И тут, обдумывая в тишине все случившееся, Юстас начал совершать ошибки. Он решил, что не должен покидать страну, пока тело в чане не будет идентифицировано с ним, иначе во всех английских портах станут наводить о нем справки. В то же время с каждым днем увеличивалась опасность, что полиция раскроет преступление. В субботнюю ночь он высунул нос наружу и ограбил свой собственный дом. Вот для чего и оставил себе дубликаты ключей. Юстас выкрал бумаги по «Роксби», но не взял папку, чтобы опять же привлечь внимание к Джо, похитил еду, так как в доме брата, где он скрывался на чердаке, ее не было, забрал паспорт. Паспорт у него был особый, о котором никто не знал. Впрочем, мне следовало бы догадаться, потому что миссис Баннет говорила, что ее муж любил во время отпусков развлекаться за границей. Никто не должен был заподозрить в джентльмене средних лет, который вел себя на континенте предосудительно, почтенного пивовара из Майден-Эстбери. Паспорт был на другое имя – Джеймса Гендерсона, который и оказался при Юстасе, когда его взяли. Так что на вилле миссис Сорн он собирался появиться как Джеймс Гендерсон.

В воскресенье Юстас позволил себе отдохнуть, если не считать того, что на чердаке он вымазал бриллиантином подушку Джо. Той же ночью, рассудив, что полиция должна уже убраться с пивоварни, задумал проникнуть на свой заводик и подбросить еще немного улик на брата.

Дело в том, что, неустанно размышляя в одиночестве над произошедшим в целом, Юстас постепенно начал мнить себя карающей рукой правосудия. И рассудил так: в конце концов, настоящий убийца – Джо, ибо именно он задумал преступление, а он всего лишь защищался, поэтому его долг сделать все, чтобы и полиция это осознала в полной мере. Конечно, самоуверенности этого пивовара с лихвой хватило бы на троих нормальных людей. Но нельзя забывать, что им двигала еще и жгучая ненависть к брату, осмелившемуся расправиться с ним.

Обуревавшие Юстаса чувства и вынудили его перегнуть палку. Он должен был бы сбежать той же ночью, вместо того чтобы идти на пивоварню, особенно после того, как убил мисс Меллорс. А это произошло так. Юстас просто слез с чердака и вдруг услышал, что кто-то вошел в дом, поднимается по лестнице. У него не было времени вскарабкаться обратно на чердак, вместо этого он бросился в студию и схватил кочергу. Мисс Меллорс вошла туда, и это решило ее судьбу. Бедняжка! А Юстаса охватил присущий ему приступ слепой мстительной ярости: он набросился на нее и продолжал избивать даже после того, как все уже было кончено.

Через некоторое время, придя в себя, отправился на пивоварню. Там его спугнул Лок, прежде чем он смог попасть в кабинет Джо. Юстас бросился вниз по лестнице, но обнаружил, что путь к отступлению отрезан констеблем, который, как он слышал, бежал навстречу, поэтому проскользнул в проход и спрятался на складе. Вот так и вышло, что он сам загнал себя в ловушку.

Толлворти не заметил его во время осмотра склада. Он не проверял каждый мешок, да и мне такое не пришло бы в голову. Таким образом, Юстас получил своего рода передышку, если, конечно, можно так сказать о сутках, проведенных им в мешке. Правда, время от времени он мог менять положение – склад не часто посещали в течение дня, но все равно, говорит, это было мучительно. Впрочем, так ему и надо!

Около половины девятого, когда страсти в пивоварне поутихли и Лока поблизости не было, Юстас выскользнул из склада, пробрался к себе в кабинет и позвонил Сорну. Он не только изменил голос, но и наплел Габриэлю, что осторожности ради вынужден говорить чуть ли не шепотом. Юстас назвался ему Джо Банкетом, сказал, что звонит из дома миссис Баннет, сыграл на лучших чувствах молодого человека и попросил его сделать отвлекающий маневр, который поможет ему сбежать. Конечно, это была игра с огнем. Но Юстас сделал ставку на романтическую натуру парня, его ненависть к нему и симпатию к Джо. Впрочем, себя подстраховал, притворившись, будто миссис Баннет предоставила ему убежище. Если Сорн сообщит полиции, искать сначала будут там. Однако Габриэль заглотил наживку целиком. Он согласился отправиться ко мне и рассказать, будто бы убийца прячется в Хонейкомб-Вуд, откуда намерен удрать на его машине. Таким образом предполагалось отвлечь внимание полиции от пивоварни, что определенно увенчалось бы успехом, купись я на его сообщение.

Более того, выдавая себя за Джо, Юстас поведал Сорну, что на самом деле он собирается отправиться в прямо противоположном направлении в машине Юстаса, добраться до Саутхемптона, а там сесть на корабль. Но для этого ему нужен паспорт. Он уже сделал одну попытку заполучить его, но потерпел неудачу. Поэтому теперь просит Сорна достать для него паспорт и принести его к дому миссис Баннет.

Со стороны Юстаса это был очень толковый ход. Если бы Сорну удалось достать паспорт Джо, это означало бы, что горизонт чист и Юстас может спокойно отправляться в Саутхемптон. Он и в самом деле намеревался воспользоваться своей машиной. С другой стороны, если полиция схватит Сорна, как только тот войдет в кабинет Джо, это станет отвлекающим маневром, благодаря которому Юстас сумеет улизнуть из пивоварни.

Ну, как вы знаете, случилось последнее, и даже лучше, чем мог рассчитывать Юстас. Наткнувшись в кабинете Джо на меня с инспектором, Сорн начал так вопить, что тому чуть было действительно не удалось под шумок сбежать. И сбежал бы, не подоспей я вовремя на помощь констеблю.

Потерпев неудачу у боковой двери, Юстас бросился обратно в пивоварню и задал нам там такую свистопляску, какую и в гангстерских фильмах не увидишь. Ну, про это вы уже знаете.

– Должно быть, тебе стало не по себе, когда взвыл предохранительный клапан в бойлерной? Мы это даже здесь услышали, – предположил Герберт.

– Да, момент был не из лучших. Сорну следовало бы дать медаль за то, что он сделал. Его-то разнесло бы на тысячу кусков. Он мне признался, что в своих фантазиях нередко воображал подобную ситуацию и, выступая в роли героя, гасил топку бойлера. Поэтому когда такое случилось на самом деле, автоматически проиграл эту сцену. Вот вам и доказательство, что в фантазиях есть прок. И все-таки, на мой взгляд, самый страшный момент был другой – когда перед нами возник Юстас весь в паутине. Паутина и запавший рот – поразительно, насколько отсутствие зубов меняет лицо в худшую сторону! – сделали его настолько похожим на труп, вылезший из могилы, что меня чуть не вытошнило. И разумеется, пушка в его руке не содействовала поднятию духа. Никогда не подумал бы, что у человека в его возрасте хватит сил сделать все то, что он сделал. А это лишь подтверждает, что Юстас, должно быть, невменяем с тех пор, как в холодильной камере на него набросился Джо.

Найджел сделал пару кругов по комнате, машинально взял в руки пару безделушек, вновь поставил их на место и произнес:

– В целом это было грязное, мерзкое дело во всех отношениях. И, кстати, лишний раз подтверждающее старую поговорку: «Пиво варить – беды не избыть».

Великие морозы 1940 года наконец канули в прошлое, и началась вселенская оттепель. Целых два месяца бескрайние плоские равнины с затерявшейся на них Истерхем-Мэнор были покрыты лишь однообразной снежной гладью, расстилавшейся во все стороны и сколько хватало глаз, а старые межевые столбики, превратившиеся в волшебные фигурки, стояли теперь причудливые, молчаливые. Сквозь морозные узоры на окне детской Джону и Присцилле Ресторик открывалась новая картина, как в миле от них деревушка Истерхем постепенно пробуждается к жизни от этого снежного заколдованного сна. То был край ровных плоских полей и продуваемых всеми ветрами, неогороженных дорог; край редких деревень, заносимых крепкими вьюгами, обрушивающими на деревенские дома всю свою накопленную за долгую зиму ярость. Погребенный под сугробом Истерхем был начисто стерт с лица земли, выкопать в снегу коридоры от задних дворов до единственной улицы никак не получалось – их упорно заваливало снегом. И вот уже Истерхем превратился в изрытую недоделанными ходами белую пустыню, а снег сползал с красных черепичных крыш, превращаясь в желтоватую грязь под ногами крестьян, и целыми шапками сваливался с ветвей вязов у дома викария – и их кроны, испокон веков венчавшие далекий деревенский пейзаж, уже снова возвышались над знакомыми земельными наделами в зияющих тут и там прорехах, опять, как раньше…