Валю опять вызвали к командиру.

— Приходила дочка Золотова — Клава. Немцы в Белых Берегах подозрительную возню затеяли. Надо побывать там.

— Можно с Ольгой? — попросила Валя.

— Я вижу, ты ее из медслужбы собираешься переманить в разведку, — покачал головой Дука, но согласился.

Комиссар Ларичев предупредил Валю:

— По всем дорогам рыщут каратели. Смотри, не нарвись.

— Те места мне хорошо знакомы, — успокоила она комиссара. — В Белых Берегах я работала пионервожатой. И брат мой там живет.

Рано утром девушки уже были в дороге. Километров двадцать проехали в санях, потом пошли лесной тропинкой, ведущей на другую, ближнюю к Белым Берегам, дорогу. Тут они наткнулись на множество трупов. Увидев девочку лет семи с выклеванными глазами, Ольга пришла в ужас.

— Возьми себя в руки, Оля!

Вошли в Красные Дворики. Показались немцы. Это возвращалась со своей, кровавой работы ягдт-команда графа фон Винтера. В непокорных селах каратели бросали в ямы младенцев, уродовали прикладами женщин, волокли за бороды стариков в бани и живыми сжигали их. Все это рассказала старая женщина. Валя и Ольга встретили ее в чащобе, куда сами попали, спасаясь от карателей.

…Показались трубы электростанции, возвышавшиеся над корабельными соснами. Лес расступился, и дорога влилась в улицу поселка.

Боевая подруга Вали Сафроновой разведчица Ольга Соболь.

Валя постучала в окно бревенчатой избы. Встревоженный женский голос спросил:

— Кто там?

— Это я, Маруся, открой!

Щелкнула задвижка, девушки вошли в жарко натопленную комнату.

Без долгих расспросов хозяйка собрала на стол. Гости жадно ели горячие щи и слушали неторопливый рассказ о новостях в поселке.

— Витька Суров, который с тобой, Валюша, учился, немцам продался. Главный палач в поселке. А брат его — офицер, танкист, в нашей, Советской Армии служит. Витька рвет и мечет: «Попадется, и его задушу собственными руками». Директор школы Сладкопевцев тоже с фашистами спелся, бургомистром стал. Алекса — полицейский. Под немецким мундиром красноармейскую форму носит. И нашим и вашим хочет служить. В двух шкурах ходит.

— А войск много здесь?

— Полным-полно. Дворец культуры — теперь дом отдыха для карателей. Там их человек пятьсот. Пьют шнапс, музыку слушают после кровавых расправ.

Валя подалась вперед:

— Я должна своими глазами все увидеть.

— Ты с ума сошла, — Ольга вцепилась ей в руку. — Ведь тебя каждый встречный узнает.

— Ничего! — Валя накинула пальто. — Если не вернусь к пяти, уходи в лес.

— Я тебя одну не пущу, — поднялась Мария Николаевна. — Пойдем вместе.

Валя приглядывалась к улице, где прошли ее самые счастливые годы, где впервые услышала горячие слова признания в любви… Вон там, за лесом, глубокое, чистое озеро. Там она установила рекорд по гребле… Школа. Здесь она повязывала ребятам красные галстуки…

— Зайдем к Сладкопевцеву, — неожиданно попросила Валя Марию Николаевну.

— К этому гаду ползучему? — заупрямилась та. — Зачем?

— Нужно!

Зашли во флигель, примыкавший к школе. Сладкопевцев, бледный, обросший жесткой щетиной, лежал на высокой кровати и громко охал. В дверях стояли местная учительница и незнакомая девушка в давно нестиранном халате, наброшенном на шинель.

— Что с вами, Вадим Кириллович? — Валя всплеснула руками.

— Местные коммунисты из-за угла стукнули, — простонал Сладкопевцев. — А она, — его глаза зажглись злобой, — она, — брызгая слюной, указал он на незнакомую девушку, — пленная врачиха, не хочет меня перевязать.

— Предателей не обслуживаю, — отрезала девушка.

— Пристрелю! — закричал Сладкопевцев, приподнимаясь с постели.

Валя бросилась к нему и легонько толкнула обратно на подушки:

— Успокойтесь, пожалуйста.

Потом подошла к девушке и шепнула:

— Нельзя же так глупо рисковать. — И подмигнув, закричала: — А ну, перевязывай!

— Видал, какая птица? Встану и первым делом вздерну ее на виселице. — Вдруг Сладкопевцев подозрительно уставился на Валю. — А ты-то откуда?

— Из Брянска. Работаю у гауптмана.

— Хорошо у него?

— Еще бы! Смотрите, какие чулочки подарил. — Валя приподняла юбку.

— А ты еще красивее стала. Ей-богу!

— Наверно, — засмеялась Валя. — Иначе капитан меня бы не держал.

Девушка, уловив что-то в Вале, подошла к Сладкопевцеву, перевязала рану и собралась было уходить.

— Постой! Пойдешь со мной, — приказала Валя. — Я тебя научу, как нос задирать. Что волком смотришь?

Сладкопевцев вздохнул:

— Все они, гады, такие. И все потому, что партизаны рядом.

— Неужели уж не справитесь? Я бы засад всюду, постов наставила, — разгорячилась Валя.

— Постов до черта. У светофора. У дворца. За плотиной. У Красных Двориков казарма. Только гады изнутри проникают. Из подполья. Вот пойми, что у ней на уме, — указал он на девушку-врачиху. — Обнаглели все. В карман мне листок бумаги сунули, угрожают. По заборам гадости про меня расклеивают. Но я доберусь! Доберусь!

Сладкопевцев в бессильной злобе потрясал кулаками. Дряблое лицо покрылось багровыми пятнами.

— Успокойтесь, Вадим Кириллович, — прощаясь, сказала Валя. — Рада была вас видеть. Встретишь знакомого — на душе легче.

— Это верно, — согласился Сладкопевцев.

Валя приказала девушке следовать за ними. Та покорно пошла. На окраине поселка возвышалось здание Дворца культуры. Оттуда доносилась дикая музыка. Подступавший к дворцу лесок был вырублен. На стадионе выросли две башни, смотревшие в сторону леса дулами крупнокалиберных пулеметов. Всюду расхаживали часовые.

— А где же у них зенитки? — спросила Валя Марию Николаевну.

— Не держат чего-то. Видать, думают, что лес небо закрывает, — ответила Мария Николаевна.

Вошли в дом.

— Как зовут? — спросила Валя врачиху.

— Лидой звали. Теперь — номер две тысячи седьмой.

— Бросай свой номер да переодевайся, — решительно сказала Валя. — Пойдешь с нами.

Мария Николаевна позвала Лиду в комнату, дала ей платье и фуфайку.

Брат Вали — Анатолий — все еще задерживался на работе, а уже темнело. Ждать больше нельзя.

К вечеру гитлеровцы усилили охрану. Оставаться в доме брата опасно, вдруг ночью обыск, хозяйке, да и всем жителям улицы не сдобровать. Надо уходить. Но как? Везде часовые. Вернулся домой Вовка, племянник, большеглазый парнишка лет двенадцати.

…Из дома вышли вчетвером. Мария Николаевна видела, как Вовка окликнул соседнего пса Чернушку, бросил ему кусок хлеба и, пробежав несколько шагов, упал в снег. Чернушка навалился на мальчика, и они стали барахтаться. По дороге катился живой клубок. За ним шли Валя, Лида и Ольга. Грызли семечки, смеялись на всю улицу. Немцы, глядя на забаву мальчишки, тоже хохотали.

Тем временем трое девушек скрылись в лесу.

Дука пристально разглядывал двух незнакомых мужчин, только что задержанных часовым возле партизанского лагеря. Оба среднего роста, один шатен с одутловатым лицом и с сединой в волосах, другой — молодой, веснушчатый.

— Значит, чекисты из Бреста, пробираетесь в столицу, — выслушав незнакомцев, — повторил Дука и подтянул повыше фитилек коптилки. — Отчего ж так долго пробираетесь?

— Приходилось кружить, — ответил седовласый. — К тому же часто задерживали партизаны, устраивали проверки.

— В белорусском отряде чуть было не кокнули, — с горечью подтвердил веснушчатый.

Дука угостил незнакомцев цигарками. Они с жадностью затянулись. Седовласый провел рукой по глазам: видать, закружилась голова.

— За две недели первый раз курю.

— А когда последний раз ели?

— Трое суток прошло.

Дука кивнул адъютанту, тот ушел и вскоре принес кусок вареной конины и хлеб.