Когда Майк Викерс прибыл для первого собеседования со своим будущим руководством, он находился в ранге GS-11, что было гражданским аналогом капитана вооруженных сил. В возрасте 31 года, через полтора года после службы в Агентстве он занимал такое низкое положение на служебной лестнице, что был одним из самых младших сотрудников никарагуанской оперативно-тактической группы, состоявшей из девяноста человек.

Было совсем не просто найти дверь Авракотоса на шестом этаже. Любой другой офис в отделе Ближнего Востока имел табличку рядом с дверью: «снабжение», «финансы» и т.д. У Викерса был только номер 6С18, и он искал белую дверь в белом коридоре без опознавательных знаков, кроме очень маленьких цифр рядом со входом.

За этой безликостью скрывалось желание избавиться от нежелательных посетителей. Впрочем, любой мог войти в офис Авракотоса, но, оказавшись внутри, он сталкивался с огромным манекеном советского солдата в полном облачении специалиста по химической защите. Форма была настоящей, снятой с советского солдата, убитого в Афганистане. Можно было видеть дырочку от пули в груди рядом с эмблемой серпа и молота, но угрожающая фигура в резиновых перчатках и противогазе напоминала Дарта Вейдера из «Звездных войн».

Сотрудники Авракотоса разработали новаторский подход к проблеме безопасности. Они не заботились запирать и отпирать дверь каждый раз, когда приходили и уходили, поэтому поставили советское пугало в качестве первой линии обороны. Разумеется, угроза исходила не от советских «кротов», а от службы внутренней безопасности, регулярно посылавшей своих агентов в разные отделы с целью доказать, что их руководители плохо охраняют свои секреты. Гаст подготовился к такому вторжению, посадив рядом с русским солдатом секретаршу, которой было поручено отказывать в доступе всем посетителям, подозрительно похожим на сыщиков.

Впрочем, секретарша ожидала Викерса и проводила его в кабинет Авракотоса, где службе безопасности удалось настоять на установке специальных дверей с кодовыми замками и смотровыми глазками.

Авракотос не протестовал. Одним из его железных правил было никогда не перечить людям из службы безопасности. Он просто держал двери открытыми. Другие сотрудники любили окутывать свою повседневную работу покровом таинственности. Ритуал запирания дверей создавал у окружающих впечатление важной секретной деятельности.

Авракотос ненавидел эту игру. Любой, кто имел неосторожность закрыть за собой двери его кабинета, видел нечто странное: вероятно, единственную дверь в здании Агентства, выкрашенную в черный цвет. Авракотос испытывал предрасположенность к этому цвету. Он всегда носил черное, когда отправлялся на тайные задания, особенно если хотел кого-нибудь запугать. Но Викерс не стал закрывать за собой дверь, и он был не из тех, кто поддается запугиванию.

Сотрудники ЦРУ обычно стараются не выделяться на общем фоне, и Викерс со своими очками в роговой оправе и тихими манерами казался особенно неприметным. Он был похож на молодого биржевого маклера, возможно окончившего хороший колледж. Он явно не выглядел человеком, готовым взять на себя планирование крупнейшей операции в истории ЦРУ.

Авракотос отличался нетрадиционным подходом к кадровой проблеме. Он не доверял Агентству в выборе кандидатов для своего подразделения. Его поиск начинался с обращения к сети неформальных контактов, главную роль в которой играли секретарши Секретной службы. С его точки зрения, они были единственными, кто мог обеспечить его достоверной информацией о перспективах того или иного сотрудника. «Они подслушивают разговоры своих боссов, — объясняет Авракотос, — они знают все местные сплетни. Если какого-то парня донимает жена и звонит ему по тридцать пять раз в день, им известно об этом».

За двадцать лет своих скитаний по миру с обязательным посещением оперативных пунктов Агентства в каждой стране Авракотос построил виртуальную сетевую организацию, состоявшую из этих женщин. По его прикидкам, в 1984 году он лично знал девять из каждых десяти секретарш из Управления специальных операций, в том числе всех, кто работал на Ближнем Востоке. Он взращивал их почти как своих тайных агентов, обращался с ними как с равными и приглашал на ланч даже после того, как получил работу у Махгаффина.

Он знал, как тяжело им было возвращаться в штаб-квартиру и жить на 18 тысяч или 19 тысяч долларов в год. За рубежом, в Дакке или Тегусигальпе, на эти деньги они могли содержать дом, а во времена сильного доллара вообще жили в роскоши, по собственным понятиям. В Лэнгли они были так бедны, что им приходилось ютиться вместе в крошечных домиках или квартирах, чтобы свести концы с концами. Гаст всегда следил, чтобы они получали максимально возможные премии за сверхурочную работу, и не раз доказывал, что готов отстаивать их права.

Однажды, когда его личная секретарша отправилась в зарубежную командировку, руководитель оперативного пункта в стране пребывания заклеймил ее позором и назвал «шлюхой». Преступление заключалось в ее романе с женатым оперативным сотрудником, который, разумеется, не понес никакого наказания.

Авракотос немедленно встал на защиту своей секретарши, хорошенькой разведенной блондинки. Когда Гаст предстал перед начальником регионального отдела и потребовал объяснения, тот совершил ошибку, когда назвал его секретаршу прелюбодейкой, которая может нарушить деятельность оперативного пункта, если он оставит ее на работе.

— В таком случае вам придется уволить собственную секретаршу и одного из ваших агентов, — сказал Авракотос.

— Почему?

— Потому что я вые…л их обоих. Они оба прелюбодеи.

Вернувшись в офис, Гаст вызвал свою секретаршу и оперативного сотрудника, с которым она сошлась. «Все улажено: вы можете работать дальше, если хотите, — сказал он, — но на вашем месте я, наверное, послал бы их ко всем чертям. — Он добавил: — Мне жаль, но вам придется прекратить отношения».

Слухами земля полнится, и секретарши знали, что у них есть друг в лице Гаста Авракотоса. Если бы не они, Гаст даже не подумал бы нанимать человека, который вскоре стал его незаменимым сотрудником. По словам секретарш, он был особенным человеком — почти гением, который лучше всех составлял оперативные доклады и был предметом зависти в отделе военных операций, который даже не внес его имя в список кандидатов на новую работу.

Отдел военных операций ЦРУ, официально известный как «специальная оперативная группа», находился в процессе реорганизации после нескольких лет увольнений и сокращений. Некогда это был важный компонент ЦРУ — целая дивизия с сухопутными, воздушными и морскими подразделениями. Когда Агентство проводило операцию против Кастро в заливе Свиней, двое ковбоев из отдела военных операций высадили кубинцев на берег и сделали первые выстрелы. Сотрудники этого отдела организовали успешное свержение правительства Арбенца в Гватемале в 1954 году. Около сотни из них участвовало в крупномасштабной операции воздушной поддержки в Лаосе в конце 1960-х годов. Они играли ключевую роль в каждой крупной секретной операции с применением силы, так как обычные оперативные сотрудники редко обладали подобным опытом[46].

Авракотосу интуитивно нравились эти люди, многие из которых начинали свою карьеру в вооруженных силах. «Большинству из них ничего не светило в обычной армии, — объясняет он. — Это такие люди, которые запросто могут послать генерала куда подальше. Они не любят драить пуговицы и до блеска вылизывать сапоги. Они всегда говорят прямо и только то, что хотят сказать. Они ненавидят бюрократов. В армии у них сплошные неприятности — например, выпил лишку и отдубасил подполковника в баре, — поэтому они уходят оттуда и отправляются туда, где делают дело, то есть в ЦРУ».

Эти люди были близки по духу Авракотосу, но многие из них обладали сильно ограниченным кругозором. Теперь, когда Гаст стал руководить афганской программой, он чувствовал, что нуждается в помощи настоящего военного специалиста, но не думал, что в группе специальных операций ему смогут подобрать нужного человека.