– Ради Верхнего Эндури, заткнись! – успел шикнуть Хадамаха.

Стражники при исполнении – они шуток не понимают! Хадамаха по себе знал. Любитель меда возник на пороге караулки.

– Что здесь делаешь, спрашиваю? – начальственно рыкнул он.

– Дык… Иду, господин начальник! – придавая физиономии наивно-восторженное выражение, объявил Хадамаха и для пущего понимания помаршировал на месте.

– И куда собрался? – цепкий взгляд молодого стражника оглядел самого Хадамаху, оценил старую куртку и обмотки на ногах Хакмара. Взгляд переместился на Аякчан – стражник нахмурился. Несмотря на вымытое снегом лицо и отчищенную от темных подтеков безрукавку, великая мать-основательница Храма смотрелась полнейшей оборванкой.

Хадамаха поглядел на оставленный ими лес. Потом повернул голову, оценил раскрывающийся за воротами поселок. И счастливым тоном человека, наконец избравшего верное направление, воскликнул:

– Так туда! В селение, господин начальник!

– Это – город! – рявкнул стражник.

Физиономии Хакмара и Аякчан мгновенно приняли скептическое выражение. «Только бы не заметил!» – про себя взмолился Хадамаха.

Напрасно. Стражник оказался глазастым.

– Вам что-то не нравится, оборванцы? Может, вы наш город и за город не считаете?

– Они просто города никогда раньше не видели, господин начальник! – бросая бешеный взгляд на спутников, процедил Хадамаха. – Вот и любопытствуют, тайга необразованная!

– Откуда ж такие любопытные заявились? – недобро щурясь, процедил стражник.

– А ниоткуда! – улыбаясь стражнику, как давно потерянному другу, сообщил Хадамаха. Ничего, сейчас подобреет парень, к своим-то у них всегда по-хорошему, это чужаков недолюбливали. – Местный я! Вот, домой возвращаюсь.

– Ме-естный? – недоверчиво протянул стражник. Заложил руки за спину и принялся обходить Хадамаху по кругу, разглядывая его, словно новый тесаный духов столб возле шаманского чума. Торбоза зловеще поскрипывали по снегу. – Сколько тут живу, а тебя не припомню.

– Так город же! – неожиданно вмешался Хакмар. – В настоящем городе разве всех упомнишь?

Хадамахе немедленно захотелось его стукнуть.

– Это кто у нас тут такой отозвался? – поинтересовался стражник. – Который город в первый раз видит?

– Я не в самом этом… городе жил, – яростно косясь на Хакмара, вмешался Хадамаха. – Я в стойбище неподалеку…

– В стойбище-е-е? – снова протянул стражник – видно, манера у него такая. В этой растяжечке было что-то такое… странное… недоброе, что у Хадамахи потеплело внутри в предчувствии неприятностей.

– Так ты из этих… – глумливо усмехнулся стражник и небрежно обронил: – Зверек…

– Чего? – впервые Хадамаха по-настоящему растерялся. Что за шаманский бред?

– Полз бы ты обратно в свою норку, зверек, – с брезгливой ласковостью продолжал стражник. – А к людям лезть нечего, никто тебе тут косточку не кинет.

Хадамаха так и стоял – и не знал, что ответить. Чувство было – как если б ему ни с того ни с сего опрокинули на голову ведро помоев. Стоишь, обтекаешь, понять не можешь – за что? А обидчик твой не бежит даже – пялится нагло да ухмыляется. Перед глазами Хадамахи развернулась багровая пелена. Губы стражника шевелились, но Хадамаха не слышал – все глушил поднимающийся из живота собственный, нутряной рык. Багровая ярость его семьи, которую он считал давно взятой на лямку-алык, как упряжную собаку в нарте, перла наружу. Ударом лапы ободрать глумливую физиономию до кровавой кости…

– Ты с кем там наговариваешься? – вдруг прогудело из караулки. – Отвар стынет – мне для тебя потом новый заваривать? – позади молодого стражника появился другой, постарше, с клубящейся парком деревянной чашкой-моко в руках.

– Кто у тебя тут? – начал старший стражник… осекся, прищурился. – О, надо же, Хадамаха! – без особого удивления протянул он. – Никак вернулся?

– Дядька Бата? – пробормотал Хадамаха. Багровая ярость захрипела, роняя пену с оскаленных клыков, когда Хадамаха в своих мыслях привычно вцепился ей в загривок и поволок обратно, не давая вырваться на волю.

– Знаешь его, дядька? – кривя губы, процедил молодой стражник.

– Так Хадамаха, старого Эгулэ сынок! – без особой радости, но и без неприязни бросил старший. – Ты ж в город уехал, Хадамаха? В каменный мяч играть!

– В мя-яч? – в очередной раз протянул младший и негромко, но отчетливо добавил: – И туда уже зверьки пролезли!

Хакмар положил руку на меч, а Аякчан принялась разминать пальцы. «Если кто-то из нас сорвется – все, конец!» – с ужасом подумал Хадамаха. На храмовые указы здесь плюют, а вот нападения на местного стражника не простят. Хотя как этот стражник себя ведет – башку открутить и ею в мяч сыграть! Что здесь происходит?

– Не играл я в мяч! – буркнул Хадамаха. Насупился, точно стыдился. – Сказали, не гожусь.

– То-то же! – довольно ухмыльнулся молодой стражник. – Я уж думал, на Сивире люди мухоморов пообъедались!

– А мамаша твоя говорила – приняли! – не обращая внимания на бормотание младшего, удивился дядька Бата.

– Что б ей еще говорить! – скривился младший, но теперь его не слушал и Хадамаха. Дядька Бата видел маму, разговаривал, с ней все в порядке!

– Я родным-то не писал, что не вышло! – торопливо пояснил он.

– А шлялся где? – строго спросил Бата.

– Работал – на обратный путь деньга нужна, – с видимой неохотой буркнул Хадамаха. – Улицы прибирал.

Почти правда… Какой только дряни он с тех улиц не прибирал!

– Нож дорогой откуда? – указывая на висящий на поясе Хадамахи южный нож, спросил молодой. – Украл? – И издевательски глянул Хадамахе в лицо.

Что… он… сказал? Поводок, удерживающий наследственную багровую ярость, лопнул, как гнилая веревочка. Кровь! Кровь, и костный мозг, и раздробленные кости, и башка этого стражника, катящаяся по переулку, – оторванная башка с остановившимися глазами!

– Тиха-а-а! – рявкнул старший стражник, мгновенно вклиниваясь между своим молодым приятелем и Хадамахой.

На Хадамахе с двух сторон повисли Хакмар и Аякчан.

– Стой! Уймись! – упираясь пятками в утоптанный наст, шипел Хакмар – от неимоверного усилия на лбу у него вздулись жилы.

– Обвинять… меня… в краже… – связные слова тонули в яростном медвежьем реве. Волоча друзей на себе, Хадамаха шел к стражнику. К этой подлой ухмыляющейся роже – до конца жизни с ним ухмылочка останется, когтем от уха до уха!

Продолжая ухмыляться, стражник дернул к себе копье из стойки перед входом.

– Прекратии-и! – простонала Аякчан… обхватывая Хадамаху ладонями за предплечье…

– А-уу! – К плечу Хадамахи точно раскаленное железо приложили. Завеса ярости колыхнулась и опала под ударом боли… и Хадамаха остановился.

– Я из Южных гор, – торопливо заговорил Хакмар, громким голосом заглушая хриплое, взахлеб дыхание Хадамахи. – Продаю ножи, наконечники для копий.

– Это со мной… – наконец сумел процедить Хадамаха.

– Ты с ними, а не они с тобой. Потому как они люди все ж таки, – вдруг строго оборвал его Бата.

– Я его нанял, – кладя Хадамахе руку на плечо, сказал Хакмар. – Охранять, тяжести таскать. И нож дал.

– Да ясно, – закивал Бата. – Мапа сроду чужого не возьмут.

– Потому как мозгов не хватит, – скривился молодой. – А сертификат шаманский на твоего зверька есть? – издевательски поинтересовался он. – Что он нам никакой заразы не занесет?

– Хватит, Хуту! – старший стражник поморщился. – В городе торговать будешь, южанин? – теперь Бата говорил только с Хакмаром.

Тот покачал головой:

– По стойбищам тоже пойдем. Только нам бы сперва одежду купить – беда у нас вышла в дороге, поистрепались.

– В лавку идите, – буркнул Бата. – По улице прямо, потом налево. Скажете, от меня. И послушай доброго совета, молодой торговец… – Он опасливо покосился на своего напарника и быстро пробормотал: – Не задерживайся тут. Не лучшего ты охранника себе выбрал, по нынешним-то временам.

– Что происходит, дядька Бата? – ошеломленно спросил Хадамаха.