Однако такое решение встретило резкую критику. Судья Харрис, узнав о том, что собирается сделать его дочь, очень встревожился и заметил, что риск невероятно велик, и сказал: «Подумай, что станет с остальными твоими детьми, если они тебя убьют? Чем это поможет Полу?» Еще более категоричным был вернувшийся в Рим Чейс. Он пошел еще дальше ее отца и заявил, что за ее смертью обязательно последует смерть Пола или похищение остальных детей. Аргументы против подействовали на нее неотразимо, и она отказалась от своего решения.
Теперь Гейл считает это «непростительной ошибкой». «Если бы я погибла, — говорит она, — то это привело бы наконец в чувство остальных Гетти и они начали бы спасать Пола, а если бы осталась в живых, то смогла бы предотвратить то, что они сделали с моим мальчиком».
Сообщить похитителям Пола о своем отказе Гейл не могла, и мафиози, прождав ее у шоссе несколько часов, пришли в ярость. Даже всегда вежливый Чинкуанта, позвонив ей поздно вечером, не скрывал своего гнева и обвинил ее в том, что она плетет какие-то интриги за их спиной. Ее попытки оправдаться его обозлили еще больше, и в конце их разговора он заявил, что сделал для нее все, что мог, и что теперь его дружки рассвирепели и он за последствия не отвечает.
Вскоре Гейл поняла, что Чинкуанта не блефовал и его дружки начали вымещать свой гнев на ее несчастном сыне. Для начала они отобрали у него радиоприемник, который был для парня единственным средством связи с внешним миром. На ночь Пола заковывали в цепи, а небольшую птичку, с которой он успел подружиться в неволе, застрелили на его глазах, сказав, что то же самое ждет и его, если его дед не соизволит заплатить им деньги. Затем, затолкав ему в рот кляп, стали играть в русскую рулетку, поочередно приставляя пистолет 45-го калибра к его лбу.
Пол так и не узнал, был он заряжен или нет. После нескольких щелчков затвора они рассмеялись, завязали глаза и, туго стянув веревками запястья, швырнули в яму, где он провел всю ночь.
Вскоре произошло еще одно событие, которое удвоило страдания пленника. Несколько калабрийцев из числа похитивших Пола в Риме, потеряв надежду на получение денег, продали свои права на часть выкупа, словно права на часть недвижимости или на долю от доходов казино. Покупатели занимали в мафии более высокое положение и надеялись использовать полученную от Гетти сумму на расширение наркобизнеса. Они были более хладнокровными и жестокими, чем их предшественники, и жаждали, чтобы их инвестиции принесли доход как можно быстрее.
На следующее утро Пол, очнувшись, заметил возле себя двоих смуглолицых мужчин. Они были с ним исключительно вежливы и приветливы, и это его насторожило. Один из них поднес ему стакан дешевого итальянского бренди, которое начиная с октября стали давать ему в качестве согревающего. Но обычно эта процедура выполнялась перед сном, и то, что выпивку ему предложили ранним утром, его удивило. Когда он сказал, что не привык пить по утрам, человек со стаканом в руке улыбнулся и посоветовал не отказываться, добавив, что это необходимо для его же блага. После того как Пол выпил стакан до дна, второй заметил, что у парня слишком длинные волосы и их не мешало бы укоротить.
Пол попытался спорить. Он любил носить длинные волосы и не желал, чтобы их стригли. Но эти двое сказали, что его волосы очень грязные, и настаивали на том, чтобы их состричь. Вскоре к этим двоим подошли еще трое. Они схватили парня за руки и заломили их за спину. От резкой боли в суставах он чуть не потерял сознание. Поняв, что сопротивляться не имеет смысла, он обреченно наклонил голову. Третий стал неумело выстригать клочья волос тупыми ножницами. Больше всего цирюльник в маске старался по бокам головы, возле ушей Пола. Закончив работу, он взял бутылку с бренди и, вылив немного на белоснежный носовой платок, приложил его на несколько секунд к правому уху юноши. Только теперь Пол начал догадываться, что его ждет.
Сопротивляться было не только бесполезно, но и опасно. Он мог получить лишь дополнительные раны. Они все равно сделали бы то, что решили.
Поэтому, когда ему снова предложили выпить, он уже не отказывался. Свернув носовой платок, они засунули его в рот Пола и посоветовали сжать посильнее зубы. Пол стиснул челюсти с такой силой, что у него зазвенело в ушах, но все равно почувствовал, как кто-то грубо ухватил пальцами его правое ухо и резко оттянул в сторону.
Затем в руках одного из бандитов сверкнуло лезвие опасной бритвы, и сознание парня пронзила дикая обжигающая боль, а отсеченное от его стриженой головы ухо упало в подставленную кем-то миску с водой.
О случившемся Чинкуанта известил Гейл лишь на следующий день, 21 октября, но рассказать обо всем подробнее отказался. Сначала она ему не поверила, но он клялся, что не лжет, и в доказательство своих слов обещал выслать ей фотографии сына.
От одной мысли, что ее сына изувечили, сердце Гейл содрогнулось от ужаса и боли. Несмотря на все угрозы Чинкуанты, она никогда не верила в то, что он и его дружки посмеют пролить кровь ее несчастного мальчика. Теперь, когда это, похоже, произошло, она пыталась заставить себя думать о том, как спасти сына, но не могла. Ее воображение вновь и вновь рисовало дикую сцену кровавой расправы с Полом, а его страдания отдавались в ее измученной душе невыносимой болью.
Случившееся подвело Гейл к черте, отделявшей ее от безумия. «Сколько еще продлятся эти мучения и сколько еще придется перенести ей и Полу?» — не переставала спрашивать себя Гейл.
В этот же день кто-то из похитителей позвонил в один из полицейских участков Рима и сообщил о точном местонахождении фотографий Пола. Снимки, сделанные с помощью «Полароида», были обнаружены в одном из мусорных ящиков на окраине столицы. Увидав на них отощавшего, испуганного Пола с окровавленной раной на месте правого уха, Гейл пришла в ужас и зарыдала.
Через несколько часов ей снова позвонил Чинкуанта и спросил, верит ли она ему теперь, и добавил, что предупреждал ее о том, что подобное может произойти. Затем сообщил, что ухо Пола они отправили в Рим по почте. Окаменевшая от горя, Гейл молча положила трубку. На следующий день он снова позвонил и поинтересовался, дошла ли до Рима их бандероль, и Гейл, которая ничего не получила, на этот раз не сдержалась и обрушилась на него с обвинениями во лжи. Чинкуанта же упорно твердил о том, что бандероль отправлена несколько дней назад и уже должна быть в Риме.
Странная пропажа уха Пола стала еще одной из загадок этого похищения и вызвала немало слухов в Риме. Некоторые официальные лица тут же воспользовались этим фактом для оправдания своего бездействия. На самом деле похитители упаковали ухо юноши в пластиковый пакет, заполненный формалином, и, поместив этот пакет в небольшой кожаный футляр, отправили его по почте из Реджио Калабриа в редакцию римской газеты «Мессаджеро» еще 20 октября.
Если бы эта зловещая посылка дошла до Рима, то все разговоры о мистификации тут же замолкли бы и необходимость переговоров с похитителями стала бы очевидной для всех. Однако, как на грех, в ту осень, как заметил путешествовавший в то время по Италии американский писатель Гор Видал, «почтовых услуг в Риме не существовало». Работники почты объявили забастовку, и ухо Пола, наряду с множеством других бандеролей, осталось лежать на одном из почтовых складов до окончания забастовки.
Наконец 10 ноября — через три недели после экзекуции — пакет с ухом Пола был доставлен в редакцию «Мессаджеро» на Виа дель Корсо. Секретарша вскрыла бандероль и упала в обморок.
Утратив всякое доверие к карабинерам, Гейл решила обратиться к их соперникам — итальянской полиции. Теперь за дело о похищении Пола взялся комиссар Карло, шеф одного из оперативных полицейских подразделений Рима. Он оказался на редкость деятельным и сообразительным, и Гейл снова начала обретать веру в спасение Пола. Карло был очень деликатен с Гейл и постарался подготовить ее морально к весьма пугающей процедуре — опознанию уха. С этой целью он попросил Гейл внимательно изучить присланные похитителями фотографии сына и обратить особое внимание на форму и вид его ушей.
