— Ты просто ревнуешь, потому что узнала обо мне и Пэте. Ты просто кусок дерьма, — сказала дочь.

— Послушай ее, Тиффани, пожалуйста. Она дело говорит, — вновь вступила в разговор Кэрол.

Девушка шмыгнула носом и провела под ним ладонью.

— Пошла отсюда, гадина.

Анастасия перестала жевать и напряженно смотрела на взрослых.

Марии было очень тяжело глядеть на ребенка, который как две капли воды походил на Джейсона и на своего отца. Да, сейчас на нее смотрели глаза Патрика. Они смотрели на нее, но в них не было ненависти. И тем не менее она прекрасно знала, что пройдут годы — и ненависть может появиться, если ее «заботливый папаша» приложит к этому руку.

— Я так люблю тебя, Тифф… — вдруг сказала Мария.

Это было настолько неуместно, что Тиффани грубо схватила Кэрол за руку и буквально поволокла ее к двери. Она открыла дверь на улицу.

— Выметайтесь отсюда и никогда больше не приходите. Как у вас только наглости хватило! Моим ребенком никто не будет пользоваться. Я сумею заработать деньги и воспитаю свою дочь как надо. Поэтому прибереги свои дурацкие советы для кого-нибудь другого.

Мария, глядя в холодные глаза дочери, поняла тщетность своих усилий. Она увидела на столике в холле клочок бумаги и ручку и набросала на нем свой адрес и номер телефона.

— Если я когда-нибудь понадоблюсь тебе, позвони. Я тут же приеду, обещаю. Я сделаю для тебя все, что смогу, если ты мне позвонишь.

— Убирайся отсюда, — закричала Тиффани и захлопнула дверь прямо перед носом Марии.

Тиффани присела на корточки и посмотрела в замочную скважину. Слезы буквально душили ее мать. Сердце девушки сжалось. Она подошла к своей сумке и вытащила оттуда маленькую коробочку: больше всего ей сейчас нужно было затянуться. У нее был такой нервный день. Вскоре напряжение улетучилось, она почувствовала облегчение. Девочка молча смотрела, хлопая огромными глазами, на мать. Вдруг Анастасия показала пальчиком на небольшую трубочку, набитую жутким зельем, и четко, с гордостью произнесла:

— Мамина трубка.

Тиффани вдруг вспомнилось, как она однажды открыла коробку, где ее мать хранила наркотики. Она играла в доктора и изображала, что делает себе внутривенную инъекцию. В этот момент в комнату вошла мать. Тиффани до сих пор чувствовала, как горит ее лицо от пощечины. Она помнила, как она, испуганная, вся в слезах, на своих маленьких пухленьких ножках убегала в спальню и слезы горечи текли по ее лицу.

Нет, убеждала себя Тиффани, ее жизнь никогда не повлияет на жизнь ее дочери. Но слова Анастасии весь день звучали у нее в ушах.

Патрик недоверчиво смотрел на девушку.

— Она же такая страшная, Джонни. Ну что с нее взять?

Толстое лицо Джонни расплылось в улыбке.

— Покажи ему свои сиськи, детка.

Девушка послушно подняла блузку, висевшую на ней достаточно свободно. У нее было сильное косоглазие и гнилые зубы. Но у нее была очень большая грудь, которая вполне могла бы приносить огромный доход до тех пор, пока не повиснет дрябло.

— Да, с такими сиськами она никого не оставит равнодушным. От одного прикосновения к ней желторотые юнцы кончат прямо себе в штаны.

— У нее на всякий случай есть еще кое-что. Клиенты, что постарше, просто тащатся от таких страшных девиц.

— Да, но только не те клиенты, которых я знаю. Тем нужна изюминка. Понимаешь, о чем я говорю? Без наркотиков тут не обойтись.

Джонни понимающе улыбнулся:

— Я слышал, ты устроил такое, что теперь твоему клиенту, чтобы заново собрать себя, никаких трансплантантов не хватит.

Все добродушие мигом слетело с Патрика.

— Ну и откуда ты все это узнал?

Джонни понял, что сболтнул лишнее, и теперь попытался как-то загладить свою вину.

— Да ладно, не будем об этом, Пэт. Но ты должен понимать, что теперь ты выдающаяся личность. С тобой хочет встретиться сам Карлтон Маргулис, ни больше ни меньше.

— Если он хочет провернуть со мной какое-нибудь дельце, я его внимательно выслушаю, можешь ему так и передать. — Пэт улыбнулся. Ему нравилась та громкая слава, которую он приобретал. Это было то, чего он страстно желал от жизни. Он хотел стать известным, хотел, чтобы его боялись. Сейчас он видел, как Джонни буквально трепещет от страха, и снова испытал от этого наслаждение. Он пускал женщин по рукам, потому что ему нравилось калечить их жизни, нравилось причинять им боль. Вот и сейчас перед ним сидело это несчастное создание, которому очень не повезло в жизни — сначала из-за того, что встретило Джонни, а потом из-за того, что оно продано Патрику.

Когда Джонни собрался уже уходить, Патрик неожиданно спросил, как зовут девушку.

Джонни ухмыльнулся и ответил:

— Вообще-то ее зовут Шейла, но она откликается и на Свинку.

Шейла, казалось, не реагировала на происходящее, но, когда они остались наедине, стала как-то томно улыбаться Патрику. Она была совсем еще ребенком, и Патрик подумал, что это по достоинству оценят некоторые его клиенты, любители экзотики.

— А чему ты улыбаешься, Свинка? Ты будешь улыбаться тогда, когда я тебе прикажу это делать. Поняла? И не вздумай заниматься самодеятельностью. Если я скажу тебе заткнуться, ты должна молчать. Если я скажу тебе трахаться, ты будешь трахаться. Ты хорошо поняла меня?

Шейла молча кивнула, ее лицо не выражало никаких эмоций.

Патрик чувствовал себя на коне. Он упивался той властью, которую приобрел над людьми. Все, что ему оставалось на сегодня, — это заехать за матерью своей дочери и в очередной раз опустить ее.

Что ни говори, это был очень удачный день.

Анастасия капризничала и действовала Тиффани на нервы. Скоро придет Патрик и будет раздражен тем, что Анастасия плохо ведет себя. К тому же визит матери не выходил у нее из головы. Она посмотрела в зеркало, собираясь наносить макияж. На нее смотрели глаза ее матери. У этих глаз был тот же самый оттенок, тот же самый цвет. Из зеркала на нее смотрела женщина, во многом схожая с Марией. Тиффани словно видела свою мать. Воспоминания снова нахлынули на нее: запахи, звуки, ощущения, любовь к Коннору, которая с каждым днем тает в ее сердце. Но она все равно будет рядом с ним, пока он сам ее не вышвырнет. Ради денег и ради дочери она все готова стерпеть от Патрика Коннора.

Тиффани пошла взглянуть на ребенка. Девочка держала в руке видеокассету, которую уже успела разломать. Это была одна из кассет, на которые Патрик записывал работу своих проституток. У него была видеокассета, на которой была запечатлена и Тиффани, и Коннор показывал ее своим друзьям и так называемым «коллегам». Тиффани отняла у дочери видеокассету, отвела в холл и включила ей мультяшки Уолта Диснея. Затем быстро вернулась в спальню и возобновила прерванную процедуру. Она знала, что сегодня ночью ей предстоит пасть еще ниже: Патрик оставит ее наедине с клиентом. И то, что он не будет присутствовать, даже приносило ей некоторое облегчение. Он был теперь ее сутенер, а не любовник. Но, Господи, она все еще любит его. С ним она познала такое наслаждение, такую страсть, но ради своего собственного ребенка ей придется однажды порвать с ним. И вот сегодня ночью будет начало конца. Скоро он станет для нее только сутенером. Возможно, время от времени ей придется спать с ним, но эта мучительная страсть исчезнет. Ей придется очень много работать, чтобы скопить первоначальный капитал и начать свой бизнес. Она сделала выбор и убедила себя в том, что поступает правильно.

Лерой Макбейн был очень некрасив: необычайно худой, практически кожа да кости. Он занимался торговлей наркотиками, но женщины были главным увлечением его жизни. Молодые, старые — для него это не имело значения, лишь бы они делали то, что им приказывали.

Он настраивал свою видеокамеру и насвистывал сквозь зубы какой-то веселый мотивчик. Его так называемая подруга, с которой он жил в гражданском браке, уже собиралась уходить, чтобы провести ночь в компании своих друзей.