— Например, лишить меня голоса?

Кимбер улыбнулась.

— Ну, это не из сложных заклинаний как раз. Обычно родители используют его против детей, когда те расшумятся. Нет, под профессиональными заклинаниями я имею в виду заклинания исцеления или создание иллюзий. У многих и это получается, но лишь после долгой учебы и практики. Это как в вашем мире теоретически любой человек может стать хирургом, но лишь немногие выбирают этот долгий и трудный путь. Что делает Итана таким чудовищно талантливым, это то, что он может заставить магию делать множество разных, не имеющих друг к другу отношения вещей. Большинство Волшебников специализируются на чем-то одном. Это как у вас выучить иностранный язык. Представь, что определенный вид магии понимает определенный язык. На его изучение уходят долгие годы. Чем лучше ты на нем говоришь, тем более сложные заклинания можешь произнести. Но целительная магия — это один язык, а иллюзия — совсем другой. Поэтому Волшебники предпочитают сосредоточиться на чем-то одном. Это как если бы один вид магии понимал французский, другой — древнекитайский, а третий — суахили. Так вот, Итан может общаться с магией едва ли не на любом языке, он все ловит на лету.

В связи с чем, как я поняла, Кимбер поверх стандартного соперничества «брат-сестра» нарастила себе огромный комплекс неполноценности. И кто бы ее винил — Итан так и лез к ней с рассказами о своих успехах.

— Так что, вы, ребята, используете какой-то особый язык, чтобы общаться с магией? — спросила я.

Кимбер помотала головой.

— Нет, это был образ. Слова тут не имеют значения. Мастера магии могут вообще использовать жесты вместо слов. Главное, чтобы обученная тобой магия понимала, что «абракадабра» требует от нее закрыть дверь.

Я кивнула с умным видом, хотя не поняла и половины. Но попроси я более подробных объяснений, голова разболится. Я решила, что пришло время задать тот вопрос, ради которого я, собственно, и затеяла этот разговор.

— Скажи, а тетя Грейс не может использовать магию, чтобы найти меня?

— Если бы могла, давно использовала бы. Распознающие заклинания — сложная штука. Найти что-то или кого-то, кто находится неизвестно где, — слишком абстрактно, чтобы можно было объяснить это магии. Это как раз одна из тех категорий, в которых надо специализироваться годами.

Хоть тут облегчение.

— А у тети Грейс есть специализация?

Кимбер нахмурилась.

— Да.

— Ну? И в чем она профи?

Кимбер вздохнула.

— В магии нападения.

От моего недолгого облегчения не осталось и следа.

К тому времени, как Кимбер допила свой экстракрепкий поссет, она явно поплыла. Я не сказала бы того же о себе, но я была расслаблена больше, чем когда бы то ни было с тех пор, как приехала в Авалон.

Раньше у меня никогда не было настоящей подруги. Конечно, были девчонки в разных школах, с кем я сидела за ланчем или зависала ненадолго после школы. Но стоило мне с кем-то подружиться, мама начинала настаивать на очередном переезде, и мне приходилось начинать все сначала на новом месте. Через какое-то время я поняла, что легче вообще не заводить друзей.

Теперь я расслабилась настолько, что задала вопрос, мучивший меня с тех пор, как я впервые вошла в квартиру Кимбер. Неужели это было только вчера вечером? Мне казалось, я здесь уже много лет.

— Как родители разрешили тебе жить в своей собственной квартире?

Моя мама тоже не была наседкой, но что-то мне подсказывало, что даже она не позволила бы мне в шестнадцать лет съехать от нее.

Кимбер посмотрела куда-то в сторону, и я поняла, что вопрос был бестактный.

— Извини, — сказала я, жалея, что не могу забрать свои слова обратно. — Я постараюсь больше не совать свой нос, куда не просят.

Кимбер подняла голову и вымученно улыбнулась.

— Да все в порядке.

Она тяжело вздохнула и как-то вся подобралась, прежде чем начать.

— Мама исчезла с горизонта, когда мне было десять лет, — сказала она, накручивая волосы на палец. — Она решила, что снова хочет жить в Волшебном мире, но мой отец родился в Авалоне и отказался переезжать. Они решили, что мы с Итаном останемся жить с отцом. С тех пор наша семья — это три человека. Я уверена, что отец по-своему любит меня, но он даже не пытается скрывать, что его любимчик — Итан. Ну и вот, как только Итан закончил школу, он сказал, что хочет квартиру в студенческих корпусах, а так как Итан всегда получает все, что захочет, отец позволил ему и это. Через некоторое время у нас с отцом вышла ссора, и я сказала, что тоже хочу съехать. Сказала, что раз я учусь в колледже, как Итан, то и жить хочу в отдельной квартире, как Итан.

Глаза Кимбер заблестели от слез, а голос становился все тише и тише, пока не перешел в шепот.

— Отец сказал, хорошо.

Мне стало жаль Кимбер.

— Твой отец, должно быть, просто не сообразил, что надо сказать «ни за что» вместо «хорошо».

Кимбер рассмеялась и сморгнула слезы.

— «Не сообразил», — это не про него. Про отца много чего можно сказать, но он не «тормоз».

Она глубоко вздохнула и выпрямилась.

— Но, в конце концов, невелика разница. Он — трудоголик, дома почти не бывает. Сейчас я вижу его не реже, чем когда жила дома.

Похоже, моя мать — еще не худший вариант. Все ее отвратительное, постыдное и нелепое поведение было следствием алкоголизма. Я знала, что в глубине души, под проспиртованными покровами, живет любящее материнское сердце. У Кимбер не было даже этого.

— Я считаю, что твой отец — именно «тормоз», — сказала я Кимбер. — Только «тормоз» может не понять, какое это счастье — иметь такую дочь, как ты.

Щеки Кимбер порозовели.

— Спасибо. Но не пытайся меня утешить. Я… уже смирилась.

Ага, оно и видно, подумала я, но ничего не сказала.

— Ты не против, если я тоже тебя спрошу?

— После всех вопросов, которыми я тебя завалила? Конечно, теперь твоя очередь.

— Почему ты сбежала из дома?

Я скривилась. Ну почему именно этот вопрос?

— Господи, неужели все знают, что я сбежала? — спросила я, избегая прямого ответа. Я никогда никому не говорила, что моя мать — алкоголичка. Скорее, я делала все, что от меня зависело, чтобы никто об этом не узнал. И менять свою позицию я не собиралась.

Кимбер улыбнулась уголком рта.

— Подсказкой было то, что ты ни разу не пыталась позвонить домой. Но до сей минуты я не была уверена, что сделала правильный вывод.

— А, понятно. — Я отвела глаза от ее всепонимающего взгляда. — Я не хочу говорить об этом, можно?

— Конечно, — кивнула Кимбер, но я готова была поклясться, что прерванный таким образом разговор ранил ее. Она заставила себя улыбнуться. — Что-то голод подкатил…

Она вскочила на ноги, а я, не думая, протянула руку и удержала ее за локоть, не позволяя выйти из комнаты. После того как она открыла сердце передо мной, я повела себя как стерва. Надо проглотить горькую пилюлю и рассказать ей о том, о чем мне меньше всего на свете хотелось рассказывать.

— Сядь, пожалуйста, — сказала я, слегка пожимая ее руку. — Прости, я…

Я отпустила ее руку, и Кимбер снова опустилась на кровать.

— Ты не обязана говорить, если не хочешь, — сказала она мягко. — Ты знаешь меня меньше суток, и я не жду, что ты будешь откровенничать со мной, как с лучшей подругой.

— Ну, это были очень насыщенные сутки.

Она тихо рассмеялась.

— Да уж.

Я сделала вздох и медленно выдохнула. Сердце билось почти так же сильно, как там, в шкафу. Плечи напряглись так, что стало больно. Но я знала, что просто слишком нервничаю. Кимбер хоть и похожа внешне на крутую девчонку из команды поддержки, которая издевалась бы надо мной, узнай она правду о моей матери, но внутри была совсем другая. Да и школы, по которой она могла бы разнести нелицеприятную новость, здесь не было.

Я подготовилась к тому, что сейчас у нее отвиснет челюсть, а на лице появится смесь жалости и отвращения. Ладно. И я процедила сквозь зубы: