— А разве она играла не в пьесах Вольтера?
— О да, она играла во всех великих постановках.
— Нет, я имею в виду историю о битве в гареме…
— Сара Бернар, — прервала всех Пенни таким тоном, что стало ясно — она хочет положить конец дискуссии, — не была актрисой такого сорта. Она примерно моего уровня.
Через полчаса появились первые признаки угасания шторма. О жизнестойкости Пенни ходили легенды. Хью применил профессиональный тактический прием и ретировался, предоставив нам успокаивать Пенни — ведь мы получали за это зарплату. Мы попытались убедить ее, что «Пенни Мосс» слишком солидная компания, чтобы получать мелкие непрестижные премии. Ведь они предназначены для пробивающих себе дорогу в мире моды новичков. И что жюри просто не рассматривает нас, как и дома моды «Гуччи», «Макс Мара» или «Ив Сен-Лоран». Поток слез уменьшился, и я решила, что преувеличение может сейчас пойти на пользу, и произнесла:
Пенни, вы — последняя из великих дизайнеров. Баленсиага, Диор, Шанель — все они уже покинули этот мир. Остались только вы, Пенни. Мир ждет, что вы продолжите начатое ими дело.
—Да, думаю, ты права, — сказала Пенни, но ее лицо по-прежнему оставалось безжизненным, и сейчас можно было более точно определить ее возраст.
Зазвонил телефон. Это была Саки:
— К Пенни пришел Майло Майербир.
— Майло? — вырвалось у меня достаточно громко. — А ему что здесь нужно?
Пенни прекратила шмыгать.
— Майло? Да, я предлагала ему заглянуть, хотела обсудить с ним имидж нашей компании. Это самое малое, что я могла сделать для него после того, как он помог мне преодолеть небольшое затруднение с этим жутким объектом искусства. Попроси его подняться через пять минут.
Неожиданно она преобразилась. Снова окрепли крошечные лицевые мышцы и обрисовались красивые черты лица. Нос и глаза были насухо вытерты, и быстро нанесен макияж. И когда Майло поднялся по лестнице, Пенни опять была королевой его фантазий.
Совет Майло был крайне прост: чаще рассказывать о наших знаменитых клиентах, теснее сотрудничать с редакторами модных журналов, сделать коллекцию чуть более дерзкой. Я говорила Пенни то же самое в течение многих месяцев, но нужны были темные глаза и полные губы Майло, а также чек на тысячу фунтов (не упомянутый во время их предварительного разговора), чтобы эти идеи достигли ее ушей.
В тот день Пенни начала работать над зимней коллекцией следующего года. Это подразумевало, что она просматривает свои небрежные заметки, рисунки, фотографии, перебирает образцы тканей с «Премьер-вижн». И каким-то образом из всей этой мешанины начинали возникать идеи. Вечернее платье рождается из одной-единственной извилистой линии в ее альбоме для рисования. Великолепное свадебное платье появляется, начиная со шляпки, из хаоса; юбки и жакеты возникают, как вампиры, из кучки праха, когда на нее попадает капля крови девственницы.
Я наблюдала за Пенни и советовала, давала тонкие намеки и делала замечания. Приносила Пенни все, что ей требовалось, заваривала чай — льстила, ублажала и успокаивала. Это было то, что я любила. Знаете, вначале я решилась на невинную ложь, сказав, что на самом деле не хочу быть дизайнером. Конечно же, я мечтала об этом. Именно поэтому я и поступила в колледж, устроилась на работу в магазин и соблазнила Людо. Именно это желание заставляет меня мириться с примадонной Пенни. Но каждый занятый в индустрии моды хочет стать дизайнером — добиться священной цели и заниматься творчеством. Это, возможно, наивная мечта, и мне не хотелось предстать перед вами жалкой, особенно в тот момент.
Я осознаю, что изобразила Пенни в карикатурном виде. И она действительно немного нелепа. Но вы должны помнить, что это не все, что можно сказать о ней. У нее есть то, что необходимо для успеха. Мне не особенно приятно признавать это. И сейчас я имею в виду не только ее многократно испытанное на прочность, закаленное в борьбе самолюбие. Его было предостаточно, но требовалось еще кое-что. У Пенни это был маленький гомункул-советчик, сидящий внутри и нашептывающий, какую именно одежду захотят купить люди. Как именно заставить женщину почувствовать: да, именно этот жакет ей нужен, и именно это платье поможет решить все проблемы в жизни, завоевать внимание мужчин, вызвать восхищение или зависть других женщин и обеспечит продвижение на работе.
Подобное чувство должно быть вам знакомо. Вы смотритесь в узкое зеркало в примерочной, но не ощущаете уверенности и босиком, в одних чулках, выходите в зал и рассматриваете себя в большое зеркало. Вы разглаживаете ткань на бедрах, поворачиваетесь в разные стороны, чтобы увидеть себя сзади. И внезапно вас переполняет радость, как после трех глотков мартини. Многие часы, проведенные в сомнениях и отчаянии, когда вы пытались ухватить это ощущение радости, — теперь забыты. Продавщица вздыхает и воркует, и вдруг вам начинает казаться, что она делает это искренне, и вы даже думаете, не сделать ли ей приятное, купив сумку, которая подходит к этому наряду (но сдерживаетесь).
У Пенни была своя формула, которую она пыталась вбить мне в голову, когда я начала заниматься дизайном.
— Дорогая, — любила говорить она, — в этой вещи женщина будет смотреться стройнее, состоятельнее и более соблазнительно? Если тебе удастся совместить в своей модели эти три требования, то вскоре обязательно появится муж, который будет рыдать над суммой, снятой по его кредитной карте.
И у Пенни получалось добиться необходимого эффекта. Теперь происходило реже, чем раньше, но процент попадания был по-прежнему высок. Я же учусь ее искусству. Ведь может наступить время, когда мои заметки и наброски оживут на улицах Лондона и моя помощница — маленькая Кэти Касл будет делать то же, что я сейчас.
Итак, прошел понедельник, затем вторник. Я помнила о четверге, но для меня это была скорее приятием фантазия, не имеющая отношения к реальности. Такими мечтаниями я занимала свободное время — любимые минуты спокойной жизни, когда ничего не происходит. Мне вполне нравилась мысль, что я повела себя безрассудно, и еще больше нравилось то, что не было никакой необходимости доводить начатое до конца.
Наступила среда. В пять тридцать, когда я собиралась домой, позвонил Людо:
— Я в супермаркете. Что ты хочешь, чтобы я купил?
— Купил для чего?
На другом конце раздался смех. И я услышала что- то про «Гиннесс». О чем это он? О «Гиннесс»? Меня сковал холод. Разве он может знать о Лайаме?
— Очень плохо слышно. Повтори, пожалуйста.
— Что купить, чтобы подать с тушенной в пиве «Гиннесс» говядиной?
Пауза, глубокий вдох. Тушенная в пиве «Гиннесс» говядина была любимым блюдом Людо, когда он принимал гостей. И вдруг я все вспомнила — я же давным- давно пригласила друзей на сегодняшний вечер. А из- за Лайама и Парижа обо всем забыла. Вот черт! Только таких проблем мне сейчас не хватало. Особенно гостей.
— Ну, купи овощей или салат или еще что-нибудь. Мне все равно.
—Спасибо, ты мне очень помогла. Что купить выпить?
— К тушенной в пиве «Гиннесс» говядине? Только «Гиннесс»!
— Но ты ведь его терпеть не можешь!
— Сейчас это очень модно, — солгала я.
Гости в середине недели — это сумасшествие, особенно если они приходят к вам. Нет возможности нормально убрать дом. Нет времени одеться и привести себя в порядок. Все сводится к безумному метанию по дому с тряпкой. Должно быть, я была не в себе, приглашая гостей сразу после «Премьер-вижн». Слава Богу, Людо любит готовить! И делает это вполне неплохо, пока не выходит за рамки простой и здоровой пищи и не пытается соорудить что-то сложное или экзотическое. Я всегда говорю, что он готовит как каннибал: огромная кастрюля с каким-нибудь поверженным зверем, плохо умещающимся в нее, и огромная ложка, чтобы мешать варево. А Людо всегда говорит, что уборка для меня — как вид боевого искусства: пара пинков и бросков, и пространство повинуется.
Поскольку вечеринка была организована в середине недели, приглашены в основном были друзья «низшего разряда» — естественно, они все были приятелями Людо. На самом деле у Людо было всего два близких друга: ранее упоминавшийся Том, работающий учителем вместе с Людо, и Даниель — друг со школьной скамьи. Том был отъявленным хулиганом из какого-то промышленного города в центре Англии; Бирмингема, или Ноттингема, или еще какого-то, где есть заводы. Экономика там переживает спад. Том был вполне забавным, поскольку в нем грубость сочеталась со странным налетом сюрреализма. Все мои друзья боялись и ненавидели его, и время от времени я пользовалась этим.
