Ниам с трудом поднимается на ноги.

— Вы еще об этом пожалеете.

— Нет, я так не думаю, — говорю я.

По ее взгляду я вижу, что ей есть еще много чего сказать, но вместо этого она убегает по коридору, зовя солдата, который никак не появляется.

— Купол обстреливают, — говорит Квинн.

— Тогда нам нужно поторопиться. — Я выхватываю у него связку ключей и открываю камеру напротив. В углу, съежившись, сидит Олд Ватсон. Я даже не знала, что они посадили его за решетку. — Ватсон! — Я опускаюсь на пол и трясу его. Никакой реакции. Я прикладываю ухо к его лицу, но не слышу дыхания. Это из-за меня он попал в тюрьму или из-за своего растениеводства?

Я срываю с Квинна маску, прикладываю ее к носу Олда Ватсона и выпрямляю его ноги, чтобы он лег на спину. Пытаюсь сделать массаж сердца, переложив свой вес на руки, в то время как Квинн тянет голову старика назад и делает ему искусственное дыхание.

Один раз. Второй.

Однако ничего не происходит.

— Дыши, черт побери! — Я снова давлю.

Квинн встает.

— Не получается, Беа. Нам нужно выбираться отсюда. — Он не понимает: Олд Ватсон спас меня тогда, когда я сама уже потеряла волю к жизни. Я не оставлю его тут лежать.

— Еще одна попытка, — говорю я и кладу свои руки на грудь Олда Ватсона. Я делаю массаж сердца как по учебнику, один к тридцати. Квинн снова опускается на колени и дует ему в рот, наполняя его кислородом.

И это срабатывает! Олд Ватсон начинает дышать. Я убираю оставшиеся пряди волос, упавшие ему на глаза, и он поднимает веки.

— Ничего не говори, — говорю я и помогаю ему встать.

Я бросаю Квинну ключи.

— Остальные камеры.

— Ты справишься? — спрашивает он.

— Да, — говорю я. — Конечно, я справлюсь.

Беа, Олд Ватсон, около тридцати мятежников и я убегаем из здания суда. Улица полна испуганных, в панике снующих вокруг, второсортных, в большинстве своем вооруженных. Парень моего возраста пробегает мимо меня, но я останавливаю его.

— Что здесь случилось?

— Эти сволочи откачали кислород в квартирах зоны 3. — Он вырывается и бежит дальше. Из громкоговорителей доносится автоматически повторяющееся раз за разом сообщение. "План по рационированию воздуха, этап 3 в действии. Просим Премиум не покидать своих домов. План по рационированию воздуха, этап 3 в действии. Просим Премиум не покидать своих домов".

Мы обмениваемся нервными взглядами, когда отец Сайласа, Гидеон, обращается ко мне.

— Нам нужны кислородные баллоны.

— Туда, — говорю я.

— Куда мы направляемся? — Он идет в ногу со мной.

— В научно-исследовательскую лабораторию.

Мы спешим вверх по улице, которая стремительно пустеет, потому что все больше второсортных пытаются, перелезая через заборы и высокие стены, проникнуть в дома первосортных. Царит сущий хаос: выбиваются стекла, раздаются выстрелы. Я притормаживаю.

— Мои братья, — говорю я.

Гидеон качает головой.

— Сейчас нет времени.

— Я заберу их, — решительно говорю я.

— Хорошо. Встретимся через час на границе. Дай мне ключи, я сам найду баллоны, — отвечает Гидеон. Я бросаю ему связку.

— А что с Джаз? — спрашивает Олд Ватсон. Хотя он стоит рядом со мной, такое ощущение, что его голос слышится откуда-то издалека. Он выглядит намного бледнее и дряхлее, чем несколько дней назад. Он не создан для таких акций. Но опять же, кто из нас создан для них?

— Больница недалеко. Я заберу ее, — говорит Беа, собираясь броситься бежать. Но я хватаю ее за плечи.

— Мы снова собираемся все делать в одиночку? — сетую я. Этого не было в планах. В планах было найти Беа и больше никогда не выпускать ее из глаз.

Она улыбается.

— Некоторые вещи важнее нас самих, — говорит она, и я целую ее. Миллионы вещей могут быть важнее нас, но мне ничего не приходит в голову, что могло бы быть важнее нее. — Через час на границе, — повторяет она.

Второсортные, вооруженные разбитыми бутылками и чугунными трубами, пробиваются на мою улицу. Я несусь мимо них вверх, к нашему дому. Мои братья и мать сидят перед телевизором и смотрят новости, где показывают взрывы и вздымающиеся клубы пыли.

Леннон смотрит на меня и кивает. Кейн делает то же самое. Одновременно поняв, что меня вообще-то здесь быть не должно, они вскакивают с места и бросаются ко мне.

— Квинн, неужели это ты? — спрашивает Кейн. Он по-боксерски толкает меня в бок. Моя мать оборачивается тоже. От удивления у нее отпала челюсть.

— Я же тебе говорил, что он жив, — говорит Леннон. Я целую его в лоб, а Кейна прижимаю к себе. Мне их так не хватало.

Моя мать идет ко мне, переваливаясь с боку на бок, опираясь на спинку дивана.

— Мы уходим,— говорю я.

— О, Квинн, мой любимец. — Она обхватывает мою руку, но ее глаза ничего не выражают.

— У нас есть две минуты, до того как сюда ворвутся второсортные, — говорю я. На улице что-то взрывается, и моя мать испуганно вскакивает. Скорее всего, только одна минута. — Вперед!

Моя мать покровительственно улыбается.

— Мы здесь в безопасности. Не переживай за нас. — Она пытается оторвать от меня близнецов, но они еще сильнее цепляются за меня. Не то, чтобы им было лучше со мной, чем с ней, но если они пойдут со мной, то мне, по крайней мере, удалось бы их спасти.

— Они пойдут со мной, — говорю я. — Никаких дискуссий. Ты пойдешь с нами? — Я не хочу, чтобы она умерла, все-таки она моя мать.

— Ты вообще понимаешь, что ты натворил? Твой отец сам не свой, с тех пор как ты... — Большим и указательным пальцами она надавливает на веки, лихорадочно дышит и держится за живот.

— Мама? — спрашивает Кейн. Я держу его еще крепче. Это все только шоу.

— Ты разрушил нашу семью. — Она начинает всхлипывать, по ее щекам текут слезы. Но она плачет не обо мне.

—Я возьму продукты и баллоны с кислородом, — говорю я.

— Бери, что хочешь, только, пожалуйста, оставь мне моих мальчиков, — жалобно хнычет она. В окно гостиной залетает камень, и она вскрикивает, затем падает на колени, прикрывая голову руками.

— Идите, собирайте свои вещи! Быстро! — Я подталкиваю братьев к лестнице. — Мама, мы должны пойти все вместе, — умоляю я. Я не могу оставить ее здесь мародерствующей толпе граждан второго класса.

Она смотрит на меня, лежа на полу.

— Ты сам выбрал себе такую жизнь. Не пытайся всех нас тащить за собой. — Еще одно окно разбивается и на диване приземляется отвертка. — Что там происходит? Мир совсем сходит с ума.

Я поднимаю ее с пола.

— Мир меняется, больше ничего. И ты должна меняться вместе с ним.

— Они сломают весь мой красивый дом, — жалуется она.

— Ты должна упаковать кое-какие вещи. — Я толкаю ее по коридору в спальню.

Затем бегу вниз по коридору в подвал, где я беру столько кислородных баллонов, сколько могу унести. Кейн и Леннон уже стоят с рюкзаками вверху у основания лестницы. Они готовы бросить все и следовать за мной.

— Мама! — кричу я.

Она появляется, одетая в пальто из плотной ткани. Ее ярость рассеялась, как дым. Постанывая, она держится за живот.

— Я рожаю, — говорит она.

Я предоставляю моим коллегам-мятежникам опустошать центральный командный пост, а сама направляюсь в больницу на границе между зонами один и два. Содержание кислорода в воздухе заметно снижается, но все же лучше, чем в камере. Я двигаюсь быстро, мимо бушующей толпы людей, пока не попадаю в узкую, боковую улицу, где двое мальчишек дерутся за маленький дыхательный аппарат.

Я ловко прибираю его к рукам, надеваю маску на лицо и обращаюсь в бегство. Они ругаются мне вслед, но я быстрее и сильнее. Несмотря на жжение в ногах и одышку, я воспринимаю этот бег как маленькую победу над министерством.

Огромное, белое здание клиники занимает почти весь квартал. Домик привратника пуст, ворота открыты настежь. Запинаясь, я бегу вверх в осиротевший холл. Там я вижу неистово мигающую и звенящую панель приборов, а также стоящие повсюду бесхозные больничные кровати и инвалидные коляски.