Оказалось, это был студент. Остальные уехали в маршрут, вернутся сегодня вечером, а его оставили хозяйничать.

- Почему не выходили на связь? - спросил я студента.

- Да, кажется, рация отказала, но точно я не знаю, - ответил он, зевая.

Бортрадист принес из вертолета свой рабочий чемоданчик, и через пять минут станция засветилась желтым глазком, а еще через пять снова завращались винты, поднимая мусор и мелкие камешки, а я невольно потянулся за фотоаппаратом - странная потребность обязательно сфотографировать улетающий вертолет или самолет, причем позже, дома, эти кадры обычно не печатаю.

- Простите, - окликнул меня студент, выглядывая из кухонной палатки, - вы не знаете, во сколько раз вермишель увеличивается в объеме при варке?

- В два с половиной раза, - ответил я, чтобы не ударить в грязь лицом.

Специальностью студента была ядерная геофизика. Он возился у примуса и вряд ли задумывался над тем, что входит в первую десятку людей, когда-либо на протяжении истории посетивших остров Бельковский (если не считать местных промысловиков). В двадцатых годах прошлого века здесь был П. Ф. Анжу. Он писал: «Берега этого острова каменистые и утесистые, вышиной от 10 до 15 саженей; на южной и восточной сторонах каменные утесы местами сменяются земляным яром; к западу текут мелкие ручейки» - вот почти и вся информация. В 1902 году во время ледовой стоянки «Зари» в лагуне Нерпалах на Бельковском побывали А. В. Колчак (в мае) и Ф. А. Матисен (в июле), выполнив там астрономические наблюдения. Кроме того, первый доставил образцы известняков и «сланцев» (вероятно, аргиллитов), второму же принадлежит несколько прекрасных фотографий острова. В 1954 году на острове работала группа из Арктического института во главе с известным полярным географом Е. С. Короткевичем (собранный им геологический материал остался необработанным), а в 1956 году мелкомасштабную геологическую съемку острова выполнил наш коллега Георгий Александрович Ермолаев, недавно ушедший на пенсию. Вот и все, кто здесь побывал до нашей экспедиции.

Над входом в нашу палатку были прибиты оленьи рога. На рог, как на ветку, села пуночка. Совсем необычная для здешних мест картинка - птичка на ветке - неожиданно напомнила дом, и стало немного грустно. Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, я взял молоток и пошел к берегу. Галечный пляж, сначала широкий, стал сужаться и приблизился к коренному склону настолько, что местами сухого пространства не оставалось, и нужно было ловить момент, когда волна, ударив в берег, скатывалась обратно, шевеля гальку. Кое-где приходилось перелезать через скопления еще не растаявшего снега, темного от пыли и растительного мусора.

Я брел по гальке и смотрел себе под ноги. Наблюдения по обломочному материалу считаются малодостоверными. Действительно, галька не имеет точного адреса, и нужно провести специальные поиски, чтобы установить источник сноса. Но, если не ставить себе особых задач, очень интересно рассматривать гальку в русле реки или на берегу моря. Здесь собраны и перемешаны «представители» всех пород, разрушаемых на острове. Галька, особенно мокрая, очень красива. Обычные породы, совершенно неинтересные в обнажении, приобретают при окатывании редкие рисунки и форму. Породы, слагающие остров Бельковский, однообразны. Это темные массивные карбонаты, местами пронизанные жилами белого кальцита разной мощности. Серое и белое - вот и вся цветовая гамма этих пород, если не считать оттенков. Но вот я поднимаю гальку и вижу строгий, словно обработанный на гончарном круге, почти черный диск, наискось перечеркнутый белой полосой. Или вот дымчатое, правильной формы яичко, полупрозрачное с тонкого конца. А эта галька - уже миниатюра: на темном небе стая чаек, их крылья угловато изломаны и концы, как у настоящих птиц, сходят на нет.

Я поднял еще одну гальку, размером и формой похожую на стиральную резинку, хорошо послужившую школьнику. Присмотревшись, увидел, что шероховатый известняк был некогда раздроблен, разбит на угловатые обломки, а затем спаян в единое целое прожилками кальцита. Внутри же прожилок и рядом с ними видны мелкие и покрупнее каплевидные включения чего-то твердого, как черное стекло. Это битум - далекий «родственник» нефти.

В галечке, поднятой из-под сапога, запечатлен результат сложного и напряженного геологического процесса. Когда-то порода, уже прочная, окаменевшая, подверглась интенсивным Динамическим воздействиям и была раздроблена. По зоне разрыва хлынули из недр горячие минерализованные растворы. Из них образовались минералы, вновь цементируя дробленую Массу.

Я двигался по берегу не торопясь, пока не уперся в «непропуск» - место, где отвесная скала уходила без всякого пляжа в глубокую воду... Не часто представляется возможность сделать свободный, внеплановый маршрут или просто такую вот прогулку. Я не знал, сколько времени, и, только дойдя до тупика, посмотрел на часы: было уже около семи вечера. Сразу ощутилась глубокая усталость. Укрывшись за углом скалы, я сел на камень лицом к морю. Ветер тащил над водой низкие облака, горизонт приблизился, все было серым, как на плохой черно-белой фотографии. По странной ассоциации мне вдруг вспомнился давний эпизод: такой же усталый, я сидел на камне и отдыхал, только камень был раскаленный, и день жаркий и полный красок. Иран, северные отроги хребта Эльбурс. Мой маршрут шел вдоль склона долины горной реки. Выше начинался роскошный буковый и дубовый лес, а в зоне моего маршрута небольшие скальные выходы чередовались с зарослями колючего кустарника. Время от времени из кустов с шумом скользили вниз по склону почти метровые змеи. («Это кобра, чтобы ты знал, Володя!» - говорил про них старик Иван Владимирович Бакрадзе, наш начальник. Но это были не кобры и вообще не змеи, а безногие ящерицы.)

Склоны нижней части долины, подо мной, желты, как сухая глина, разбиты на лоскутки - участки, с которых крестьяне недавно собрали хлеб. Сейчас они транспортировали солому с участков в деревушки, лепившиеся тут и там на уступах. Мужчины собирали солому в огромные вязанки, а женщины и ребятишки принимали их на спину. Ярко-золотые шары, из-под которых едва были видны две ножки, по одному и группами катились в разных направлениях по тропам.

А потом из кустов неслышно появились два чумазых первоклассника, оба в ситцевых штанах и в литых капроновых сандалиях на босу ногу (эта копеечная обувь горами лежит прямо на полу в любой деревенской лавке). У одного висела на боку пластиковая сумка с фальшивой надписью «Эр-Иран», а второй держал азбуку прямо под мышкой, как Буратино. Ребята подошли, стали рассматривать мою сумку, часы, молоток и долго прикладывали к уху компас, силясь понять, почему стрелка есть, а внутри не тикает.

- Почему вы здесь сидите? - спросили ребята.

- Устал, - ответил я.

Пацаны пошептались и ушли, я забыл о них и думать, как вдруг они вновь появились на тропе, толкая перед собой белого ослика без седла и узды.

- Садись, мистер! - закричали оба, показывая руками на спину осла. - Ты устал, садись!..

Налетевший вдруг порыв холодного ветра прервал мои воспоминания. Я встал и пошел обратно. Когда я вернулся в лагерь, все уже были в сборе: и начальник отряда Валентин, и геолог (он же радист) Леонид, и наш старый кадр - рабочий Женя Федоров, и всегда мрачный водитель Вездехода Хмелев.

- Это ужас - десять дней никакой связи с внешним миром! - сказал Леонид с неподдельным отчаянием. - За это время «Зенит» три раза играл, а мы ничего не знаем.

Увы, я не знал результатов игр «Зенита», как-то не поинтересовался, чем, боюсь, показал себя не с лучшей стороны.

- А вас не смущает, что медведь по острову ходит? - спросил я.

- Видели его, - мрачно сказал Леонид. - Руки чешутся, да циркуляр не позволяет.

Стрелять в белого медведя категорически запрещено. В случае прямого нападения рекомендуется отпугивать его ракетами или дымовыми шашками.

Те, кому я привез письма, поддерживали беседу, старательно скрывая нестерпимое (знаю по себе) желание скорее их прочесть; не получившие писем столь же старательно демонстрировали равнодушие к этому факту.