Джиллиана ничего не ответила, потому что не могла выдавить из себя ни звука. Подтянув покрывало под самый подбородок, она молча откинулась на подушки.
— Ваше Величество, я понимаю ваши чувства, но поверьте, не стоит так волноваться, — успокаивала ее опытная придворная дама.
— Если угодно, я готова лечь в постель вместо нее…
— Китти! — немедленно одернула нахалку леди Вентворт.
В ту же минуту дверь широко распахнулась, и в спальню ввалились несколько мужчин во главе с самим Генрихом. Взгляд короля остановился на Джиллиане, и брови его восхищенно взлетели. Рассмеявшись, он похлопал Райена по плечу.
— О, если бы я был молод, как ты, и меня бы ждала в постели такая красавица! Ну да ничего не поделаешь, — Генрих обернулся к своим придворным. — Оставим новобрачных наедине. Думаю, они не нуждаются в наших советах.
10
Когда придворные, возглавляемые Генрихом, удалились, из коридора еще долго доносились их шаги и смех. Наконец Джиллиана осмелилась поднять глаза.
Райен внимательно разглядывал ее. Оказывается, волосы у нее черные. Вот уже чего он никак не мог предположить — при такой светлой коже. На своем веку принц видел многих красавиц, но ни одна из них не могла сравниться с этой. Юная женщина на постели была так хороша, что кровь тотчас прилила к его чреслам.
Он сел в кресло и, откинувшись на спинку, стал любоваться нежным румянцем ее щек.
— Итак, что будем делать дальше? — спросил он с усмешкой.
— Я ведь говорила вам, что в свое время попрошу… об одной услуге.
— Да. Но, думаю, во избежание недоразумений вам лучше всего прямо объяснить мне, что вы от меня хотите.
— Я хочу… Мне нужен… ребенок, — неуверенно проговорила она.
Он не шелохнулся. Может быть, не расслышал?
— Мне нужен ребенок, — повторила Джиллиана, на сей раз громче и отчетливее. Она почему-то не могла оторвать взгляда от его длинных жестких пальцев, которые негромко постукивали по подлокотнику кресла.
— Прежде чем мы обсудим с вами этот вопрос, быть может, вы все-таки поведаете мне кто и зачем прислал вас сюда?
Она сердито откинула за спину длинные черные о волосы.
— Почему я должна вам что-то рассказывать? Я вас совершенно не знаю, вы же пока что не сделали ничего, чтобы вызвать мое расположение, скорее наоборот.
— А почему я, в свою очередь, должен вам верить? — возразил Райен. — Возможно, все ваши речи и поступки — не более чем спектакль, устроенный нарочно для меня, а сама вы — пособница Генриха.
— Если вы хоть что-то слышали о Талшамаре, вам должно быть известно, что Генрих повинен в смерти моей матери. О каком пособничестве вы смеете говорить? — Она почти кричала.
— Да, мне известно, как погибла королева Фелисиана. Но кто надоумил вас явиться к Генриху именно в этот день?
— Тот, кто желает вам добра.
— В Англии я знаю только одного человека, который желает мне добра. Это Ричард.
— Нет. На сей раз это был не Ричард, а королева Элинор.
Райен прищурился, на его щеках заходили желваки.
— Генрихова сука! С какой стати она взялась мне помогать?
Джиллиана как ужаленная подскочила с подушек встала на колени на краю кровати. Ее волосы разметались по плечам, глаза возмущенно сверкали.
— Да вы с ума сошли! Элинор спасла вам с сестрой жизнь. Я никому не позволю отзываться о ней непочтительно. Извинитесь немедленно!
При свечах Райену почудилось, что ее белоснежная рубаха окружена мерцающим ореолом. «Словно карающий ангел», — подумал он.
— Успокойтесь, миледи, и объясните мне: почему вы так рьяно защищаете Элинор? Что она для вас сделала?
— Что сделала для меня Элинор? Да все, что только было возможно! Это она пестовала меня с младенчества до самого моего прибытия в Лондон. Это она прислала меня на помощь к вам и научила, что говорить, чтобы спасти вас от верной гибели… Теперь вы заставили меня пожалеть, что я ее послушалась.
Некоторое время он задумчиво молчал, потом сказал:
— Значит, все то, что вы говорили сегодня утром Генриху, придумано королевой Англии ради моего спасения?
— Разумеется, а зачем же еще?
— Да, ее ненависть к Генриху должна быть безмерна, если столь немыслимые планы родятся в ее голове. Возможно, я и правда ошибаюсь. Может быть, Элинор действительно враг короля, но все же не могу взять в толк, что за дело ей до того, жив я или нет.
— Вы пытались помочь Ричарду, ее любимому сыну, и она благодарна вам за это. Многие думают об Элинор дурно — но ведь они не знают ее, как я. За эти годы мне не раз доводилось убеждаться в ее великодушии и доброте. Что же до ненависти к Генриху, то разве мы вправе ее осуждать? Она заключена в Солсбери, как в тюрьме. Король медленно, но верно губит ее. Ведь и мы с вами тоже ненавидим Генриха.
— Да. Вы за смерть своей матери, а я… — Райен осекся. — Словом, у меня на это есть свои причины.
Джиллиана снова перебралась к изголовью.
— И что же мы теперь будем делать? Развязав кожаные ремни, он стянул с себя обувь и принялся расстегивать безрукавку.
— У меня сегодня был тяжелый день. Если позволите, я тоже лягу в постель.
— Я… — вконец смутившись, Джиллиана зажмурила глаза. — Как вам будет угодно.
Он рассмеялся, отметив про себя, что у нее восхитительная манера краснеть.
— Разве можно устоять против такого заманчивого приглашения?
— Надеюсь, вы знаете, что надо делать? — Смущение Джиллианы неожиданно сменилось озабоченностью. — Мне хотелось бы зачать дочь, поскольку последние двести лет в Талшамаре правили королевы.
От таких слов Райен, только что скинувший короткую рубаху, застыл на месте.
— Я вижу, вы подходите к этому вопросу с холодной головой. Не уверен, что я сумею вам быть полезен, если в постели мне придется действовать по указке.
Некоторое время она смотрела на него в явном недоумении, потом решительно откинула черную прядь со лба.
— В таком случае скажите мне, что делать, и я все сделаю сама.
Присев на край кровати, он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.
— Послушайте, много ли вам вообще известно о том, что происходит в постели между мужчиной и женщиной?
Она отвела взгляд и негромко сказала:
— По правде говоря, ничего. В своей жизни я почти не сталкивалась с мужчинами — кроме сэра Хэмфри да священника, который иногда приходил к нам в монастырь.
— В монастырь? — удивленно переспросил он.
— До шестнадцати лет я воспитывалась в монастыре, а потом в Солсбери, у королевы Элинор, там она сама была моей наставницей.
Взгляд принца сделался вдруг холодным.
— Так это она внушила вам, что вам нужен ребенок от меня?
— Да нет же! Ваша недоверчивость приводит меня в отчаяние. Речь шла только о том, чтобы я объявила Генриху о своей якобы беременности. Но позже я сама поняла, что ребенок мне действительно необходим.
Его рука тяжело легла на ее плечо.
— Зачем?
— Моя жизнь будет в вечной опасности, пока я не произведу на свет сына или дочь, которые могли бы унаследовать талшамарский престол.
— Боюсь, что вы не продумали этот вопрос до конца. Вам не приходило в голову, что ребенок, родившийся от меня, будет в первую очередь моим наследником?
— Если я буду его матерью, то это будет мой ребенок, — сердито отвечала она. — Вы же можете иметь для себя наследника от любой другой женщины. Думаю, за этим дело не станет: придворные дамы всю дорогу пели мне о том, какой вы красавец и как бы они хотели оказаться на моем месте.
Губы Райена непроизвольно расплылись в улыбке.
— Вот как? Быть может, мне пойти отыскать кого-нибудь из них?
Джиллиана нерешительно коснулась его рукой.
— Я понимаю, вам, возможно, нелегко сделать то, о чем я прошу, — но ведь для меня это так важно.
— И вас не смущает даже то, что Генрих хочет отправить нас на Фалькон-Бруин?
— Что ж, пока мне придется ему подчиниться. Но как только дитя появится на свет, никто и ничто не сможет меня удержать: я вернусь в Талшамар.