— Как ты думаешь, она хороша собой? — неожиданно спросила Мелесант.
— Простите, миледи, я не понял, кого вы имеете в виду.
— Жену Райена, разумеется. Господи, Эскобар, ты же только что прибыл из Англии! Неужели ты ничего не можешь мне рассказать об этой талшамарке?
— Сам я ее не видел, а из тех, кого я расспрашивал, никто не мог мне толком описать ее.
— Выходит, что ты оказался не умудренным опытом посланником, а простым посыльным. Лучше бы я отправила в Англию кого-нибудь другого, порасторопней и посообразительней.
Он поклонился, пытаясь оправдаться:
— Я сделал все, что мог, Ваше Величество.
— Я помню ее мать, — задумчиво проговорила Мелесант. — Все считали ее красавицей, но, по мне, для женщины она была слишком долговяза. Мужчины не любят высокорослых женщин. — Она сделала выразительную паузу.
Эскобар знал, когда с королевой лучше помалкивать, но умел и вовремя вставить слово. Сейчас она явно ждала от него комплимента. Она всегда была крайне озабочена собственной наружностью — насколько он мог судить, это была ее единственная по-настоящему женская слабость, и ею следовало пользоваться в полной мере.
— Ваше Величество, ничья красота никогда не сравнится с вашей. Вы неотразимы, бесподобны, у меня, право, не хватает слов.
На ее губах появилась самодовольная улыбка.
— Да, когда-то я считалась первой красавицей в Кастилии. Я познакомилась со своим будущим мужем, когда мой отец взял меня с собой в Париж. Отец тогда был посланником во Франции, а Бродерик — гостем французского короля. Помню, Людовик устроил в Королевском замке какое-то торжество в честь Фалькон-Бруина — вот тогда-то я и постаралась произвести наилучшее впечатление на наивного фалькон-бруинского короля. Я надела свой единственный приличный наряд и очень удачно разыграла перед ним невинную деву. Не понимаю, почему мужчины так падки до невинности? Впрочем, так им и надо! Бродерик настолько увлекся, что твердо решил сделать меня своей королевой, хотя во мне не было ни капли королевской крови… Но все это в прошлом. — В голосе ее опять появились нотки недовольства. — Это раньше я кружила мужчинам головы, так что ради меня они готовы были пойти на все. Но время бежит, скоро, боюсь, мне придется обходиться без их преданности…
— На мою преданность, миледи, вы можете рассчитывать всегда. — В темных глазах Эскобара появилось то особенное выражение, значение которого она всегда определяла безошибочно. — Я навеки ваш раб душою и телом.
Мелесант почувствовала, как темная страсть, давно вошедшая у них обоих в привычку, начала понемногу разгораться.
— Да, много лет ты был моим верным рабом. Но настанет день — и ты, как и все, покинешь меня…
— Никогда, Ваше Величество! — воскликнул он, сжав ее запястье. Его горячая ладонь медленно двинулась вверх по ее руке к плечу и оттуда на грудь. — Я слишком долго был в разлуке с вами, и теперь желание жжет меня нестерпимым огнем.
Мелесант закрыла глаза. Да, ей тоже сильно недоставало Эскобара и его ласк. Не раз она пыталась разобраться, что так влечет ее к нему. Он не хорош собою, скорее дурен, никакой любви к нему она не испытывала — она вообще не любила никогда и никого. Бог лишил ее этой способности, ибо тщеславие в ней всегда преобладало над чувствами. Правда, в сердце ее всегда находилось место дикой ревности, и она частенько предупреждала Фернандеса, что, если он вздумает изменить ей с другой, ему не жить на этом свете.
Словом, когда Эскобар ногой — так как руки его в эту минуту гладили ее выпяченные груди — закрыл дверь, Мелесант не возражала. Одна его рука скользнула за низкий вырез ее платья. Королеву охватила дрожь, у нее вырвался стон, и дыхание сделалось частым и неровным. Ноги подкашивались, хотелось сейчас же сорвать с себя все одежды и отдаться ему прямо здесь, на полу.
Эскобар рывком сдернул лиф платья с ее груди и впился губами в один сосок, продолжая ласкать ладонью другой. Мелесант запрокинула голову. Когда его горячие влажные губы добрались до ее рта, все ее извивающееся тело превратилось в одно-единственное страстное желание.
Грубо задрав пурпурный подол ее платья, Эскобар проворно расшнуровал свои штаны. Он чувствовал себя вполне уверенно, так как знал, что ни одна живая душа не посмеет сейчас к ним войти. Глаза его горели.
Прижимая ее к стене, он сначала приподнял ее повыше, потом, медленно опуская, почти посадил себе на бедра и вошел в нее. От его сильных, размеренных толчков тело Мелесант сотрясалось и подскакивало вверх, она стонала и крепче цеплялась за него руками и ногами, голова ее свесилась к нему на плечо.
Сознание того, что в эту минуту он обладает самой королевой, как всегда, наполнило душу Эскобара торжеством.
— О, как хорошо, как хорошо! — жарко шептал он ей в ухо. Потом он губами отыскал ее рот, и его язык начал входить и выходить из него, в такт движениям его тела.
Мелесант тихонько подвывала. Мысли покинули ее, а тело продолжало сотрясаться в убыстряющемся темпе.
Наконец полностью ублаготворенная, она тяжело обвисла на его руках.
Когда Эскобар спустил на пол ее ноги, она оправила юбку, приняла из его рук свое покрывало и корону, валявшиеся рядом с любовниками, и спокойно начала приводить себя в порядок.
Покончив с этим, она медленным шагом направилась к выходу, но около двери обернулась.
— Когда прибудут гости, проводи их ко мне в тронную залу.
Эскобар не умел переключаться так быстро, кровь еще бурлила в его жилах.
— Я приду сегодня ночью, — хрипло проговорил он.
Она ответила ему надменной улыбкой, означавшей, что для нее он всего лишь презренный вассал, коего можно легко выкинуть из головы.
Впрочем, за годы службы и он научился вовремя усмирять свои чувства.
— Я приму ваших гостей и провожу их к вам, — с поклоном сказал он и собрался идти.
— Постой, — окликнула она его. — Сперва съезди в поместье лорда Хайклера и передай, что я велела ему безотлагательно прибыть в замок вместе с дочерью.
— Вы полагаете, это будет разумно? Ведь ваш сын привез молодую жену… — невпопад возразил обычно очень осторожный Фернандес.
— Ты что, плохо меня расслышал? — прошипела Мелесант, по-кошачьи сощурив глаза.
— Я все сделаю, Ваше Величество, — пробормотал он и мгновенно удалился.
Некоторое время Мелесант еще слышала в коридоре его шаги, потом все стихло. На ее губах играла злорадная улыбка. Райен влюблен в Катарину Хайклер, а это значит, что она, Мелесант, сможет сполна насладиться сегодняшним вечером: жена, навязанная ее сыну Генрихом, и его возлюбленная встретятся сегодня у нее в замке.
Войдя в гардеробную, королева Мелесант оттолкнула в сторону Бетти, свою служанку, недостаточно быстро уступившую ей дорогу, и направилась к одному из сундуков. Несколько минут она рылась в нем, досадливо отбрасывая один наряд за другим, но наконец выудила со дна черное, богато расшитое платье, и удовлетворенно кивнула.
— Вот это подойдет, — сказала она Бетти. Девушка торопливо присела перед госпожой.
— Мне помочь вам переодеться, Ваше Величество?
— А по-твоему, я должна одеваться сама? — грозно обернулась к ней королева.
Бетти, скромную деревенскую девушку, приставили к королеве совсем недавно. Все в замке привыкли к тому, что Ее Величеству трудно угодить. Редкая служанка задерживалась у нее дольше двух-трех месяцев.
— Будем надеяться, что ты окажешься хоть немного толковее прежней дурочки, — злобно проворчала Мелесант, бросая Бетти тяжелое платье. Королева заранее настраивалась на скандал.
От страха у бедной девушки тряслись руки.
— Я буду очень стараться, Ваше Величество.
— Так живее поворачивайся и помогай мне. Сегодня я должна выглядеть безупречно. Живее, тебе говорят!
Мелесант безуспешно пыталась с помощью служанки втиснуться в одежду, которую надевала последний раз еще до рождения Кассандры. Задача казалась не из легких, и она поносила бедную девушку на чем свет стоит, перемежая брань с затрещинами и подзатыльниками.
