Джиллиана озадаченно нахмурилась.
— Почему же ее не заключили в Тауэр вместе с детьми?
— Вот именно — почему? — сухо заметила Элинор. — Она всегда была заодно с Генрихом. Думаю, что и в войне Генриха против ее мужа и сына она заняла сторону английского короля. Когда-то она была любовницей Генриха. Кстати, до того, как ей удалось заманить его в свою постель, он был верен мне. Полагаю, что за эти годы она сильно постарела и подурнела, так что теперь на нее уже никто не позарится.
Признание Элинор, видимо, ошеломило Джиллиану, однако она все еще медлила с ответом.
— Окажись Фелисиана сейчас с нами, она, конечно, приказала бы тебе во всем слушаться меня… тем более что ты сама мне это уже обещала, — напомнила Элинор. — Поверь, другого пути к спасению жизни невиновных и к твоему трону нет, — попыталась она облегчить девушке принятие непростого решения.
Джиллиана наконец неохотно кивнула Элинор, безусловно, лучше нее знает, что делать.
— Я выполню все ваши указания… хотя меня всегда учили, что лгать грешно.
— Иногда ради высокой цели приходится поступаться даже своими собственными принципами. Ты очень скоро убедишься в этом сама, когда станешь королевой, милая. — Элинор одарила ее ослепительной улыбкой, видимо, желая сгладить неловкость. — Что же касается самого Золотого Сокола, то я слышала, что он весьма искушен в обольщении юных дев. Будь осторожнее с ним, не поддавайся его чарам, иначе рискуешь потерять голову.
— А что, если принц Райен при всех разоблачит мою ложь?
— В таком случае он совершит величайшую глупость, и смерть будет ему заслуженным наказанием. Жаль только его сестру. Впрочем, я приняла кое-какие меры для того, чтобы этого не случилось. Один верный мне вассал тайно шепнул принцу Райену несколько слов, надеюсь, что он их правильно понял.
— Я сделаю все, что в моих силах, но… — Джиллиана устремила на Элинор полный тревоги взгляд. — Если король Генрих примет мою ложь за правду, то тогда… мне придется стать женой принца Райена?
Ладонь Элинор накрыла ее пальцы.
— Джиллиана, пойми, что ты из королевского рода, а значит, можешь отдать свою руку только человеку такого же звания, как ты сама. Если же ты будешь свободна, Генрих скорее всего вынудит тебя выйти за нашего сына Джона — не думаю, чтобы такой исход был предпочтительней.
Джиллиана неплохо помнила Джона: с год назад он приезжал в Солсбери. Разумеется, ее тогда не представляли принцу, но она успела достаточно присмотреться к нему, пока он разговаривал с матерью. Слащавые речи, тусклые глазки, такие маленькие, что их почти не видно, зато губы безобразно толстые — нет, только не Джон! Лучше уж пусть ее мужем будет этот неведомый принц с Фалькон-Бруина.
Джиллиана подавила тоскливый вздох.
— Я так благодарна вам за прекрасные платья и украшения. Вы снарядили меня действительно по-королевски. Обещаю вернуть вам драгоценности, как только смогу.
— Милая, за твои наряды и драгоценности благодарить следует не меня. Все это — подношения от твоего народа.
— От моего народа?.. Здесь? Как это может быть?!
— Помнишь, ты рассказывала мне о своем друге, садовнике, который был у тебя в монастыре? Так вот, в действительности его имя не Хэмфри, а сэр Хэмфри — благородный рыцарь, добровольно возложивший на себя ответственность за твое благополучие. Все эти годы он безропотно исполнял свой долг, ибо дал слово твоей матери заботиться о тебе. Даже после твоего переезда в Солсбери он поселился в соседней деревушке, чтобы, если понадобится, быть рядом и оградить тебя от любой опасности.
При мысли о том, сколько испытаний Хэмфри — сэру Хэмфри! — пришлось вынести ради нее, глаза Джиллианы заблестели сильнее, и ей вдруг стало трудно дышать.
— И он столько лет был простым слугой для того только, чтобы находиться там же, где я?..
— Да. А три недели назад он вернулся из Талшамара. Он тайно объехал всех знатных талшамарцев и собрал то, что может понадобиться для твоего торжественного вступления в Лондон. Как видишь, твои подданные проявили необыкновенную щедрость. Они любят свою королеву и хотят, чтобы ты об этом знала.
Взгляд Джиллианы упал на перстень с рубином, сверкавший у нее на руке.
— Но почему они так щедры ко мне? Ведь они меня совсем не знают!..
— Существует особая преданность, которую люди чувствуют к своему законному правителю. Ты — законная королева Талшамара и можешь не сомневаться, что твой народ ждет тебя с нетерпением. — Элинор встала, видимо, собираясь уходить. — А теперь тебе пора спать. Завтра тебе предстоит тяжелый день.
— Ваше Величество, спасибо вам за вашу доброту. Мне будет вас очень недоставать.
На миг лицо королевы погрустнело.
— Ты была моей единственной отрадой, девочка моя. Мне жаль с тобою расставаться. Надеюсь, в будущем мы с тобой еще увидимся.
— Мне так страшно думать о будущем, — вдруг произнесла Джиллиана.
Элинор почувствовала вполне оправданное беспокойство: сможет ли эта девочка справиться со всеми задачами, которые поставлены перед ней? Она такая юная и беззащитная — вдруг Генрих сразу же подчинит ее своей воле?
— Тебе нечего бояться, Джиллиана. Не забывай, что твой род древнее рода Плантагенетов. Когда предки короля Генриха еще поклонялись языческим идолам, твои — уже правили Талшамаром и знали единого Бога. Храни свое достоинство — и оно будет тебе лучшей охраной. Помни о том, что ты королева!
Джиллиана выпрямилась, и ее глаза озарились светом, какого Элинор не видела прежде.
— Я буду это помнить!
Элинор крепко сжала ее пальцы, пытаясь как можно полнее передать ей свою силу и поддержку.
— Но предупреждаю тебя, — и в голосе ее Джиллиане почудилась твердость металла, — нельзя недооценивать Генриха. Он хитер и коварен и при малейшей возможности попытается выбить почву у тебя из-под ног. Не позволяй ему этого. Главное — не теряйся перед ним. Генрих не уважает тех, кто позволяет ему помыкать собою.
— О! Он не посмеет мною помыкать! — Джиллиана гордо вскинула голову и расправила плечи. — Клянусь, я ни на минуту не дам ему забыть, чья я дочь!
Страстная убежденность ее слов порадовала Элинор. Вместо давешней кротости в синих глазах будущей королевы Талшамара горел теперь огонь священной мести. Что ж, вполне возможно, она сумеет дать Генриху достойный отпор.
— Джиллиана, вся твоя жизнь до этого дня была преддверием твоей встречи с Генрихом. С тех пор как ты попала под мою опеку, все твое обучение и воспитание подчинялись одной-единственной цели: подготовить тебя к этой решающей встрече. Помни об этом! — Взгляд Элинор смягчился, и она отвернулась. — Ступай спать, дитя мое. Завтра тебе вставать до света.
— Если бы вы могли поехать со мной!..
— Глупышка, ты же знаешь, что это невозможно. Мне не выбраться из тюрьмы — но ты станешь моими глазами и моими ушами, из твоих уст польются мои слова… Для меня это все равно что быть с тобою рядом.
Джиллиане хотелось еще о многом поговорить, но королева уже простилась с нею, и девушка медленно стала подниматься вверх по лестнице в свою комнату. Конечно, Элинор по-своему любит ее, но все-таки жизнь королевы в первую очередь подчинена вечной борьбе с Генрихом. Никакие другие чувства Элинор не сравнятся по силе с той ненавистью, которую она питает к своему супругу.
Было еще темно, когда служанка королевы вошла в комнату Джиллианы и приподняла полог ее кровати.
— Вставайте, госпожа. Ее Величество прислала меня помочь вам одеться.
Джиллиана тотчас спустила ноги с кровати. От возбуждения она не могла ничего есть, и несколько молчаливых служанок сразу же начали ее одевать. На сегодня Элинор приготовила для нее белое шелковое платье с золотой вышивкой. Вскоре ее черные тяжелые косы были покрыты белым покрывалом с вуалью, на руках засверкали кольца и браслеты с драгоценными камнями, а плечистые слуги неторопливо понесли вниз уложенные еще накануне сундуки.
Джиллиана все время оглядывалась на дверь в надежде, что Элинор все же зайдет попрощаться с нею, но время шло, пора уже было уходить, а королева Англии так и не появилась.