Слова возымели свой эффект. Мэйзи с облегчением вздохнула и села на диван. Она была одета в коротенькую кожаную юбку, и на ее узеньком маленьком личике лежал густой слой косметики. Яркий макияж каким-то непонятным образом делал ее лицо еще моложе, и, вероятно, Мэйзи это прекрасно понимала. Ее маленькую грудку прикрывал крошечный белый топик, на ногах красовались высокие кожаные сапоги на невероятно высоких каблуках. Волосы были гладко зачесаны назад. Скорее всего, она ждала клиента. Этот факт опечалил Марию еще больше. Она словно видела собственную дочь или самое себя. Дурочки… какими же дурочками они все были.

— Я слышала, что с ней случилось. Я вам очень сочувствую.

— Возможно. Насколько я знаю, тебя с Пэтом связывают близкие отношения. Кому он отдал на растерзание мою дочь? Мне нужно точно знать имена тех, кому он отдал мою девочку. И прежде чем ты откроешь рот, помни, что, если ты вздумаешь меня дурачить, я убью тебя, крошка, без малейших колебаний. Надеюсь, мою репутацию ты знаешь.

Мэйзи было не так-то легко запугать. Но она инстинктивно чувствовала, что эта женщина способна на все.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить, я так понимаю, разговор будет долгим?

Они пили кофе, и Мэйзи рассказывала ей о себе.

— Я не употребляю наркотики и не пью. Я здесь исключительно ради бабок. Патрик Коннор для меня пустое место, и если вы хотите оторвать ему башку, пожалуйста, я и пальцем не пошевелю, чтобы вам помешать. То, что Патрик сделал с Тиффани, просто ужасно. И хотя я работаю на него, он недосягаем даже для меня. Я собираюсь слинять от него при первом же удобном случае. Я расскажу вам все, что вы хотите знать, но только при одном условии.

Мария была сильно поражена тем, как держится эта девочка.

— Ну и какое же условие? — спросила она.

— Я забираю все, что он имеет, и вы оставляете меня в покое.

Несколько минут Мария молчала.

— Я согласна, — произнесла она наконец.

Мэйзи улыбнулась, и ее лицо преобразилось. Это была искренняя улыбка, и Мария поймала себя на том, что улыбается ей в ответ.

— У него трое мужчин из его банды, которых он постоянно использует в такого рода делах. Я не знаю их имен, но я видела их на кассете. Там есть и Тиффани.

Девушка указала пальцем на шкаф с кассетами, и у Марии защемило сердце от одной только мысли, что ей придется смотреть эту пленку.

— Патрик смотрел это всю ночь напролет. Скажите патологоанатому, чтобы он проверил кровь Тиффани на наркотики. Они накачали ее ими, потому что она очень громко кричала. Патрик знал, что она умрет, он сам мне сказал об этом. Он хотел, чтобы Тиффани знала, что умирает среди кучи мусора. Он тот еще отморозок, да вы и сами это знаете. Пэт использует ее смерть, чтобы держать в страхе других девчонок, и меня в том числе. Патрик также планирует шантажировать этих мужиков. Один из них главный судья, другой из Центрального полицейского управления. Так что они, как вы понимаете, нужны Патрику больше, чем деньги. Они помогают ему быть на плаву. Вот, держите кассету. — Мэйзи с сочувствием посмотрела на Марию.

— Все девочки погибают? — спросила Мария.

— Нет, — ответила Мэйзи. — Только ваша Тиффани и еще одна девочка. Беглянка из Брэдфорда.

Мария переваривала услышанное.

— Еще кофе? — предложила Мэйзи.

Она кивнула:

— Ты разве не ждешь клиента?

Мэйзи пожала плечами:

— Ничего, подождет. Если я не открываю дверь, значит, я занята.

Мэйзи вышла на кухню.

— Вам добавить в него чего-нибудь покрепче? Бренди? Скотч?

Мария прошла на кухню за девушкой. Она следила за каждым ее движением, потому что не очень-то доверяла ей. По крайней мере, пока.

Мэйзи, словно прочитав ее мысли, ухмыльнулась:

— Сказать вам кое-что? Я бы очень хотела, чтобы вы были моей мамой. По крайней мере, вы стараетесь загладить свою вину. Моей же матери наплевать и на меня, и на моих сестер.

— Ты посмотришь эту кассету вместе со мной, Мэйзи?

Девочка взглянула на Марию и серьезно ответила:

— Конечно. Но предупреждаю, зрелище ужасное.

Марию колотила внутренняя дрожь.

— Я знаю.

Мэйзи обняла ее за плечи своими тоненькими ручками и нежно прижала к себе.

— У меня никогда не будет детей, я твердо решила.

— Еще немного такой жизни, и это уже не будет зависеть от тебя. Ты кончишь так же, как я или моя дочь. Помни об этом.

Мэйзи ничего не ответила, но ее молчание было красноречивее всяких слов.

Микки и его дружки находились в квартире у Патрика. Чтобы миновать консьержа, им потребовалось пять сотен и парочка крепких выражений. Очевидно, он был здорово напуган Патриком Коннором, и Микки нехотя отметил умение своего недруга держать охрану в узде. Консьерж был обычным парнем, внешний вид головорезов Девлина говорил сам за себя, так что он быстренько смекнул, что лучше с этими ребятами не шутить.

Микки с любопытством оглядывал роскошные апартаменты Патрика Коннора. В заставленной мебелью кухне было просто не повернуться, но зато вся мебель дорогая и очень высокого качества. Кофеварка, которой никогда не пользовались, сделана из нержавеющей стали в версии именитых дизайнеров. Одиноко стоящая банка «Нескафе» говорила сама за себя. В какой-то степени Микки был даже разочарован. Все было так предсказуемо, как прогноз дождей, надвигающихся на Лондон. Микки прошел в спальню. Она вся была заставлена зеркальными шкафами и прочей дорогушей мебелью. Он приступил к обыску. Время от времени он находил пачки денег и складывал их на кровать. Чуть погодя Микки наткнулся на спрятанные видеокассеты и пробежал глазами названия. На одной кассете черным фломастером было написано: «Судья». Он прекрасно понимал, для чего предназначаются такие пленки. Микки вставил кассету в видеомагнитофон и сел на край кровати, приготовившись к просмотру. Другие комнаты обыскивали его люди, и он знал, что они хорошо знают свое дело. Откинув ногой джинсы, валявшиеся рядом, Микки устроился поудобнее. Нужно отдать должное этому гаду Коннору, кровать была у него очень удобной. Он был готов поклясться, что эта кроватка достаточно повидала на своем веку.

Фильм начался. Микки ожидал увидеть привычный сюжет: какого-нибудь почтенного известного господина, трахающего какую-нибудь малышку, — старый, как мир, шантаж. Но то, что он увидел, потрясло Микки до глубины души. На пленке была снята молоденькая чернокожая девушка, не старше девятнадцати лет, совершенно обезумевшая от страха. Мужчина средних лет с седыми волосами и большим брюхом, видимо, не подозревал, что его снимают, поэтому на то, что он вытворял, без содрогания невозможно было смотреть. Должно быть, дочь Марии разделила подобную участь. Микки подумал о своих собственных дочерях. Вспомнил их доверчивые мордашки, их невинные улыбки, когда он говорил им что-нибудь забавное. В нем закипела ярость. Он не мог поверить, что кто-нибудь мог смотреть это, продавать или покупать, находясь в здравом уме. Мир сошел с ума. Микки курил одну сигарету за другой, бросая окурки на светлый ковер. Он был словно загипнотизирован происходящим на экране. Девочка истекала кровью, безуспешно пытаясь уклоняться от своего мучителя. Микки в оцепенении смотрел на сладострастное лицо садиста. Было просто невероятно, что некоторые люди могут совершать подобные вещи, и тот факт, что кто-то наподобие Патрика Коннора превращал их болезненные фантазии в реальность, вызывал у Микки только одно желание: он хотел, чтобы этот человек был мертв. Даже если легавые возникнут на пороге его дома, одного взгляда на эту мерзость будет достаточно, чтобы Микки получил благодарность, а не срок. На этот кошмар могут смотреть только такие же выродки, как этот ублюдок на экране.

Микки болезненно ощущал собственное бессилие, видя страдания этой девочки. И он точно знал, что, когда доберется до Патрика Коннора, тот умрет. Умрет лютой смертью.

— Боже милостивый, Микки!

Он обернулся и увидел Старого Билли, в ужасе уставившегося на экран.