Тот роздал делегатам листовки, только что размноженные на машинке.

Богданов позвонил в колокольчик, оправил гимнастерку, пригладил вьющиеся желтоватые волосы, приосанился и жестом водворил в зале тишину.

Впрочем, особой нужды в этом жесте не было: люди, занявшие зал, молчали.

Открыв конференцию, Богданов сказал несколько слов о «великих традициях», которые, мол, сейчас «нарушаются», и заявил далее, дабы оправдать не совсем легальный характер совещания:

— Дисциплина, — сказал он, — нас не может связывать. Когда нам нужно, мы вправе ее обойти. Мы выше ее.

Богданов сделал паузу, рассчитывая на аплодисменты, но их не последовало — собравшиеся почтительно взирали на своего грузного, краснолицего лидера, который с трудом вытягивал из себя фразы и пил воду…

Не дождавшись оваций, Богданов со спокойного тона перешел на угрозы.

— Надо забить гвоздь так, чтобы его нельзя было выдернуть! И мы, именуемые оппозицией, этот гвоздь вобьем в гроб аппаратчиков.

Богданов тяжело опустился в кресло.

В зале раздались хлопки.

Поднялся Фролов.

Дней десять сидел он над сочинениями троцкистских вожаков и исписал такую груду бумаг, что, возьмись он прочитать все записанное, конференция продолжалась бы неделю без малого.

Ради торжественного случая он надел на себя парадный костюм. Костюм был странного светло-зеленого цвета, необыкновенно широкий; что-то комическое было в этом наряде.

Фролов вышел к пюпитру, стоявшему у рампы, разложил бумаги, звучно откашлялся и начал речь. Но не успел он сказать и двух первых фраз, как шум, поднявшийся около дверей, прервал его.

Пока Богданов ждал делегатов и переругивался с Фроловым, около дверей происходило следующее: старуха сторожиха прибежала к Джонни и сказала, что какие-то люди самочинно заняли театр, а ее, сторожиху, выгнали прочь.

Джонни поспешил в театр, увидел у входа подозрительных субъектов, прошел за сцену, послушал Фролова и помчался к директору театра.

Тот позвонил в губком и сказал, что «Зеленый круг» самочинно захвачен троцкистами и что там идет их конференция.

Сергей Иванович позвонил на «Светлотруд», вызвал секретаря ячейки и рассказал ему, в чем дело.

— Надо послушать, о чем там разговор, — сказал Сергей Иванович.

— Мы сейчас двинем туда, — ответил секретарь ячейки.

Потом Сергей Иванович вызвал машину и поехал к театру. Около дверей его встретили патрульные.

— Вам, гражданин, куда? — спросил один из них.

— Мне на конференцию, — миролюбиво ответил Сергей Иванович.

— Пропуск есть?

Сергей Иванович вынул партбилет.

— Я, ребята, секретарь губкома партии. Я один. Послушаю и уйду. Может быть, что-нибудь скажу.

— Чхать мы хотели на твой чин.

— А если я вам прикажу пустить меня?

— Ты нам не начальство. Все равно не пустим. Лучше не пробуй.

— Ну, до свидания, ребята. До скорого свидания.

Сторожев сел в машину и приказал шоферу ехать на завод. По дороге он встретил коммунистов «Светлотруда», идущих в театр.

Когда рабочие подошли к дверям, один из патрульных размахнулся и ударил первого подвернувшегося. Тот упал. Светлотрудовцы рассвирепели. Началась схватка.

Скоро патрульные сдались.

— Зря вы, ребята, драку затеяли, — заметил Сторожев. — Вот и получили.

Вслед за тем коммунисты «Светлотруда» спокойно вошли в театр. Богданов, услышав шум, бросился к черному ходу, не спеша вышел на улицу и так же не спеша направился домой.

В эти минуты Сергей Иванович поднимался на сцену, а коммунисты рассаживались в зале.

В театре сразу стало шумно.

— Спокойно! — сказал Сторожев. — Заседание продолжается.

Все засмеялись.

— Продолжайте, — сказал Сергей Иванович, обращаясь к Фролову. — Стесняться нечего.

— Я уже окончил! — с вызовом ответил тот и стал собирать бумаги.

— Жаль, очень жаль! Хотелось послушать.

Фролов молчал.

— Ваш партбилет! — сказал Сергей Иванович. — Ну-ка, быстро!

— У меня его нет.

— Ваша фамилия?

— Фролов, Анатолий Петрович Фролов.

— Вы исключены из партии.

— Вы отстали от событий, товарищ Сторожев, — резко заметил Фролов. — Я восстановлен в правах члена партии, а партбилет не всегда ношу с собой.

— А что это у вас за сочинение? — спросил Сергей Иванович Фролова. — Покажите-ка!

Фролов передал Сергею Ивановичу тезисы своего доклада и листовку. Была она напечатана на машинке, в шрифте которой не хватало одной буквы. Вместо «е» машинистка написала всюду «э», а переправить, по-видимому, не успела.

Сергей Иванович водворил в зале тишину.

— Я вам сейчас прочту их сочинение.

— Читай! — раздались крики.

Сергей Иванович начал читать.

Раздался оглушительный хохот. Сергей Иванович тоже не смог удержаться — он смеялся вместе со всеми. Даже Фролов старался изобразить на лице улыбочку.

— Техника-то у вас экающая! — сказал Сергей Иванович. — Какова политика, такова и техника! Эй, вы, подпольщики! Что вы притихли?

В зале наступила тишина. Фролов машинально перебирал бумажки.

— А лидер ваш сбежал? — спросил Сергей Иванович.

— Сбежал! — мрачно сказал кто-то из зала.

— Дальше контрольной комиссии не убежит!

Сторожев прошел к телефону и вызвал председателя губернской контрольной комиссии. Поговорив с ним, он вернулся в зал и попросил коммунистов «Светлотруда», за исключением секретаря ячейки, идти домой, а делегатам конференции направиться в контрольную комиссию.

— А мне идти? — осведомился со злой усмешкой Фролов.

— Идите домой, — махнул рукой Сторожев.

Фролов сунул бумаги в портфель.

В контрольной комиссии «делегатов» уже ждали. Их по очереди допросили. Некоторые тут же выложили партийные билеты.

Богданова не смогли найти — прямо с конференции он укатил по какому-то срочному делу в уезд.

Сергей Иванович освободился только в десять часов, позвонил домой, попросил приготовить чай и решил пойти пешком — после заседания разболелась голова.

Он шел по скверам, делая небольшой крюк, и, улыбаясь, думал о сюрпризе, который завтра преподнесет членам бюро. Уже после обеда из Москвы пришла телеграмма, извещавшая Сергея Ивановича, что железнодорожное депо должно скоро возобновить работу, а ассигнования на постройку нового вагонного завода прошли все инстанции.

Сергей Иванович прибавил шагу.

Вдруг он остановился, всмотрелся в темноту и заметил человека, прислонившегося к дереву. Сергей Иванович подошел ближе, зажег карманный электрический фонарик и увидел хорошо одетого юношу.

— Что вы тут делаете?

— А вам-то что?

— Как так что? Может быть, я тут главный сторож.

— Мне не до шуток, — пробормотал юноша.

— Кто вы?

— Я стихи пишу… И рассказы.

— Ах, писатель, значит! Ну, вашему брату всякое разрешается.

Юноша отвернулся.

— О чем же писатель тоскует? — все с той же добродушной усмешкой справился Сергей Иванович. — Не жизнь ли ему надоела?

Юноша кивнул.

— Да вы меня пугаете! — пошутил Сергей Иванович.

Юноша не видел в темноте лица Сергея Ивановича, огонек папиросы освещал лишь небольшие усы.

— Вот что, товарищ сочинитель, я чай хочу пить. Идемте ко мне?

— А вы кто?

— Плохой из вас писатель будет! Другой бы обрадовался приключению, а вам паспорт подавай. Ну, зовите меня Сергеем Ивановичем.

Виктор протянул руку.

— Ховань.

— Ховань? Слышал такую фамилию. Ну так пойдемте со мной, Ховань?

— Пойдемте, — угрюмо сказал Виктор.

Квартира Сергея Ивановича была недалеко. Дверь открыла невысокая светловолосая женщина. Виктор узнал в ней новую заведующую школой Ксению Григорьевну.

В столовой за столом сидели два мальчика и взрослая девушка в белой кофте — племянница Сторожева, Ольга, та самая, которую так обидел Лев. Она только что приехала из Двориков в город к дяде.

Рядом с ней сидел Иван Карнаухов.