— Признаться, я не мог и помыслить, что на свете существуют еще такие невинные создания, как вы.

— По-вашему, это очень скверно?

— Не в этом дело. Но вы так молоды — в определенном смысле слишком молоды. Право, рядом с вами я начинаю чувствовать себя бессовестным совратителем… — Он встал и, отойдя от кровати, начал снова одеваться. — Нет, Джиллиана, я не могу выполнить вашу просьбу.

Губы девушки дрогнули. Чем она его оттолкнула? Быть может, надо вести себя как-то по-другому? Она тихо слезла с кровати и подошла к Райену.

— Я вам не нравлюсь?

Они стояли сейчас возле окна, и ее синие глаза, казалось, вбирали в себя лунный свет.

— Отчего же, вы очень красивы. — Хладнокровие давалось ему нелегко.

— Я уверена, что у меня все получится очень хорошо, только скажите мне, что сделать.

Взгляд Райена скользнул к горловине ее ночной рубахи. Шелковые ленты на ней развязались, и в разрезе виднелись нежные выпуклости ее грудей. Его бросило в жар. Слава Богу, она не догадывается, что с ним происходит.

— Думаю, не стоит продолжать этот разговор. Сейчас у меня нет никакого желания обучать девственницу искусству любви. Возвращайтесь в постель.

Джиллиана, однако, не собиралась так легко сдаваться.

— Элинор всегда говорила, что я прекрасная ученица. И потом, у кого же мне учиться этому искусству, как не у собственного супруга?

— Я не могу считать себя вашим истинным супругом.

— Быть может, вы… У вас есть возлюбленная?

— Да.

Это признание почему-то причинило ей острую и неожиданную боль.

— Ваша любимая ничего не потеряет. Я прошу у вас только одну эту ночь. Неужели это слишком дорогая цена за вашу жизнь?

Он вдруг почувствовал смертельную усталость, как глупо сопротивляться в подобной ситуации.

— Миледи, никто не может поручиться, что именно сегодня вы примете мое семя.

— В таком случае мы оба будем считать наш брак неудавшимся. При первой же возможности я съезжу в Рим и попрошу Папу его аннулировать. — Помолчав немного, она добавила — Надеюсь, Генрих не узнает, что мы с вами не были сегодня вместе и что, стало быть, я свободна. Элинор боялась, что он станет вынуждать меня выйти за Джона… Он уже заговаривал об этом сегодня утром.

— За Джона? Но он же совершенный слюнтяй.

— Вас это уже не будет касаться. Как только ваша сестра достаточно окрепнет, мы все вместе отправимся на Фалькон-Бруин, и там я обещаю возвратить вам вашу свободу.

Райену вдруг стало неловко оттого, что он не оправдал ее надежды.

— Было бы очень великодушно с вашей стороны, если бы вы возвратили мне ее, не требуя ничего взамен, — сказал он, чтобы скрыть смущение, но Джиллиана не слушала его.

— Мне снова придется скрываться, чтобы ни Генрих, ни Филипп не могли меня отыскать. Само по себе это не очень бы меня удручало, но талшамарцы будут считать себя обманутыми, оставшись вновь без королевы. Я не смогу спокойно править, не имея наследника. — Она подняла на него глаза. — Скажите, что мне делать?

Он отвернулся. Что он мог ей сказать? Уверенность, только что владевшая им, уже улетучилась. В тяжелую минуту она самоотверженно пришла к нему на помощь и спасла их с Кассандрой от гибели, он же ничего не хочет дать ей взамен. Она, безусловно, умна, хотя, разумеется, еще очень молода и неопытна. Райену нечасто доводилось встречать женщин столь благородной души. Его собственная мать, а возможно, и Катарина не шли с нею ни в какое сравнение. Да, Талшамар получит превосходную правительницу, тут Элинор не ошиблась.

— Как мне вас называть? — спросил он.

— Зовите… Зови меня Джиллианой, Райен. Думаю, так будет лучше всего.

— Джиллиана, как объяснить вам…

— Тебе, — перебила она.

— Хорошо. Как объяснить тебе, что ребенок, родившийся у нас с тобой, будет в первую очередь наследником моего престола? Неужели это так трудно понять?

— Но ведь твой отец умер. Разве это не делает тебя королем страны?

— Я в плену. Ты слышала, что сказал сегодня Генрих? Он назначил регентшей мою мать. Ясно, что без его поддержки она недолго продержалась бы на престоле.

— Не могу взять в толк — как мать может отбирать власть у родного сына?

— Тебе следовало хорошенько порасспросить об этом Элинор. Она, возможно, рассказала бы немало интересного о предательстве и обмане в собственной семье.

— Если ты не перестанешь говорить гадости о королеве Элинор, я не буду продолжать разговор. — Она вернулась к кровати и села на край. — Делай что хочешь, я больше не побеспокою тебя. Кстати, можешь отправляться спать куда угодно. Он печально улыбнулся.

— Не думаю, чтобы Генрих сегодня выпустил меня отсюда. Ведь мы с тобой, кажется, разыгрываем влюбленных? Не забывай, жизнь наша пока висит на тоненьком волоске.

— Ты ценишь свою жизнь гораздо больше, чем я свою, — надменно заметила она. — Я лучше приму смерть, как сделала моя мать, чем соглашусь оставаться заложницей Генриха Плантагенета.

— Жизнь, — тихо повторил Райен. — На что мне она, когда народ мой в неволе? Я был готов умереть сегодня утром — и умер бы… но явилась ты со своей нелепой выдумкой.

Ей вдруг стало искренне жаль его.

— Тебе, наверное, нелегко жилось в эти последние несколько месяцев.

— Ты не знаешь мою мать — иначе ты поняла бы, почему мое сердце болит за судьбу моих подданных. Она любит только себя да дорогие безделушки. Дорвавшись до власти, она за какой-нибудь год оберет людей дочиста.

— Моя мать погибла ради того, чтобы я жила и смогла когда-нибудь править Талшамаром. Вот так я понимаю настоящую любовь.

— Увы, такую любовь мне познать не довелось. Лучше бы моя мать достойно умерла, чем при жизни покрыла себя таким позором.

Джиллиана в душе согласилась с ним, но вслух ничего не сказала.

Они немного посидели молча, потом Райен сказал:

— Ложись спать. Ты, наверное, очень устала.

— А ты?

— Я. тоже посплю… на другой стороне кровати.

— Как угодно, — холодно произнесла Джиллиана.

Она забралась под покрывало и отвернулась. Наверное, в ней что-то не так, раз Райен отказывается зачать с нею дитя. Он как будто не желает к ней даже притрагиваться. Но долго раздумывать на эту тему ей не пришлось, скоро веки ее сомкнулись, и она уснула.

Она не почувствовала, когда Райен лег рядом, спиною к ней, и не догадывалась, как волновала его ее близость. О, он очень желал к ней притронуться — а еще лучше прижаться к ней всем телом, заключить в объятия и любить, как она того хотела.

Но он знал и то, чего она никак не могла понять: если у них родится дитя, это очень осложнит жизнь им обоим.

В эту ночь принц Райен Рондаш еще долго не мог уснуть.

Золотистый рассветный луч пробрался в комнату, осветив ее самые дальние и темные углы. Джиллиана открыла глаза и тихонько повернулась на другой бок, чтобы получше рассмотреть Райена.

Во сне он совсем не казался таким суровым и неприступным, как вчера днем. У него были темные бархатистые ресницы и смуглые щеки. Одна прядь черных волос упала ему на лоб, другие свободно вились по шее и плечам. Черты его были правильны и соразмерны. Красиво очерченные губы, прямой нос.

Джиллиане никогда прежде не доводилось видеть мужчину так близко, и сейчас от волнения у нее участилось дыхание. Чтобы успокоиться, она принялась разглядывать его руку, лежавшую на груди. Пальцы были длинные и тонкие, но в них угадывалась недюжинная сила.

Джиллиане вдруг неудержимо захотелось прикоснуться губами к его рту или хотя бы незаметно провести рукой по его черным густым волосам, но она боялась его разбудить.

Эти странные желания, явившиеся неведомо откуда, так смутили ее, что она поспешно спрыгнула с кровати и на цыпочках, стараясь не шуметь, подбежала к своему сундуку. Отыскав ярко-синее, цвета сапфира, платье, она некоторое время безуспешно боролась с многочисленными застежками и шнуровкой, но в конце концов справилась с переодеванием. Потом она тщательно причесалась, покрыла голову тонкой белой накидкой, а сверху надела золотую талшамарскую корону пусть символ монаршей власти придаст ей силы: она так нуждается в поддержке.