Я осторожно оглянулась на дверь трапезной (не хотелось бы, чтобы меня уличили в столь неприглядном деле, как подсматривание!), а затем аккуратно промокнула расшитым рукавом вспотевшее лицо — в комнатах было жарко и душно. Платье же, в которое меня нарядила Смеляна, хоть и льняное, оказалось очень плотным, с длинными рукавами и высоким глухим воротом, да к тому же к нему в комплекте полагалась просторная накидка, неловким хвостом волочившаяся за мной.

Будто мало того, что я и так на каждом шагу спотыкалась о подол непривычной для меня длинной, в пол, юбки! Вот и сейчас, словно в насмешку, противный шлейф предательски закрутился у моих ног. Я сердито отпихнула неудобную одежку ногой.

Шлейф коротко взвыл и негромко, но очень злобно рявкнул:

— Ты что пинаешься? Совсем с ума сошла, что ли?!! Больно же!

Ох! В пылу подглядывания я совсем упустила из виду, что нынче накидка используется не только по ее прямому назначению!

— Прости меня, пожалуйста! — покаянно прошептала я, ещё раз воровато оглядываясь на двери. — И не шуми! Не хватало ещё, чтобы нас с тобою застукали! Между прочим, это всё твоя дурацкая идея, а вовсе не моя!

Шлейф недовольно завозился, но промолчал.

Из-за неплотно прикрытой двери в парадный покой доносилось мерное жужжание голосов: в ожидании начала обряда женщины обсуждали новости, сплетничали, хихикали и хвастались друг перед другом, кто чем мог; справа от входа кто-то уже и переругивался — негромко, зато от всей души. Пытаясь на слух определить, кто это у нас не сумел дотерпеть с выяснением отношений до менее людного места, я по привычке потянулась вертеть кольцо Белого Дракона, грубоватый кусок горного хрусталя в неприметной оправе, которое я носила, не снимая, уже три месяца. Несмотря на очень неприятные обстоятельства, при которых этот могучий артефакт стал моим, мне нравилось ощущать на руке его умиротворяющую тяжесть.

Потянулась — и раздраженно отдернула руку, нащупавшую непривычную пустоту.

— Без амулетов и оберегов я себя чувствую так, будто голая на улицу вышла! — с искренней обидой пожаловалась я. Единственным магическим предметом, который я оставила (а, вернее, просто не сумела снять), было кольцо, надетое Даром мне на палец во время нашей с ним помолвки. Мой любимый чародей не мог подарить своей невесте обычное украшение: внешне гладенький ободок изнутри был плотно покрыт мелкими-премелкими рунами — там говорилось и про верность, и про нерушимость, и про бесконечность, и про плодородие, и ещё много про что. Я точно знала, что наши обручальные кольца мой будущий муж изготовил и зачаровал лично.

Шлейф ещё раз засопел, ощутимо задергался, а затем край накидки с одного бока приподнялся, и оттуда осторожно выглянула серая остроухая мордочка с пышными, слегка примятыми усами.

— Ну и зачем ты их тогда сняла? — резонно поинтересовался Степка, жмурясь на огоньки свечей.

— То есть как — зачем? — удивилась я. — Ты что, не слыхал, что мне было строго-настрого наказано не брать с собою никаких предметов, содержащих хоть крупицу магии? Валина аж три раз приходила — напомнить. Говорят, силы, покровительствующие Роданице, не терпят конкуренции. Вот я и убрала всё в ларец, да ещё и накрепко зачаровала его!

Это точно, накрепко. Накануне я изучила несколько новых охранных заклинаний, как тут было не опробовать? Меня не смутило даже то, что, по самым скромным подсчетам, на снятие наложенных чар мне потребуется раз в десять больше времени и сил, чем, собственно на сами чары…

— И очень зря! — рассеяно сказал кот, внимательно разглядывая в щелку жужжащий парадный покой.

— Почему это — зря?

— Уж не знаю, кто там как на вашей Роданице относится к магии, но даю тебе честное кошачье слово, что тетки через одну обвешаны оберегами!

— Да ладно!

— Слав, ну ты что? — укоризненно посмотрел на меня Степан. — Ты что, забыла, что кошки чуют колдовство? Ну а чтобы личный ведьмин кот не отличил амулет от обычной висюльки?! Да ты сама только посмотри!

Всё ещё не веря болтливому животному, я прошептала заклинание истинного зрения, потихоньку заглянула в зал — и от неожиданности отшатнулась.

Какое там "через одну"?! Дрожащий холодный лиловатый свет, выдающий присутствие магии, исходил практически от каждой находящейся там женщины. Заговоренные кольца, подвески, браслеты и даже накидки насмешливо подмигивали мне.

— Ну что, убедилась? — хихикнул Степка. — Ты только глянь, как Дивея-то приукрасилась? И как только шея не переломится?

— Такую шею и топор не перебьет! — мрачно буркнула я. Ну вот, вновь на черный юмор потянуло! А куда, спрашивается, ещё может потянуть при виде здоровенного, с кулак, охранного артефакта, покоящегося на пышной груди надменной княгини. Толстая витая цепь, охватывающая могучую шею, самодовольно лучилась всё тем же лиловым светом.

Правда, тихонькая Валина и тут перещеголяла свою заклятую подругу-соперницу: именно на ней потрескивала от избытка магии длинная расшитая золотом накидка.

М-да… что-то мне стало не по себе от этого зрелища…. И, что "приятнее" всего, до моих собственных оберегов и амулетов мне теперь так просто не добраться — глупость, как известно, наказуема…

…или, может, всё-таки попробовать?!

Я нерешительно оглянулась на широкую лестницу. В этот момент, повинуясь невидимому знаку, разноголосое жужжание смолкло, и в наступившей тишине раздался звучный голос княгини Дивеи — старшей жены великого князя, матери наследника престола Гордяты Добромира и главы женского дома рода Твердятичей:

— Девица Веслава, невеста Светодара Радомила, сына князя Велимира, выйди к нам!

Хор женских голосов слаженно и с готовностью подхватил:

— Девица Веслава, выйди к нам!

Мы со Степкой на мгновенье замерли, уставившись друг на друга, затем кот, уже вовсю предвкушавший мой живописный забег по лестницам и переходам с задранным (для удобства!) выше колен подолом, разочарованно фыркнул и нырнул обратно под накидку. Её подкладка была сшита таким образом, что в двух местах между лоскутами ткани образовались широкие мелкие карманы, чем и не замедлил воспользоваться неугомонный кошак, решивший во что бы то ни стало поприсутствовать на запретном обряде.

Я несколько раз глубоко вздохнула, стараясь унять заколотившееся сердце, выпрямила спину, вздернула подбородок и шагнула к высоким резным дверям. У меня немедленно появилось стойкое и крайне неприятное ощущение, что в настоящий момент я совершаю очень серьезную ошибку…

И даже метательный нож, заботливо прикрепленный с помощью специальных кожаных ремешков к моей правой ноге чуть выше колена, вовсе не добавлял уверенности в своих силах.

Усилием воли я подавила малодушное, но крайне настойчивое желание удрать куда подальше и решительно распахнула тяжело скрипнувшие створки. Не стоило срывать важную церемонию — особенно, если учесть, что именно я планировала на завтра.

Тканая мутно-красная дорожка тусклым кровавым ручьем текла мне под ноги. Под взглядами десятков глаз — внимательных, равнодушных, сочувственных, злорадных, веселых, жадных, ободряющих, обиженных и просто любопытных — я медленно шла через зал, стараясь не споткнуться. Ветхая ткань всё норовила собраться под ногами предательскими складками. Кот увесистой тушкой болтался где-то у меня за спиной между платьем и накидкой, ритмично и безмолвно стукаясь о мои слегка подгибающиеся ноги.

Я не собиралась сдаваться своей слабости — насколько мне было известно, собственно обряд должен занять совсем немного времени, можно же и перетерпеть. А истерично попискивающему внутреннему голосу лучше бы и вовсе заткнуться!

В конце зловредной дорожки на небольшом возвышении меня ждали четыре женщины — три княгини, жены Велимира, и та самая древняя двоюродная бабушка, самая старшая по возрасту среди ныне живущих на свете Твердятичей. Все четверо сидели в одинаковых креслах с высокими прямыми спинками и жесткими подлокотниками: безучастная ко всему происходящему старуха и высокомерная Дивея — в середине, пергаментно-ядовитая Валина и дружелюбно улыбающаяся Смеляна — по краям. Когда я приблизилась, три великие княгини одновременно поднялись со своих мест, оставив бабулю сидеть в одиночестве. Дивея на мгновение замешкалась, подбирая юбки, быстро провела рукой по коленям, будто смахивая прилипший к ткани волосок или крошку — и прямо ко мне под ноги полетели крохотные черные песчинки.