– А что, если с ним что-нибудь случилось? – Стокли осторожно огляделся, удостоверяясь, что его слов не слышат на главной палубе. – В случае потери капитана кто-то же должен будет принять за него командование.

Ишь какой прыткий. Уж не прикидываешь ли ты, приятель, эту мерку к себе? Ну уж нет, ее в первую очередь надлежит приложить к собственной персоне.

– В случае гибели или пленения капитана, да будет тебе известно, его место займу я. Как назначенный старший помощник.

– Да, но в рыцарях я хожу несколько дольше, чем ты, – напористо прошептал Стокли. – Так что и капитаном, по логике, надлежит стать именно мне. Да и люди предпочли бы находиться под началом того, у кого больше опыта. Ну же, друг мой, неужто ты с этим не согласишься?

Как бы там ни рассуждал Стокли, правда заключалась в том, что боевые заслуги Томаса были уже изначально отмечены начальством. В первом своем бою он командовал налетом на небольшой порт близ Алжира, где захватил целый галеон с пряностями. После этого Томаса отрядили на службу к ла Валетту, самому, можно сказать, дерзкому и удачливому из капитанов Ордена. С той поры они воевали с турками сообща. Для Томаса это была третья кампания на море, в ходе которой он тесно сошелся и с командой галеры, и с капитановым воинством. Так что в начальники себе они предпочли бы, несомненно, его, а не рыцаря, что пришел на галеру без году неделя – всего с месяц назад, – не успев еще толком прочихаться от пыли конторы орденского квартирмейстера.

– Как бы мы с тобой ни кипятились, – пощадил Томас чувства приятеля, – надрываться все равно бессмысленно. Капитан скоро вернется. На этот счет у меня нет сомнений.

– А если все-таки нет?

– Не нет, а да, – сказал как отрезал Томас. – Мы должны быть готовы к бою сразу же, едва капитан возвратится на галеру. Прикажи заглушить гребцов. И скажи, чтобы люди готовили оружие.

Стокли, секунду помешкав, слегка кивнул и возвратился по лесенке на широкую палубу, что стелилась посередине стройной галеры примерно на полсотни шагов к крытому пространству кормы, где обретались рыцари и старшие офицеры. Над палубой двухопорную мачту пересекали два широких рея, чуть согнутых под весом свернутых парусов.

Слышно было, как эхом передается приказ и небольшая группа людей торопится вниз за пробковыми кляпами с кожаными тесьмами, что хранились в одном из сундуков на дне небольшого трюма. Немного погодя последовал горький ропот прикованных к скамьям гребцов. Но его пресек злобный рык комита[7], надзирающего за гребным помостом-куршеей; хлестко ударила по голой коже хвостатая плеть.

Роптания этих несчастных, что сидели на длиннющих гребных веслах галеры, были вполне понятны. Для того чтобы никто из них, чего доброго, окриком не предостерег врага о скрытно близящейся угрозе, капитаны обеих враждующих сторон взяли себе за правило затыкать гребцам рты пробковыми затычками с тугой тесьмой, дотянуться до которых мешают оковы. Кляпы эти были ужасающе неудобны, да к тому же перекрывали дыхание, когда люди принимались с силой налегать на весла. Томас после некоторых из сражений, в которых ему доводилось участвовать, сам видел случаи удушения среди гребцов. Однако, по его разумению, это было необходимое и, увы, неизбежное зло в крестовых походах против тех, кто избрал себе оплотом ложную веру. И смерть каждого из задохнувшихся иноверцев опосредованно спасала жизнь кому-то из христиан, которые могли погибнуть из-за одного лишь предательского выкрика, способного разбудить спящего в неведении врага. Пожалуй, еще одним знаком, способным выдать присутствие галеры, была несусветная вонь от мочи и кала, что скапливались под скамьями гребцов за время плавания, пока судно по окончании похода не вытаскивалось на берег. Если б не стойкий прибрежный ветер, дурной запах разносился бы настолько, что мог насторожить врага.

Над гребным помостом поднялись на ноги солдаты Ордена, все как один наемные: испанцы, греки, португальцы, венецианцы и небольшое число французов. Они в хмуром молчании натягивали на себя плотные, с подбоем, камзолы, пристегивали небольшие латы для защиты уязвимых сочленений. Снаряжение было достаточно громоздким, в таком на солнцепеке страдаешь от духоты. Обычно команда «изготовиться» подается не раньше, чем галера начинает сближение для абордажа, однако Томас, чувствуя среди людей напряжение, решил, что лучше будет их чем-нибудь занять и отвлечь от взволнованного ожидания капитана. Кроме того, это давало возможность показать Стокли, кто здесь главный, и напомнить ему: всяк сверчок знай свой шесток. Хоть этот сверчок и доводится приятелем.

В той стороне, где вдали угадывался чернильный сгусток мыса, послышалось что-то похожее на всплеск. Томас тут же напряг слух и зрение, вглядываясь в черные тени моря, подвижные и изменчивые; все прочие мысли мгновенно отсеялись. И вот он наконец увидел ее, едва различимую; вон и люди, усердно работают на веслах. Сердце как будто взмыло от облегчения. Между тем шлюпка под частые, со слабыми всплесками взмахи весел подходила все ближе к галере.

– Суши весла, – скомандовал негромко ла Валетт.

Мгновенье спустя снизу о литые брусья галеры легонько тукнуло. Тут же сбоку был сброшен конец, и его со шлюпки ухватил один из матросов. Ла Валетт проворно взобрался на борт, где его уже ждал спустившийся с передней палубы Томас. Вокруг собрались прочие рыцари и офицеры.

– Галеон все еще там, сир? – спросил Стокли.

– Там, там, – ответил ла Валетт, обращаясь ко всем. – Турки спят как младенцы. Ну а с теми, что на галеоне, мы сладим без труда.

– Слава Всевышнему, – истово молвил Стокли, сцепив перед грудью руки.

– Верно сказано, – кивнул капитан. – Господь наделил нас своей благодатью, отчего я, собственно, и подзадержался. – Ла Валетт сделал паузу, концентрируя таким образом общее внимание своих приверженцев, после чего продолжил: – Галеон станет нынче не единственной нашей добычей. К нему добавится еще и пара корсарских галиотов[8]. Они там вблизи, на якоре. Так что улов обещает быть богатым, мессиры.

Воцарилась минутная тишина: люди усваивали известие. От Томаса не укрылось, что некоторые из них нервно переглянулись.

– Получается как бы… Трое на одного, сир? – подал взволнованный голос шкипер.

– Двое. Двое на одного. Галеон в счет можно и не брать. Стоит нам совладать с судами корсаров, как турецкая посудина упадет нам в руки почти без хлопот.

– И все равно, попытка достаточно безрассудна, – упорствовал видавший виды шкипер. – Особенно когда до рассвета уже рукой подать. Надо бы отступить.

– Отступить? – Ла Валетт желчно хмыкнул. – Ну уж нет. Любой из нас, кто служит Ордену, стоит по меньшей мере пятерых сарацин. И главное, на нашей стороне Бог. А потому это турки в меньшинстве, а не мы. Однако не будем пытать провидение с излишним пристрастием. Ты верно сказал, до зари рукой подать. Так что не будем терять время, мессиры, его у нас и так в обрез. Готова ли галера?

– Галера готова, сир, – почтительно склонил голову шкипер.

– А люди?

– И люди, сир, – откликнулся Томас. – Я уже дал им приказ к оружию.

– Славно. – Ла Валетт, оглядев своих офицеров, торжественно поднял кулак: – И да свершим деяния свои во славу Господа, и да падет Его гнев на сарацин!

Восточный край неба уже едва заметно светлел, когда «Быстрая лань» начала огибать мыс, за которым широким, в три мили, полумесяцем открылась бухта. На фоне бледной прибрежной полосы отчетливо виднелись очертания галеона и двух его спутников-галиотов. Мелкие оранжевые точки мерцали там, где у углей потухших костров грелись на берегу турецкие моряки из числа бодрствующих.

– Поздно, – стоя на палубе рядом с Томасом, вполголоса произнес Стокли. – Рассвет застанет нас еще на подходе. Турки нас обязательно заметят.

– Не заметят. Мы заходим с запада: темнота еще какое-то время будет нас прикрывать.