, он поглядел на нее:

– Как ваше имя?

Та в ответ, еще раз облизнув губы, с сипотцой ответила:

– Мария ди Веничи.

Томас кивнул, и при взгляде на нее вновь безотчетно дрогнуло сердце.

– Мария, – повторил он медленно, словно смакуя имя по слогам. – Ма-ри-я.

Мальта, два месяца спустя

В серебристом оперении облачка над Мальтой сиял спелый полумесяц. Переливчатыми чешуйками поблескивал на водах бухты длинный перст его отражения, указуя на черный склон Шиберраса; недвижным и все еще душноватым был воздух. Однако Томасу сейчас было не до романтичного созерцания. В другую какую ночь он бы, может, и преисполнился чувственной эстетики летней средиземноморской ночи и даже невольно замер, благоговейно вбирая в себя присущие ей запахи и краски.

Но только не сейчас.

В данную минуту он, изнемогая от волнения, стоял под темной сенью стен форта Сент-Анджело – сердца и дома Ордена, возведенного на скалистой оконечности полуострова Биргу. Форт охранял вход в бухту и нависал над сонным городком, черепичные крыши которого лоснились под луной. Вдоль основания стены вилась узкая дорожка, ведущая к самому причалу, где сейчас в ожидании и затаился Томас. Колокол собора пробил половину первого ночи; Мария уже давно должна была подойти. Чуть выдвинувшись из-за камней у отрога стены, Томас в очередной раз напряженно оглядел дорожку: нет, никого. Кольнул страх от мысли, что Мария, вероятно, передумала и решила не подвергать себя риску еще одной встречи наедине.

Их уже предупредили не продолжать лирических отношений. На утренних упражнениях с оружием к Томасу подошел ла Валетт и отвел в сторонку для укромного изъяснения. Мария ди Веничи, напомнил он, ожидает брата, который со дня на день должен забрать ее с острова, а также выдать Ордену награду за ее спасение. Томас затаил невольную насмешку. Куда проще и точнее будет сказать «выкуп». Но столь некуртуазные понятия определенно не фигурируют в обмене посланиями между Орденом и семейством Веничи.

– Ваша взаимная приязнь не проходит незамеченной, – деликатно намекнул ла Валетт. – Должен поставить тебе это на вид, Томас. Мария помолвлена, а потому будущности у образовавшейся между вами э-э… дружбы нет.

– Кто же это вам сказал, сир? – спросил Томас.

Взгляд ла Валетта машинально скользнул на молодое рыцарство, что упражнялось сейчас на деревянных, похожих на идолища болванах, установленных во внутреннем дворе форта Сент-Анджело. Среди рыцарей был и Оливер Стокли, который, приостановившись, исподтишка наблюдал за разговором. Перехватив взгляд Томаса, он тут же возобновил выпады на болвана в виде турка с намалеванной зверской рожей и угольными глазами.

Вот тебе и друг. А впрочем, неудивительно. Приятельство их после прибытия на Мальту как-то охладело, особенно после того, как вскоре выяснилось, что освобожденная ими женщина отдает предпочтение обществу Томаса. К Оливеру она относилась приветливо, с оттенком благодарности, но именно в присутствии Томаса ее охватывало радостное оживление, и именно его она просила сопровождать ее в прогулках по Биргу, а затем и по более удаленным живописным окрестностям.

«Как раз там все и произошло», – с учащенно бьющимся сердцем припомнил Томас. В солнечно-пестрой тени одного из немногочисленных деревьев острова, на вершине Святой Маргариты, откуда открывался вид на весь Биргу с его окрестностями. Оступившись на склоне, Мария налетела на молодого человека, лбом задев его щеку, а он подхватил ее, чтобы та не сорвалась вниз. Подняв голову, девушка улыбнулась и невзначай его чмокнула. При этом Томас оторопел от неожиданности, а Мария, притянув его к себе, прильнула к его губам поцелуем уже совсем другим – нежным и страстным. А затем на одном из каменистых склонов они нашли себе укромный уголок, где Томас расстелил свою накидку, и там они пробыли до самого предвечерья, возвратившись на Биргу румяными от страсти и сладостно-тревожного трепета. Что и говорить, связь эта была небезопасной, и они оба это знали. Тем не менее ни Томас, ни Мария не могли, да и не желали сдерживать в себе ту нежную, томительную пылкость, что бередила ум и тело.

Это случилось примерно за неделю до предостережения ла Валетта. Все те дни служебная рутина казалась Томасу поистине вечностью, проведенной в чистилище. А под вечер, кое-как сдав караул, он бегом бежал в условленное место встречи – небольшой садик вблизи городских ворот. Садик некогда принадлежал венецианскому купцу, который завещал его островитянам, и теперь погожими днями, коих на Мальте множество, он радовал своих посетителей лиственной игрой светотени и сладковато-пряным ароматом цветов и трав. Где ж еще, как не здесь, в уютной зеленой глуши, было встречаться влюбленным. Здесь они и сидели, уединившись в тенистой беседке, когда на одной из испещренных солнцем тропинок появился Стокли; подошел и молча встал, щурясь на свету. Томас с Марией смущенно отстранились друг от друга. Все еще свежий шрам на щеке кривил Оливеру рот в подобии легкой усмешки (теперь ему, видно, до могилы вот так усмехаться).