Я стал различать голоса.

— У тебя все в порядке?

— Можешь двигать ногами?

— Чувствуешь где-нибудь боль?

Гонку остановили, и надо мной склонились озабоченные лица людей. Один из них сказал:

— Я очень сожалею, Форрест! Мне следовало остановить ее. У нее был пропуск на трассу, поэтому я подумал, что она — нормальная, Форрест, и она проехала прямо мимо меня, туда, где были фотографы внутри поворота. Я думал, что все в порядке, ведь у нее был пропуск. Но она не остановилась. Я пытался догнать ее, Форрест, но ее же машина — быстрая, как черт знает что!

Я медленно посылал мысленные приказы частям тела, заставляя их двигаться, как командир авиалайнера делает предполетную проверку. Ноги могли двигаться, икры, колени, бедра, руки и так вплоть до шеи и головы. Я до ниточки промок, но в остальном отделался синяками.

Доктор склонился надо мной, спрашивая, как я себя чувствую. Луноликое лицо с усами. В красной рубашке.

— Нормально. Как она?

— Она умерла, Форрест. Полагаю, еще до того, как коснулась земли. — Лицо его белым-бело, как молоко, и его всего трясло. Он уже видел ее. — Ты можешь ходить? — спросил он.

Я расстегнул пояс, оперся о борта машины и оттолкнулся. Болезненно, но терпеть можно. В пятидесяти метрах отсюда закрывали двери машины «Скорой помощи». Мигалка выключена. Спешить уже некуда. Какой же она была, подумалось мне, в студенческие годы? Я пошел через трассу.

Когда я перешел на ту сторону, меня окружили работники автодрома и судьи, фанаты и репортеры, которые сбежались на место происшествия, и еще меня охватило особое ощущение пространства вокруг меня, как будто бы я шагал в молчании к веренице машин, столпившихся у гаражей. К сверкающим лампам-вспышкам.

Раздувшееся лицо Мерри поднималось в вышину, чтобы поприветствовать меня. И поцеловать.

По дорожке ко мне бежала Вирджиния на своих безнадежных шпильках, приведя в неистовство лампы-вспышки. Мне пришла в голову совершенно неуместная мысль, что для своих тридцати восьми она в великолепной форме, чтобы пробежать эти сто метров в такой обуви и деловом костюме.

— Боже мой! — воскликнула она, остановившись передо мной, а потом обняв меня. Мы пошли рядом, и она тяжело дышала. — Как себя чувствуешь?

— Прекрасно! — ответил я. Мой голос звучал отдаленно и подавленно.

— Я все видела на большом экране, — сказала она. — Господи, как ужасно! Жутко! Кто она такая, сумасшедшая?

— Нет, она не была сумасшедшей… — заговорил я. Потом до меня дошло, что я и не знаю. Вряд ли она могла быть нормальной. Мне она нравилась. Она была моим другом. — Я знал ее, — сказал я. — Ее звали Мерри. Это жена Алистера.

— Алистера, — повторила Вирджиния, остановившись. — Ты упоминал это имя раньше.

— Он был моим другом. Это человек, которого убили за ночь до нашей встречи в Париже.

— И она была его женой?

— Думаю, она же и убила его.

— Она чуть не убила тебя! Ты ее знал? — Вирджиния смотрела на меня, не отрывая глаз, ожидая более полного рассказа. Нас окружали фоторепортеры, и все равно казалось, что они — за мили от нас.

— Она и Алистер полюбили друг друга, еще учась в университете. На его мотоцикле они попали в аварию, и она осталась парализованной на всю жизнь. Она сказала мне, что пролежала несколько месяцев в больнице, а пока она была там, он крутил любовь со Сьюзен.

— Какой Сьюзен? Это?..

— Это не важно. И все равно его связь со Сьюзен не осталась тайной, он рассказал об этом Мерри. А потом попросил ее выйти за него замуж.

— И что она сделала? Согласилась? Это очень странно, Эверс.

— Мне казалось, она, должно быть, очень его любила, чтобы после всего этого выйти за него замуж.

— Любила его?! Да он же ее изуродовал! Пока она лежит, как ты говоришь, в больнице несколько месяцев, он заводит шашни с этой красоткой? Да ты, наверное, шутишь! Вообще-то ты же у нас такой романтик! Тогда спроси любую женщину. Если уж она и вышла замуж, то не ради любви.

— А ради чего тогда?

— Ради того, чего хочет всякая женщина, — чтобы отомстить.

Репортеры совали к нам свои небольшие магнитофоны, выкрикивали вопросы. Может быть, Вирджиния и права, что Мерри уже столько лет собиралась убить Алистера. Мы пошли дальше.

— А как там Сэм?

— Сэм? Отлично! — Она довольно улыбнулась.

— И как он отреагировал на телепередачу?

— Какую передачу? О чем ты говоришь?

— Репортаж о гонке, — объяснил я, — когда Мюррей Уокер и Джеймс Хант обсуждали новую аэродинамику.

— Понятия не имею, о ком ты. Мы вообще не включали ТВ.

Наверное, это было просто чувство облегчения, но я захохотал. Я разработал такой грандиозный план, а они вообще не включали телевизор! Ведь все было продумано до деталей.

— Ладно, скажи мне честно, Вирджиния. Как ты оказалась здесь и почему идешь рядом со мной?

— Ради съемок, дурачок, — ответила она улыбаясь, а потом постаралась принять более серьезный вид, глядя во вспыхивающие камеры. — Сегодня утром мне позвонил Панни. Он сказал, что «Шанталь» урезает свой бюджет на «Формулу-1». Наверное, они удовлетворились снимком ног.

Я ничего не соображал.

— Ну, помнишь, тот самый, что был сделан в Канаде, ну, там, где мои ноги задраны вверх, а твои меж моих — внизу. Им понравился тот снимок. Поэтому он сказал, сделай пару снимков с Форрестом в гаражах после гонки, и все. А всего, что мы отсняли, нам хватит до конца года. Вот так. Печально, да? Вообще-то когда захочешь, ты — настоящий негодяй, Форрест, но я тебя люблю. Нам было хорошо вместе.

— У меня нет никаких сожалений по этому поводу. Ведь это Сэм, не правда ли, послал тебя за мной, когда ты возвращалась в Монреаль?

— Правильно. Ну и что? Он считал, что это будет полезно для моей карьеры, даст мне определенную встряску, и он оказался прав. Да, кстати, так и есть, ты попал в точку. Я думала об этом, знаешь, и Сэм тоже может быть порядочной сволочью, когда захочет. Но между тобой и Сэмом есть одна большая разница. — Мы дошли до гаражей «ЭФОГК», и Вирджиния привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до моего уха. — Я ему нужна.

— Ты уверена, что он не охотится за твоими деньгами?

— Конечно, и это правда. Это — часть моего обаяния. — Она одарила меня улыбкой киноведьмы. — Слушай, мне пора идти. Просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке. Будешь в Лос-Анджелесе, позвони мне, нам обязательно нужно встретиться.

Если бы Вирджиния смотрела в сторону гаражей, она бы заметила, что Сьюзен вышла из задней двери. Но Вирджиния смотрела в другую сторону, стараясь получше выглядеть на фотоснимках на фоне гаражей. Я обернулся с радостной улыбкой к Сьюзен, дал ей понять, что все в порядке, поэтому не успел заметить, как Вирджиния протянула руку и схватила меня сквозь гоночный костюм за член.

— Не очень больно? — поинтересовалась она.

Боб Джадд пишет об автомобильных ралли и о гонщиках экстра-класса с 1967 года, когда оказался свидетелем триумфа Дэна Гарви, выигравшего гран-при в Бельгии.

Глубокое знание в деталях одного из самых популярных и дорогих видов спорта — автогонок, в сочетании с умением использовать все атрибуты современного бестселлера, позволили Джадду создать произведения, привлекшие к нему пристальный интерес критики и обеспечившие заслуженный успех у читателей во всем мире.

Вот что писал журнал «Autosport»:

«Это экскурс в мир „Формулы-1“ со всем, что присуще современному роману: смертью, сексом, наркотиками, авариями и катаклизмами, — словом, это бестселлер в полном смысле слова».

Ему вторит журнал «Car»:

«Гоночные автомобили… секс… живое изложение и глубина чувств… динамика и накал интриги как нельзя лучше помогают донести до широкой читательской аудитории все многообразие и подлинную сущность захватывающих гонок „Формулы-1“».

Не лишним будет привести выдержки из отзыва Мюррей Уолкер на роман «Инди» («Indy»):

«Блестящий триллер, полный откровений, искрометное, как брызги шампанского, повествование о монстрах автомобилях, носящихся со скоростью 320 миль в час, и о многих-многих миллионах долларов, питающих финансовую артерию этого самого зрелищного и популярного вида спорта…