В понедельник вечером, перед тем как Фред и Бетси должны были возвращаться в Нью-Йорк, четверым старшим детям было разрешено не ложиться спать, а остаться на ужин вместе со взрослыми; само собой разумеется, что после ужина Фред приказал Малышу, чтобы тот сел за рояль, а сам он с Шарлоттой исполнит «Ты лучше всех».
— Не хочу, — заявил Малыш. Он был уже довольно навеселе; в последнее время он пребывал в таком состоянии каждый вечер. Фред колюче посмотрел на него.
— Я сыграю, — поспешно вызвалась Вирджиния. — Малыш устал.
Представление удалось как нельзя лучше; но Бетси и Вирджиния были единственными, кто аплодировал в конце с искренним энтузиазмом. Малыш уже почти спал, Александр казался смущенным и чувствовал себя неловко, Фредди, утонув в глубоком кресле, весь погрузился в игру в фишки, чем-то напоминавшую пасьянс, Кендрик и Георгина незаметно улизнули на кухню за дополнительной порцией мороженого, а Мэри Роуз, еле-еле прикасаясь ладонью к ладони и холодно улыбаясь танцорам, старалась скрыть свое отвращение к происходящему.
— Очень хорошо, — проговорила она, когда выступление закончилось. — Но я удивлена, Шарлотта, что ты до сих пор не выучила чего-нибудь новенького. Разве ты больше не ходишь на занятия танцами?
— Хожу, — ответила Шарлотта, — но мне сейчас не с кем разучивать новые номера, нет партнера. Ну, такого, которого можно было бы назвать приличным.
Фред III улыбнулся ей, притянул к себе и усадил на колено.
— Вот это по-моему, девочка. Хороший партнер — это все. Это еще Джинджер[15] говорила.
Наступила тишина; ее нарушил громкий храп Малыша. Фред с неприязнью посмотрел на него.
— Малыш, — негромко, но таким тоном, от которого, казалось, сейчас начнут лопаться стекла, произнесла Мэри Роуз, — Малыш, не мог бы ты нам всем принести еще чего-нибудь выпить?
Малыш проснулся и, волоча ноги, потащился на кухню; у Бетси вид был откровенно страдающий.
— По-моему, он и так уже выпил достаточно, — заметила она.
— Ничего подобного, — возразил Фред, привыкший всегда и во всем ей противоречить. — Он много пьет, но знает, когда надо остановиться.
Фред бросил мимолетный взгляд на Вирджинию; в комнате повисла напряженная тишина.
— Пожалуй, — с трудом выговорила Вирджиния, чувствуя, как в глазах у нее начинает жечь от подступающих слез, — пожалуй, с вашего разрешения, я пойду и лягу сегодня пораньше. Я страшно устала. Макс поднял меня сегодня в половине шестого утра и заставил петь ему колыбельную.
— Да, дорогая, конечно, — поспешила ответить Бетси, — у тебя и вправду очень усталый вид. Фредди, голубчик, поди сюда, покажи мне, чем это ты там занят?
— У меня ничего не получается. — Фредди подошел к ней с доской, на которой пять фишек стояли слишком уж далеко друг от друга.
— Кто же так играет, — хмыкнул Фред. — Вот Шарлотта может это сделать в один миг, ведь правда, детка? Покажи-ка Фредди, как ты это делаешь.
Шарлотта забрала у Фредди доску и, самодовольно улыбаясь ему, расставила фишки в исходную позицию.
— Ну, это нетрудно. Смотри.
Ровно через минуту на доске осталась одна-единственная фишка — точно в центре. Фред III торжествующе улыбался:
— Каково, а? Она мне это только сегодня утром показала. Шарлотта, девочка, а со мной своим секретом не поделишься?
— Только если ты пообещаешь, что утром сыграешь со мной в гольф.
— Обязательно сыграю. Обещаю.
Мэри Роуз выглядела так, словно ей вот-вот станет плохо.
«Иногда мне кажется, — подумала Вирджиния, выходя из комнаты, — что я ее понимаю и даже могу ей посочувствовать».
Александр тоже вел себя не лучшим образом. Ему было откровенно и мучительно скучно. Ему не нравилось ходить под парусами; не нравились ему и друзья Малыша и Мэри Роуз — богатые, замкнувшиеся в собственном, очень узком кругу, всячески подчеркивающие свою принадлежность к клану «старых денег», давно уже сложившихся крупных семейных состояний; жены здесь были воспитаны в таком же ревностном отношении к своему семейному долгу, своей общественной роли и выполняли то и другое с такой же мучительной серьезностью, как и Мэри Роуз; мужья являли собой неприятный и неудобный в общении сплав самых необузданных амбиций и того мужского товарищества, что царит обычно в предбанниках и спортивных раздевалках; всю свою жизнь, изо дня в день, они проводили в обществе друг друга, в очень тесно спаянном, духовно замкнутом кругу и, прощаясь вечерами, договаривались о том, чтобы пойти назавтра на яхте, сыграть в теннис или просто выпить, с такой дотошностью и обязательностью, как будто сама мысль о возможности провести день в одиночестве повергала их в ужас. Александр по большей части слонялся один, купался или тоже один, или же прихватывая с собой Георгину, которая явно была его любимицей, и отказываясь брать с собой других детей; обычно он говорил, что это слишком большая ответственность и что, с его точки зрения, на пляже или на яхте на каждого ребенка должно быть по одному взрослому.
Вирджиния заявила, что ей нужно поехать в Нью-Йорк.
— А оттуда на Лонг-Айленд, — объясняла она за ужином Александру. — Возникли некоторые трудности с тем коттеджем в Сэг-Харборе, над которым я работаю. Меня не будет до конца недели. Ты не возражаешь?
— Вообще-то, возражаю. — Он странно посмотрел на нее. — Но, насколько я понимаю, мне придется с этим смириться.
— Да, Александр, придется.
Оставшись без Вирджинии, Малыш почувствовал себя на удивление одиноко. Он вдруг осознал, насколько ему не хватает Энджи, как он без нее соскучился. К тому же его беспокоило, что она одна в Нью-Йорке, предоставленная самой себе. Перед этим она съездила в Англию навестить миссис Викс, а потом вместе со Сьюзи провела отпуск во Франции; деньги на отдых дал им Малыш, который был рад хоть таким образом сбросить с себя часть вины за то, что вынужден проводить лето со своими домашними; но теперь Энджи уже должна была вернуться.
— К этому времени, Малыш, мне пора будет выходить на работу. Но это всего одна неделя, а потом ты тоже вернешься, и тогда мы отпразднуем наше воссоединение, и сделаем это как следует, с шумом, удовольствием и до последних сил. Не беспокойся обо мне, со мной все будет в порядке.
— Я не могу не беспокоиться о тебе, Энджи. Ты мне кажешься такой беззащитной. Я сам не понимаю почему.
— Я тоже не понимаю почему, — ответила Энджи.
Утро пятницы было чудеснейшим; золотистые лучи солнца вначале целеустремленно пробились через легкую дымку к сиренево-голубому морю, а потом и вовсе разогнали ее. День явно обещал быть очень жарким. Малыш проснулся рано; настроение у него было жизнерадостное и спокойное, что за последний месяц случалось нечасто; и он решил пойти искупаться. Дети уже встали и были на кухне, там их кормила замотанная нянька; Фредди и Шарлотта потребовали, чтобы им разрешили пойти вместе с Малышом.
— Пошли, конечно, — добродушно согласился Малыш. — Буду только рад вашей компании.
Фредди плавал хорошо; это было единственное, что он делал лучше, чем Шарлотта. Прибой был довольно сильный, а снизу, под волнами, шло мощное обратное течение.
— Будьте осторожны, — предупредил Малыш ребят, — не заходите глубже чем по шею.
Шарлотта, против обыкновения, поступила так, как ей было сказано; Фредди же, хохоча от удовольствия, заплывал все дальше, раскачиваясь на бурунах, подныривая под них или же стараясь удержаться на них. Сердце Малыша переполнялось любовью, когда он смотрел на сына; и что бы там ему самому ни доводилось претерпевать от Фреда и от Мэри Роуз, все это стоило того, лишь бы только видеть, что дети счастливы, и знать, что будущее Фредди обеспечено.
Потом они сидели на причале, завернувшись в огромные полотенца, и пили горячий шоколад. Появился Александр. Он улыбался и тоже был настроен много лучше, чем все последние недели.
