Розамунда остановилась на террасе, чтобы посмотреть, как молодые джентльмены играют на лужайке в шары. Уил только что присоединился к компании, но уже успел снять камзол и засучить рукава белой рубашки. Сейчас он как раз прицеливался, чтобы толкнуть свой шар, и выглядел особенно привлекательным и желанным. Неужели и правда больше никогда не удастся испытать восхитительного чувства абсолютной, доходящей до полного слияния физической близости?

Розамунда ощутила, как к глазам подступают колючие, едкие слезы. Чтобы никто их не увидел, ей пришлось быстро отвернуться и уйти в холл.

Королева уже успела спуститься и теперь сидела на подиуме в дальнем конце огромного зала, обмахиваясь веером и весело беседуя с главным шталмейстером. Граф Лестер стоял рядом навытяжку, как и положено доблестному воину, еще в юности сражавшемуся за свою королеву. Он и сейчас прекрасно выглядел, а истинный возраст выдавали лишь пышные белые усы и совершенно седая борода.

Чтобы лучше видеть, Розамунда осмелилась подойти поближе. После своей женитьбы, на которую он осмелился без согласия ее величества, Роберт Дадли, граф Лестер, регулярно испытывал на себе непостоянство монаршей воли. Бывало, что Елизавета неделями отказывалась его видеть, а жене и вообще категорически запрещала появляться при дворе. Спустя некоторое время ветер менял направление, и старого друга принимали во дворце с распростертыми объятиями, хотя жена по-прежнему оставалась в немилости. Розамунде приходилось слышать разговоры о давнем романе между королевой и графом, но сейчас они беседовали, как добрые, очень близкие приятели.

Толпа немного расступилась, и на подиум поднялся молодой человек. Преклонил перед королевой колени и, следуя этикету, одну руку положил на эфес шпаги, а другой прижал к груди шляпу. Светлые, с золотистым отливом волосы сияли в лучах солнца. Одет он был великолепно - в алый бархатный камзол с прорезями на рукавах, сквозь которые несложно было рассмотреть шелковую подкладку цвета слоновой кости. Теперь Розамунда стояла так близко, что даже слышала разговор.

- Моя королева, я пришел попрощаться.

- Роберт, неужели снова в путь? Ты ведь совсем недавно к нам вернулся. - Елизавета посмотрела на Роберта Девре поверх веера и улыбнулась. - Встань же, милый мальчик, и подойди.

Она кивнула юному красавцу, и графу Лестеру пришлось уступить привилегированное положение возле трона.

Увлеченная зрелищем, Розамунда незаметно продвинулась на несколько дюймов вперед. Говорили, что именно граф Эссекс вытеснил из сердца королевы доблестного графа Лестера. Судя по мрачному виду шталмейстера, так оно и было.

Эссекс поклонился и поцеловал руку королевы.

- Необходимость покинуть вас приводит в отчаяние, мадам, однако остаюсь покорным слугой и готов беспрекословно выполнять любые приказы.

Елизавета нахмурилась.

- Это не подлежит обсуждению, милорд.

Эссекс вновь опустился на одно колено.

- Простите, мадам. Я вовсе не замышлял дерзости. Мечтаю лишь о вашей улыбке, которую мог бы вспоминать в пути.

Королева снова улыбнулась и, слегка наклонившись, веером стукнула графа по плечу.

- Встаньте, Эссекс, и считайте, что добились прощения. Такому красавцу можно простить многое.

Молодой человек широко улыбнулся:

- Увы, мадам, не осмеливаюсь попросить что-нибудь на память о моей королеве.

- Ах, льстец!

Елизавета кокетливо взмахнула веером и неожиданно посмотрела на Розамунду, которая теперь уже стояла совсем близко к подиуму.

- О, вот и ответ! Розамунда Уолсингем, подойдите.

Юная фрейлина с трепетом поднялась по ступеням и опустилась на колени.

- Да, мадам?

- Нарисуйте меня, дитя.

- Нарисовать вас, мадам?!

Розамунда почувствовала себя, словно рыба на берегу.

Ее величество нахмурилась.

- Именно это я только что сказала. Вам предстоит создать миниатюрный портрет, который мой верный слуга, граф Эссекс, сможет носить на сердце во время долгого путешествия.

Задание не составляло труда, однако Розамунда чувствовала, что в эту минуту на ее скромной персоне сосредоточились глаза всех присутствующих.

- Простите, мадам, но у меня нет ни бумаги, ни перьев.

Она не поднимала головы и, произнося эти слова, смотрела на подол серебристого платья королевы.

Елизавета поманила пальцем одного из стоявших поблизости джентльменов.

- Принесите мистрис Уолсингем все необходимое, Джеральд.

Придворный с поклоном удалился, а Розамунда продолжала стоять на коленях, не зная, что делать дальше.

- Поднимитесь, дитя. - В голосе королевы послышалось легкое нетерпение. - Можете сесть вот сюда. - Она показала на стоявший в углу подиума трехногий табурет. - Найдите место с правой стороны, откуда мой профиль будет выглядеть особенно красиво.

- Да, мадам.

Розамунда встала и осмотрела пространство. Трон располагался в центре возвышения, а придворные стояли вокруг. Она принесла табурет, выбрала удобное место справа и неуверенно осведомилась:

- Возможно ли, мадам, попросить джентльменов перейти на другую сторону?

- Уходите, все уходите! Не мешайте мистрис Уолсингем работать. - Королева взмахнула рукой, и свита мгновенно переместилась. - Посмотрите, дитя, так подойдет?

Она гордо подняла голову и сжала губы в тончайшем намеке на улыбку.

- Вы выглядите величественно, мадам.

Слова пришли сами собой. Да, внешность королевы действительно производила яркое впечатление. Серебряное газовое платье с отделкой из алой тафты отличалось очень глубоким декольте, выразительно подчеркнутым ожерельем из крупных рубинов и жемчуга.

Интуиция подсказала, что излишнее соответствие натуре в данном случае лишь повредит. Вряд ли ее величество захочет увидеть на собственном портрете морщины и складки увядшей кожи. Лучше сконцентрироваться на высоком воротнике, сияющем мириадами крохотных драгоценных камней, и достающих до плеч густых локонах рыжего парика.

Джентльмен вернулся с черной лаковой подставкой, на которой уместились листы пергамента, перья и чернильница. Розамунда поблагодарила его и положила подставку на колени. Казалось, тысячи глаз сверлят ее насквозь, лишая способности думать и действовать. Интересно, что случится, если портрет не понравится? Если королева сочтет свое изображение малоубедительным или попросту недостаточно красивым? Наверное, в этом случае придется провести остаток дней в Тауэре.

«Сосредоточься, - сурово приказала себе художница. - Посмотри так, как смотришь на любой другой объект - бабочку, цветок, косаря на лугу. Нос доминирует, особенно в профиль. Темные живые глаза хороши. О зубах вообще забудь: те немногие, что еще остались, совсем черные».

Розамунда принялась за работу, отлично понимая, что каждый штрих драгоценен, потому что исправлять оплошности никто не позволит. Королева сидела неподвижно, но время от времени обменивалась репликами с графом Эссексом и другими приближенными. В эти мгновения художница старалась представить натурщицу такой, какой та желала себя видеть. Но и здесь следовало проявлять осторожность: излишняя лесть может быть воспринята как насмешка. Королева должна остаться собой, но без бросающихся в глаза признаков возраста.

Через несколько минут публика утомилась и начала отвлекаться. Сразу стало легче. Краем глаза Розамунда заметила, что на подиум поднялся сэр Фрэнсис Уолсингем. Теперь уже можно было не смотреть на модель так же пристально, как в начале сеанса: образ надежно запечатлелся в памяти.

- Ну, мистрис Уолсингем, вы еще не закончили?

Голос ее величества вывел Розамунду из счастливого творческого забытья. Она посмотрела на рисунок, добавила пару штрихов, смягчила линию шеи.

- Полагаю, что закончила, мадам.

- Так покажите скорее. - Королева не скрывала интереса. - Что получилось?

Художница встала, привычным движением руки расправила юбку, подошла к трону и с поклоном подала рисунок. Странно, но ни волнения, ни опасений по поводу реакции на свою работу она не испытывала, потому что не сомневалась: портрет получился хорошим. Ну а если королеве вдруг не понравится, значит, так тому и быть. Во всяком случае, она постаралась убрать все недостатки внешности, а взамен подчеркнула выразительную силу черт и обилие драгоценностей.