Геденштром путешествовал в 1810 году (записки опубликованы в 1830 году), а еще в 1806 году адъюнктом Академии наук М. И. Адамсом был раскопан на Быковском мысу, в дельте Лены, и доставлен в столицу неплохо сохранившийся труп мамонта, так что вопрос об «рогах или клыках» мог уже не стоять. Очевидно, М. М. Геденштром не был знаком с работой Адамса. Сам же подход Геденштрома к оценке органа - с позиции целесообразности его использования - был конструктивным. Действительно, для чего мамонту было таскать такое многопудовое украшение? Спирально изогнутые, направленные не вперед, а в стороны, бивни вряд ли могут служить боевым оружием. Не используешь их и в качестве рычага или лома, как это делает со своими прямыми бивнями слон, выкорчевывая корневища съедобных растений. Многие палеонтологи считали, что бивни совершенно бесполезны. Только в 1946 году выпускник биофака ЛГУ В. Е. Гарутт, сегодня один из ведущих специалистов по ископаемым млекопитающим, в своей дипломной работе убедительно доказал простую истину: бивни мамонта были великолепно приспособлены для разгребания снега, чтобы добраться до сухой травы и кустарников. Северный олень выполняет эту работу копытами.
М. М. Геденштром предполагал, что «буйволы», рога которых он видел на островах, были завезены сюда на судах живыми. Однако уже в «Путешествии геодезиста Пшеницына и промышленника Санникова по островам Ледовитого моря», опубликованном в «Сибирском вестнике» в 1822 году, писалось: «В довольном расстоянии от берегов на возвышенных местах находили лошадиные, буйволовые, бычачьи и овечьи головы и кости в великом множестве, по коим должно заключать, что сих животных были здесь целые стада. Но как они могли питаться в такой бесплодной и суровой стране, то сие не иначе изъяснить можно, как только тем предположением, что тогда климат здесь был гораздо умереннее, и сии стада рогатого скота, вероятно, были современниками мамонтам, которых кости во множестве находят; в те времена также произрастал лес, которого целые окаменелые слои (на Новой Сибири горы) ныне находятся». Здесь все точно, если не считать детали: слои с древесиной на Новой Сибири имеют более древний геологический возраст.
В 1886 году А. А. Бунге собрал на Большом Ляховском уникальную коллекцию костей «потретичных животных». Наиболее крупные предметы экспедиция не смогла вывезти, великолепный череп носорога из этой коллекции еще в тридцатые годы нашего века лежал возле Малого Зимовья, и промысловики кололи на нем дрова. Коллекция А. А. Бунге была изучена И. Д. Черским, подробнейшее монографическое описание опубликовано в «Записках» Академии наук в 1891 году. И. Д. Черский, правда, не касается «классического», как он сам пишет, вопроса о причинах вымирания этой группы северных млекопитающих, но считает вымирание постепенным.
Во время Русской полярной экспедиции кости млекопитающих собирали Э. В. Толль, К. А. Воллосович, М. И. Бруснев, А. А. Бируля, А. В. Колчак. (Я пишу чаще о мамонте, но это лишь наиболее яркий представитель целого комплекса животных, куда входили лошади, длиннорогий и короткорогий зубры, овцебык, пещерный лев, тигр, шерстистый носорог, олень...) М. В. Павлова, крупный палеонтолог начала века, знаток млекопитающих и особенно ископаемых лошадей, уделила много внимания анализу условий захоронения костей, справедливо видя в этом ключ к познанию времени и условий обитания животных. Интересно, что этого специалиста, перевидавшего множество ископаемых остатков, поразила превосходная сохранность костей с Новосибирских островов, заставлявшая предположить, что они принадлежат ныне живущим видам.
Как раз в годы работы Русской полярной экспедиции на реке Березовке, притоке Колымы, был найден Семеном Тарабыкиным, а затем раскопан и доставлен в Петербург профессором О. Ф. Герцем труп мамонта, ставший впоследствии жемчужиной экспозиции Зоологического музея. Столица увидела чуть ли не живого мамонта, обросшего длинной шерстью, сохранившего язык, хвост, желудок, полный пищи... Левый клык, выбитый топором, был разыскан О. Ф. Герцем и поставлен на место, только правый потерялся, очевидно, очень давно. Березовский мамонт был бесспорным «чемпионом» по сохранности. Его рекорд, судя по газетным сообщениям, был побит только в 1977 году метрового роста мамонтенком, вырытым из земли у ручья Киргилях в Магаданской области. Впрочем, можно сказать, что малыш превзошел своего предшественника главным образом по полноте «комплекта» дошедших до нас частей тела, но сохранность самих тканей и внутренних органов у него хуже, чем у березовского мамонта.
В 1906 году промышленник с Большого Ляховского Алексей Горохов на речке Этериканке в мрачном темноватом распадке, на крутых склонах которого громоздились бесчисленные бугры-байждерахи, увидел поросшую темным волосом голову с бивнем и «трубой». Бивень и «трубу» охотник отрубил: кость была свежайшая, высшего сорта, а «трубу» - просто из любопытства, чтобы показать товарищам. О находке сообщили К. А. Воллосовичу, который немедленно предложил Академии наук организовать экспедицию. Однако то ли березовская находка удовлетворила интерес общества к «мамонтовой» проблеме, то ли после трагической гибели Э. В. Толля тяжело было организовывать экспедицию на Новосибирские острова, но Академия не поддержала предложение Воллосовича. Мамонт был раскопан лишь в 1909 году на средства естествоиспытателя-любителя графа А. В. Стенбок-Фермора.
За три года солнце, вода и песцы сделали свое дело: труп был разрушен, расчленен на составные части. К. А. Воллосович нашел череп с левым бивнем, верхней губой и левым глазом (правый бивень и хобот вырубил Горохов), главные части скелета, куски кожи с левым ухом и хвостом, четыре ноги. Животное погибло в момент смены зимней шерсти - однообразных длинных рыжих волос - крепким молодым подшерстком разнообразных оттенков.
Останки в замороженном состоянии были доставлены в имение Стенбока «Лахта», под Петербургом, где был заранее вырыт специальный ледник. Позже мамонт с Большого Ляховского оказался в Париже...
Последующие экспедиции, в том числе и наша, привозили кости млекопитающих, но в небольшом количестве. Груз слишком габаритный, а проблема представлялась в основном решенной, по крайней мере в плане установления геологического возраста отложений, вмещающих костеносные слои.
Купцы с незапамятных времен сделали бивни сибирского мамонта предметом международной торговли. Трудно сказать точно, сколько всего мамонтовой кости было вывезено с Новосибирских островов. В 1725 году русский ученый В. Н. Татищев определял годовую добычу мамонтовой кости в России всего в пятьдесят - сто пудов, однако во второй половине столетия И. Ляхов, его коллеги и преемники развернули дело на широкую ногу. Академик Паллас в марте 1818 года писал в «Ученых известиях...»: «... великое множество или целые кучи наилучшей слоновой кости, которая с головными черепами и рогами носорогов и великорослых буйволов находима бывает рассеянною по болотистым тундрам сего (Большого Ляховского. - В. И.) острова. Сия слоновая кость, которую я часто видал, ибо оная привозится в Москву и отправляется за море через Архангельск и Херсон, столь свежа и бела, как и привозимая из Африки». На мировом рынке «российская», или «московская», слоновая кость шла пятым сортом при общем ассортименте в шесть сортов. В шестидесятых годах прошлого столетия в Москву поступало до двух тысяч пятисот пудов в год.
По данным одного из этнографов, изучавшего в предреволюционные годы состояние русских северных промыслов, с 1891 по 1913 год на якутской ярмарке продавалось от семисот до двух тысяч пудов кости. Этот автор рассчитал, что за предшествовавшие два с половиной столетия из Сибири вывозилось в среднем тысяча пятьсот пудов в год (со времен И. Ляхова львиная доля добычи приходилась на Новосибирские острова; один Я. Санников в 1809 году попутно, в ходе экспедиционных работ, добыл двести пятьдесят пудов). Таким образом, были добыты бивни всего от сорока шести тысяч особей, считая средний вес пары клыков за восемь пудов. Много это или мало? Я думал, что много, пока не прочел случайно, что с конца прошлого столетия и до тридцатых годов нынешнего из Африки каждый год вывозились бивни от более чем сорока тысяч слонов. Не ископаемых, а убитых специально ради бивней...
