Из этих бессвязных речей Найджел уяснил для себя только одно: хозяин хочет как-нибудь отменить психологический сеанс, но не желал делать это сам, беря на себя ответственность. Найджел почувствовал, что и ему самому уже хочется выполнить желание Ресторика, особенно из-за какого-то пронизывающего скепсиса, который виделся ему во взгляде доктора Богана – взгляде, предвещающем беду для всех симулянтов. Но обстановка в Истерхем-Мэноре была такой таинственной, что любопытством можно было прорвать любую бдительность. Найджел чувствовал, что он поладит с Хивардом Ресториком и ему придется довести дело до конца, ведь хозяйка так на это надеется! Лучше сделать все легко и без паники – просто под видом выяснения некоторых деталей.
И вот где-то час спустя все гуськом потянулись в комнату Епископа. Это помещение было необжитым, мрачным и холодным, невзирая на огонь, полыхающий в камине. Книжные шкафы, через равные промежутки выстроившиеся вдоль стен, были набиты какими-то древними томами в переплетах из телячьей кожи и каким-то копиями с тусклых подслеповатых журналов девятнадцатого века. Потолок нависал так низко, что Найджелу порой приходилось пригибаться, дабы не стукнуться о какую-нибудь особо толстую балку. Холодные сквозняки мышами разбегались по полу, поднимаясь вверх, забираясь под рубашку и гуляя по спине.
Однако ничто не смущало Шарлотту Ресторик. Вскочив с кресла и подперев руками свой массивный бюст, с лицом, на котором было написано экстатическое предвкушение великих событий, она объявила, обращаясь к полукругу из кресел, что она счастлива представить им мистера Стрэнджвейса, известного эксперта по исследованиям психики, который с их помощью раскроет тайну комнаты Епископа.
Общий эффект от этого заявления, да и от самой комнаты, был таков, что его кровь в жилах будто бы вскипела и застыла разом. Тем не менее он взял слово, не обращая внимания на Джорджию, которая подначивающе подмигивала, и, стойко избегая взгляда доктора Богана, и начал.
Дело в том, что миссис Ресторик преувеличила его полномочия. Он всего-навсего простой любитель исследований психики. Но случившееся в сочельник отчего-то его заинтересовало – кстати, а где же Царапка?
Шарлотта Ресторик, краснея, справилась, не слишком ли назойливо она себя вела, и оказалось, что в своем вдохновении она и забыла приказать принести кота сюда. Сняв трубку внутреннего телефона, она отдавала распоряжение, а Найджел представлял себе дворецкого, несущего кота на подносе, но Царапка въехал в комнату на руках горничной, до полусмерти напуганной переспективой побыть в комнате с привидениями. Уронив свою ношу на пол, где кот быстро свернулся клубком и тут же уснул на ботинках у Найджела, горничная убежала обратно вниз.
Тогда Найджел, решив, что у него нет лучшего способа скрыть свое невежество, стал опрашивать всех собравшихся об их мнении по поводу случая с Царапкой. Показания мало отличались друг от друга. Эвнис Эйнсли, правда, вся дрожала, от светлых волос до изящных пальчиков ног, утверждая, что видела, как по той самой стене, на которую бросался кот, проскочила очень жуткая и зловещая тень.
«Самовнушение», – проборомотал доктор Боган, приоткрыв рот и вслушиваясь в выступление Найджела. Эндрю Ресторик высказал на этот счет слишком надуманное мнение, что не может считать себя настоящим свидетелем, поскольку – и мисс Кэвендиш согласилась с этим – он интересовался поведением кота, а не мисс Эйнсли. Хивард Ресторик ограничился тем, что просто пересказал краткую историю комнаты Епископа. И каждый смотрелся каким-то подавленным и вместе с тем – словно бы стыдящимся своих чувств, которые он испытывал во время случая с котом. У Найджела сложилось впечатление, что все они упускают что-то самое важное – быть может, присутствие неуловимой Элизабет Ресторик?..
– Под давлением фактов, – сказал он, – нам придется признать, что все это, вполне возможно, было простым розыгрышем. Кто первый предложил провести сеанс?
– Бетти, – сказала Шарлотта Ресторик и лукаво погрозила пальцем своему деверю. – Эндрю, ты уверен, что все это – не одна из ваших с Бетти обычных шуток? До чего несносные ребятишки!
– Мы абсолютно невинны, – любезно улыбаясь, отвечал Эндрю.
– Но, черт возьми, – сказал Хивард, – нельзя же заставлять кота вытворять такое! Это уж слишком! Мурашки по коже.
По собранию действительно пробежал легкий холодок. Хивард торопливо добавил:
– Но я вовсе не говорю, что здесь кто-то замешан. Должно быть, эта скотина просто что-то съела.
– Кто давал Царапке блюдце молока? – спросил Найджел.
Вилл Дайке преодолел возникшее замешательство и ответил:
– Бетти.
– Ну, это уже абсурд! – фыркнула мисс Эйнсли. – Бетти на такое не способна. Она терпеть не может животных.
– К сожалению, – поправил ее Вилл Дайке, – я видел это своими глазами.
– Возможно, кто-то попросил ее? – Найджел обвел вопросительным взглядом гостей. Те качали головами или сидели неподвижно. – Что ж, тогда мне самому придется спросить ее.
– Проклятье! – вдруг взорвался Вилл Дайке. – Это что – полицейское расследование? Почему все обвинения вечно сыплются на Бетти?
– Не будьте крикливым дураком, Дайке, – злобно ввернула мисс Эйнсли, – вы просто попались к Бетти на крючок, вот и вообразили ее ангелом небесным. Вы, скажу я вам…
– Придержи язык, сука! – заорал Вилл Дайке.
Это прозвучало как что-то невероятное, словно гром среди ясного неба. Найджел почувствовал себя нехорошо. Даже те зловещие ветерки, что носились над обеденным столом, не предвещали такого шторма. В этом доме нервы так оголены, что малейшее их касание вызывало скандал. Лишь миссис Ресторик собралась и держала себя степенно – если только это не было обычной и грозной рассеянностью смерча. Общество направилось к ступенькам за дверью. Внизу подали заключительный фуршет, а затем шофер Хиварда отвез компанию домой, в Дауэр-Хаус. Найджела и Джорджию пригласили прийти завтра, ранним утром.
Спустя полчаса, уже лежа в постели, они делились друг с другом мнениями:
– Дорогой, может, мы лучше не пойдем? – говорила Джорджия. – Мне там не нравится. Я в жизни так не пугалась.
Услышав просительную интонацию в словах Джорджии – женщины, которая в свои тридцать пять лет бывала в опасности чаще, чем кто-то другой, – Найджел вдруг понял, что ее слова не лишены смысла.
– А что тебя особенно испугало?
– Эндрю Ресторик, когда он сказал, что один из гостей «упоен злом». Один из этих трех примеров. Ты же видел, он говорил всерьез, а не тянул никакие жилы.
– Я тоже об этом подумал, – проговорил Найджел.
– Кларисса все об этом знает. Дело с котом – только предлог, чтобы ты приехал.
– Кого же имел в виду Эндрю? Думаешь, Элизабет? Помнишь, Кларисса сказала: «Я бы хотела, чтобы вы избавили Элизабет Ресторик от проклятья»? Думаю, все это не совсем в моих силах.
– А помнишь, когда мы только что приехали и Кларисса спросила, не побудет ли Элизабет сегодня с нами, – как все странно притихли? Как они молча глазели друг на друга?
– Да. Мне подумалось, что каждый связан с Элизабет какой-то тайной, и все старались украдкой подсмотреть, не догадываются ли об этом остальные. По-моему, старательно отводить глаза – самая что ни на есть понятная оборонительная реакция, для тех, у кого есть какая-то общая тайна.
– И тогда гипотеза о скрытности Элизабет, которая к нам не выходит, сразу проваливается. В ней должно быть что-то особенное. Стоило упомянуть ее имя, как кто-нибудь обязательно начинал выкидывать номера или выходить из себя.
– Ладно, давай пока не будем об этом. Надо будет узнать, что там творится на самом деле. Меня волнует другое – будет ли она завтра достаточно здорова, чтобы я смог с ней увидеться. Мне просто не дает покоя вопрос: от чего доктор Боган ее лечит?
На другой день Найджелу удалось увидеться с Элизабет Ресторик, но совсем не при тех обстоятельствах, которые он предполагал. Когда на следующее утро они прибыли в Истерхем-Мэнор и, увязая в снегу, добрались до двери, ее открыл дворецкий. Его жирное, белое лицо дрожало, как желе. Срывающимся голосом он сказал:
