И что я должна делать, оказавшись в этом забытом Богом месте? Естественно, в годы учебы я бывала в нескольких пабах, но всегда в большой компании. Даже в те годы я предпочитала бары и клубы» они не были любимым местом отдыха мелких воришек, рабочих-поденщиков, усталых проституток и футбольных фанатов — я считала, что именно эти люди составляют основную часть посетителей пивных заведений. Как мне быть, подойти сразу к бару и заказать порцию чего-нибудь покрепче, смачно сплюнув в ближайшую пепельницу? Или бродить по залу, вглядываясь в темные углы и лица посетителей из местных, пока не найду своего парня? А может, нужно войти, тихонько присесть за ближайший столик и молиться, чтобы никто не подошел ко мне?
А сейчас прошу меня извинить, но я позволю себе краткое отступление на тему баров вообще, и сравнительных достоинств пабов и других мест общественных сборищ в частности. Понимаю, вам это может показаться странным, ведь я только что призналась в своем невежестве в этом вопросе, но я без конца вела горячие споры с Людо — Другом пабов с большой буквы (не так редко эти споры заканчивались игривыми легкими покусываниями и пощипываниями с моей стороны и дурным настроением — с его).
Людо утверждал, что в пабах в отличие от кафе, винных ресторанов или клубов люди (он обычно подразумевал мужчин) обсуждают различные идеи.
— Это единственное место, — бывало, доказывал мне он, — где любой, независимо от образования и социального положения, может говорить о концептуальных вопросах.
— А я думала, туда приходят, чтобы напиться.
— Выпивка — это алиби, — отвечал мне он. А в других местах люди (в этом случае он имел в виду женщин, геев и мужчин традиционной сексуальной ориентации, которых не волнуют ни книги, ни факты, а лишь содержимое собственных штанов) обсуждают окружающих. Я просила его привести мне примеры замечательных идей, например, рассказать, что обсуждалось в пабе в последний раз. Людо задумался на мгновение, а потом, загибая пальцы, пока не дошел до неудобной цифры одиннадцать (эта идея повисла в воздухе, напоминая одинокий носок на веревке с бельем), начал перечислять:
1. Тони Блэр: кто он? Новая Маргарет Тэтчер, новый Харольд Уилсон или новый Бенито Муссолини?
2. (Состоит из двух частей)
А. Почему гороховый пудинг так называется, если в нем, совершенно очевидно, нет гороха?
Б. Из чего же тогда он сделан?
3. Почему все современное искусство консервативно? Подразумеваются два значения этого слова, с большой и маленькой букв «к» (ни абстракция, ни шалости «бритарта» не способны полностью удовлетворить социальные потребности населения. О, нужно будет рассказать девчонкам!).
4. Почему фашисты объединились и это объединение стало фашистским (тема, очевидно, вызвана любовью к демонстрации силы)?
5. Происхождение и назначение сосков у мужчины.
6. Стилистика прозы: Хемингуэй против Чандлера.
7. Была ли группа «Вомблс» лучшей недооцененной группой, игравшей продвинутый глэм-рок в семидесятые?
8. Что лучше — «флэт бэк фор» или система «винг бэк» (не спрашивайте меня, что это значит, очевидно, какие-то футбольные термины).
9. Зачем в составе «Бони М» держали того маленького парня?
10. Сравнительная характеристика органайзеров «Псион» и «Палм-пайлота» (последний,
похоже, не иносказательное обозначение мастурбации, а электронный дневник).
11. Возможна ли любовь в эпоху постмодернизма?
Предполагалось, что этот список меня очень впечатлит.
—А чем разговоры о футболе и искусстве лучше обсуждения людей? — задала я вполне разумный вопрос.
— Потому что тогда все сводится к обсуждению себя любимого. Это же настоящий нарциссизм. У нас же есп» обязанность — собраться в определенном месте и обсудить проблемы вселенского масштаба, а не только наш внутренний мир.
— А что, гороховый пудинг — это ключ к загадкам вселенной?
— Нет… да. Разве ты не понимаешь, желание узнать, из чего состоит эта желтая бурда, — это путь к пониманию, как из простых элементов получаются сложные. Это ведь начало алхимии, которая ведет к химии, а за ней… решение всех вопросов. Вся проблема в том, что власть имущие, — эти слова Людо произнес без тени смущения или иронии, — хотят, чтобы вы… мы продолжали сплетничать о том, кто с кем спит и во что одевается. И соответственно не следили бы за их действиями. Мы же наблюдаем за ними, чтобы понять, как устроена наша жизнь. И можем привести доказательства, что большинство из их заявлений — полная ложь.
— Хотя ты и говоришь, что вас интересуют глобальные идеи, мне кажется, половину времени вы все равно обсуждаете вещи. А это — абсолютно противоположное занятие, — возразила я. Меня начинала раздражать его скрытая — не проявляющаяся явно — критика по отношению ко всему, что я любила. — За всеми этими фразами ты просто прячешь факт, что всякая никчемная ерунда тебя интересует больше, чем люди. Ведь ты абсолютно неадекватно ведешь себя в обществе, и друзей у тебя только двое.
Для информации: я произнесла последнюю фразу с широкой улыбкой и потом поцеловала Людо, что зафиксировало окончание спора и мою победу, и мы оба остались довольны.
Но вернемся к средней двери паба «Блэк лэм». Я наконец решилась толкнуть ее, но она оказалось заперта. Я видела сидевших внутри людей, они оглянулись на шум разболтанных петель и болтов — пустые лица, ни тени любопытства. Один из них указал мне на другую дверь.
Когда я вошла, то никак не могла сфокусировать взгляд — в зале висел плотный туман от тяжелого табачного дыма и пивных паров. Я не знала, куда повернуться, в какую сторону пойти. Мне захотелось плакать — я начала паниковать и захотела уйти. Людо вдруг показался мне самым замечательным мужчиной на свенге, и я почувствовала себя полной идиоткой, что решилась на такой опрометчивый шаг.
И вдруг кто-то тронул меня за плечо, шею обдало теплым дыханием, и я услышала голос:
— Тебе помочь, Кэти? — Эту фразу он уже произносил. — Ведь ты еще не уходишь?
— Я не видела тебя, думала, зашла не в тот паб. Может, присядем? — Я говорила слишком быстро.
Лайам был одет просто: белая рубашка и брюки из мягкого плотного хлопка. Я с удивлением заметила, что в каждом ухе у него болталось по толстому золотому колечку. Даже не верилось, что я встречаюсь с парнем в серьгах — настолько он напоминал Дэвида Эссекса[14] из далекого 1974 года. Лайама серьги делали похожим на пирата или, может быть, цыгана. Я терпеть не могла серьги, и все же мне показалось, что я заинтригована. Взвесив свои чувства, я поняла, что непонятным образом серьги Лайама настолько понравились мне, что даже компенсировали возникшее отвращение, и я готова была начать все заново.
Лайам нашел для нас столик. — Ну что ж, значит, «Гиннесс»? — В его вопросе я уловила небольшую иронию. Он, очевидно, ожидал, что я закажу более подходящий напиток. Наверное, думал, что настоящие леди пьют только «Малибу», или ликер-крем, или «Адвокат».
— Да, пинту, пожалуйста. — Я много раз мысленно репетировала эту фразу.
Пока Лайам пробивался к бару, я начала осматриваться. Интерьер паба оказался просто потрясающим: темно-зеленые стены и кроваво-красный потолок были украшены позолоченными фигурами. На стенах — искусные барельефы, изображающие, как мне показалось, Посейдона с огромной свитой нимф, дриад и других хорошеньких мифологических красавиц. На потолке был более сложный, правда, абстрактный, рисунок, который расплывался в галлюциногенных облаках дыма. Я вдруг подумала, что могла принять за позолоту никотиновый слой, осевший на выступающих частях барельефа, как снег на вершинах альпийских гор летом. Помещение в основном было выдержано в классическом стиле, но присутствовал и готический.
Огромная почерневшая барная стойка из дуба пересекала весь основной зал. За ней ввысь уходили блестящие ряды бутылок, их содержимое переливалось различными цветами: от светло-янтарного до темно-коричневого. Рядом, как будто принесенная в жертву богу виски, висела панда в прозрачном пластиковом пакете — думаю, ее выиграли в какой-нибудь жалкой лотерее.
