Услышав это, Джеймс про себя посмеялся: «Ты потеряешь последнюю рубашку, как это однажды случилось со мной». Но вслух он ничего не сказал. Прямая линия с Тимбер Дьюлани была слишком важной, чтобы ею рисковать.

Джеймсу были приятны поступающие сообщения. Судя по тому, что девушка говорила Сэвиллу, Тимбер стала видеть в Джеймсе Фортсоне не просто благодетеля. Она уже считала его другом. Джеймсу это очень нравилось. К денежным переводам, что он ежемесячно отправлял Тимбер, Джеймс стал добавлять маленькие приписки — о том, что происходит в поместье, о делах в бизнесе, о ее матери. Довольно скоро Тимбер стала регулярно ему отвечать — милыми записочками, полными детской чепухи. А вот теперь она сидит рядом с ним, в его машине! Джеймс всегда ненавидел праздники, но сейчас он решил, что Рождество — это его любимое время года.

Тимбер по ошибке решила, что молчание Джеймса объясняется нахлынувшей грустью.

— Наверное, Рождество наводит вас на печальные мысли о жене.

— Но не в этом году, — тихо сказал Джеймс, взглянув на сидящую рядом девушку. — Я как мальчишка ждал вашего приезда домой. Ждал, что в рождественское утро вы придете выпить гоголь-моголь, а я смогу вручить подарок, который для вас приготовил.

— Но я не могу! Моя мама уверена, что я проведу Рождество с ней, мистер Фортсон.

— Вы думаете, я бы заговорил об этом, если бы не поговорил с миз Морин? Она сказала, что если вы захотите, то это и ее устроит. — Джеймс ухмыльнулся. — Знаете что? Я думаю, ваша мама на моей стороне. Ей ведь нравится, когда ее дочь счастлива?

Тимбер уже поняла это по материнским письмам. Почти в каждом из них с восторгом сообщалось о том, какое счастье, что им помогает такой человек, как Фортсон.

— Действительно, мама очень лестно отзывается о вас. Знаете, я благодарна вам за приглашение, но у меня нет для вас подарка, мистер Фортсон.

Машина уже остановилась перед домом Тимбер. Морин вывесила снаружи несколько лампочек, но их веселые огни только подчеркивали убожество маленького домика.

— Кое-что было бы мне лучшим подарком. — В темноте Джеймс наклонился, и сердце Тимбер забилось чаще. — Вы можете называть меня Джеймсом. Мне бы хотелось, чтобы вы меня так называли.

— Д-Джеймс? — Это было все равно, что называть Эйзенхауэра просто Дуайтом. — Не знаю… — растерянно сказала Тимбер. — Не знаю, смогу ли я.

Джеймс принял обиженный вид:

— Как я понимаю, я слишком стар, и вы считаете, будто выскажете мне этим неуважение.

— Нет, нет! Я не считаю, что тридцать восемь лет — это старость. Кроме того, для своего возраста вы очень молодо выглядите. — Еще до того как Джеймс засмеялся, Тимбер поняла, что допустила ошибку.

— Обманщица! — Джеймс снова засмеялся. — Когда я был в вашем возрасте, то все, кому за тридцать, казались мне кандидатами на тот свет. — Джеймс неожиданно перегнулся через Тимбер, его рука коснулась ее груди. Девушка вздрогнула как ошпаренная. — Придержите коней, детка, — весело сказал Джеймс. — Я вовсе ни на что не покушаюсь — просто открываю дверь с вашей стороны. Вы пробудили во мне джентльмена.

— Вы всегда были для меня джентльменом, мистер Фортсон, — слегка покраснев, призналась Тимбер, — и я благодарна вам за это. Нет, не выходите из машины. Уже поздно. — Взяв свой чемодан, она направилась к дому. Рядом с убогим жилищем огромный сверкающий «линкольн» выглядел нелепо — как «кадиллак», везущий вас к процветанию», изображениями которого местные консерваторы украсили всю округу. — Большое спасибо вам за поездку, мистер Фортсон, — самым что ни на есть светским тоном сказала Тимбер, подойдя к крыльцу.

— Джеймс! — мягко поправил он. — И спасибо, Тимбер Дьюлани, за самое счастливое Рождество за много, много лет. — Он завел машину. — Ладно, детка. Вам надо пойти отоспаться. В рождественское утро я в десять часов пришлю за вами Тумера. — Он поднял стекло и тронул с места.

Свет от фар автомобиля исчез вдали. Забыв об усталости, Тимбер взлетела вверх по ступенькам. Почувствовав запах своих любимых пирожков с корицей, она вдруг поняла, что очень голодна. Дверь открыла Морин, ее глаза сияли от радости. Она широко раскрыла объятия, и сердце Тимбер переполнилось счастьем.

Как и Джеймсу, ей это Рождество уже казалось самым лучшим. Джеймс. Мысленно назвав его по имени, Тимбер на сей раз не почувствовала никакой неловкости.

— Мама, ты выглядишь просто замечательно! Какое это будет прекрасное Рождество!

Рождественским утром Морин Дьюлани с трепетом разворачивала подарок, который преподнесла ей Тимбер. Морин медленно, осторожно достала из упаковки сервиз из баварского фарфора, любуясь каждой чашкой так, как будто она была единственной. Затем так же осторожно она завернула каждый предмет и сложила все в коробку.

— Я ведь не дура, Тимбер Дьюлани, — серьезно сказала она, испытующе глядя на дочь. — Я прицениваюсь к этим тарелкам уже лет десять, все время надеясь, что они появятся на распродаже. Я знаю, сколько они стоят. Гораздо больше того, что ты могла сэкономить от тех денег, что я тебе посылала.

— Мама, я не стану тебя обманывать, — спокойно сказала Тимбер. — Мистер Фортсон регулярно, каждый месяц, посылал мне деньги. Не смотри на меня так! Клянусь тебе, за этим ничего нет, кроме желания помочь мне! Мистер Фортсон помогает мне так же, как помогал бы папа, если бы был жив.

— Ну, не знаю…

Видя, что Морин сомневается, Тимбер подытожила:

— Мама, я верну ему все до копейки — я ему это обещала. Он проявляет ко мне доброту из-за тебя и папы. Знаешь, в Атланте я встретила немало приятных джентльменов, но мистер Фортсон, несмотря на его деревенские манеры, самый приятный из них! — Говоря это, Тимбер снова разворачивала фарфор. — Посмотри, какая прекрасная чашка!

На этом Морин прекратила сопротивление. Как ребенок, она присела на корточки рядом с Тимбер и принялась ахать и охать над каждым предметом.

— Тем не менее я должна сказать, что тебе не следовало тратить на меня все свои деньги.

На самом деле Тимбер потратила не все. После того как она купила фарфор, шарфы для Чесс и Кейти, красивую коробочку с жасминовым чаем для тети Лилы и пресс-папье с серебряным долларом для Пана, у нее осталось еще десять долларов. Тимбер обошла всю Атланту в поисках подарка для Джеймса Фортсона, но попадались на глаза лишь вещи, о которых она знала, что у Джеймса есть такие же, но дороже. В конце концов Тимбер сдалась и купила на эти десять долларов леденцов в красивой обертке — для негритянских детей в казармах.

— Мне нравится, когда у тебя есть красивые вещи, мама. — Тимбер заметила, что руки матери стали намного мягче, с волос сошла завивка, а лицо заметно посвежело. Чувство вины за то, что она оставила мать одну, несколько ослабло.

— У меня есть ты, дорогая, и это главное. — Морин тепло обняла дочь. — Кроме того, мистер Фортсон очень заботится обо мне. Да и миссис Коксуорт, которая осенью сюда приехала со своей семьей, часто приглашает меня на ужин. Но самое лучшее — это то, что раз в неделю приходит негритянская девушка мистера Фортсона, Дэйзи Перл, которая здесь все убирает и моет. — Морин лукаво улыбнулась. — Поверишь ли, я здесь живу как помещица.

Тимбер окинула взглядом убогую комнату. «Да уж, поместье!» — подумала она. Тем не менее девушка ощутила прилив благодарности Джеймсу Фортсону. Каждый раз она получает новые доказательства его доброты. Как постоянно говорит Пан, за грубой внешностью этого человека скрывается щедрая душа. И пусть ее мать уже не такая молодая и сильная, как раньше, но она кажется такой довольной, какой не была уже очень давно.

— Когда-нибудь, мама, ты будешь жить в настоящем поместье. Я все для этого сделаю.

Морин поцеловала дочь в щеку.

— Ты добрая девочка, Тимбер. Я хотела бы подарить тебе на Рождество что-нибудь получше. — Она посмотрела на фарфор, расставленный на полу рядом с крошечной елкой. — По сравнению с этим мой подарок ничто.

Тимбер взяла дешевую, расшитую цветами фланелевую ночную рубашку и, держа ее как куклу, затанцевала по комнате.