Весной 1810 года обстоятельства вынуждают его брата оставить пост директора управления просвещения, поскольку создание временного государственного совета, в котором тайным советникам предоставлялось право только совещательного, а не решающего голоса, означало существенное ограничение и его полномочий. Вскоре он получает повое назначение: место прусского посланника в Вене; освободившуюся же должность канцлер Гарденберг, бывший патрон Александра в Байрейте, предлагает младшему Гумбольдту. Александр от этого предложения отказывается, «не желая расставаться с положением свободного, независимого ученого».

Беседы, которые он вел с находившейся в Париже делегацией высокопоставленных лиц из России, среди них в первую очередь Гумбольдт называет имя министра торговли графа Румянцева, открывают ему перспективу участия в русской научной экспедиции, которую планировалось осуществить по Сибири, через Кашгар и Ярканд r Тибет. Надо думать, что эти беседы дали какие-то конкретные результаты, если Александр уже в октябре 1811 года отправляется в Вену (и остается там до конца ноября), чтобы попрощаться с братом и его семьей.

Вскоре выяснилось, что прощание с братом было по меньшей мере преждевременным. Ибо осуществить намеченную цель — «азиатское путешествие» — удалось лишь более полутора десятков лет спустя. Слишком серьезные, почти непреодолимые препятствия вставали на его пути, и прежде всего, разумеется, препятствия политического характера.

«Гумбольдту не было и 24 лет, когда он 11 июля 1793 года в письме бывшему однокашнику по фрейбергской академии, русскому чиновнику из горного ведомства Владимиру Юрьевичу Соймонову выразил пожелание провести геологические или ботанические исследования в Сибири, Крыму или на Кавказе в качестве путешествующего ученого или должностного лица. Это, по нашим данным, первое встречающееся у него упоминание о России как цели путешествия. Конечно, этому высказыванию не стоит придавать слишком большого значения, однако оно свидетельствует о том, что молодой бергмейстер уже тогда включал в свои планы не только тропики, но и Азию. В начале 1801 года в Картахене, в сегодняшней Колумбии, он заявил о своем намерении (которому так и не суждено было осуществиться) совершить обратный путь в Европу через Филиппины, Индию, Персию и Палестину. Это уже второй раз, когда Гумбольдт заводит разговор о путешествии в Азию»[27].

Мы знаем, что одним из постоянных приемов, входивших в арсенал научного метода Гумбольдта, было сравнение — как в малом, так и в большом. Курт. Р. Бирман, например, вполне справедливо называет Гумбольдта «мастером по части использования сравнений» и напоминает нам, что Ф. Энгельс, «говоря об элементах сравнительного анализа как о способе мышления, пробившем брешь в консервативном понимании природы, особо упоминает Гумбольдта». Чем обширнее и разностороннее стали его знания после первого большого путешествия, тем явственнее обозначалось у него желание: не оставляя работы над обобщением полученных результатов, познакомиться и с Азией, конечно, не только затем, чтобы сравнить ее природные особенности с американскими, а чтобы «проверить свои наблюдения на совершенно инородной местности. Когда он после пятилетнего отсутствия в Европе снова появился в Париже, — пишет далее Бирман, — он говорил 10 марта 1805 года, в частности, о своем намерении отправиться в районы Крайнего Севера Азии и провести там комплекс наблюдений в период долгой полярной ночи. Начиная с 1807 года поездка в Центральную Азию стала для него решенным делом, о чем знали все друзья и знакомые».

На эти планы Гумбольдта обратили внимание и в самой России. Граф Николай Петрович Румянцев еще в конце 1808 года предложил ему совершить путешествие в Тибет и Северную Индию за счет русского правительства. Прощальный визит к брату в Рим говорит о том, что, даже несмотря на непрекращающиеся войны в Европе, несмотря на бесконечные издательские дела и заботы, Гумбольдт все это время был поглощен идеей нового путешествия, главными направлениями которого были Индия и внутренние районы Азии. В 1811 году через одного из петербургских знакомых, барона Александра Ренненкампфа, — вероятно, по инициативе сверху — Гумбольдту снова дали понять, что русское правительство по-прежнему готово предоставить ему необходимую помощь в осуществлении его исследовательских планов. В ответном письме Ренненкампфу от 7 января 1812 года, посланном с большой задержкой из Парижа, Гумбольдт очень обстоятельно, вдаваясь в детали, делится с ним своими замыслами, которые ему хотелось бы реализовать в ходе азиатского путешествия.

Ответ Гумбольдта Ренненкампфу, отмечает Бирман, представляет собой подробнейшее описание маршрута и целей экспедиции в Азию и по праву может быть назван программой его научных исследований. Из всех азиатских территорий ему больше всего хотелось побывать на Камчатке, в районе горы Музтагата (в Западном Китае) и в пустыне Гоби. Среди наук, которым его новая экспедиция могла бы принести наибольшую пользу, Гумбольдт первой называет геологию, за ней — географию растений и метеорологию; в его программе значатся также измерения силы земного притяжения, геомагнитные наблюдения, не забыты этнография, культура и язык народов, изучение возможности прокладки новых торговых путей на юг, топографические измерения, в том числе барометрические измерения высоты точек земли над уровнем моря, создание карт профилей местностей и целых территорий, сбор образцов для разных естественнонаучных, особенно минералогических коллекций. Хотя он не знает ей слова по-русски, писал Гумбольдт, он непременно станет русским, как стал в свое время испанцем. Знакомство с Сибирью и ее изучение он хотел бы начать с районов, расположенных южнее 58-60-го градуса широты, и пройти потом до Берингова и Охотского моря, после чего экспедиция могла бы двинуться на запад — до Байкала, а затем повернуть на юг. На этот участок пути Гумбольдт намечал положить четыре-пять лет при общей продолжительности путешествия лет семь-восемь. Он высказывал пожелание, чтобы большинство научных участников экспедиции составляли русские — они мужественнее, выносливее и не будут настаивать на преждевременном возвращении домой.

Увы, военные события тех лет помешали осуществлению этого проекта. Много лет спустя, уже в преклонном возрасте, Гумбольдт не без грусти сравнивал свои давнишние обширнейшие планы с теми сравнительно скромными результатами, которых ему удалось позднее достичь реально, — как ни дорога была ему поездка по Сибири, состоявшаяся в 1829 году.

К тому времени, когда Гумбольдт писал письмо Ренненкампфу (то есть 7 января 1812 г.), у Наполеона уже созрел план двинуться на Россию. Летом 1812 года «великая армия» французов пересекла границу, а всего несколько месяцев спустя она уже быстро и позорно отступала под ударами русских войск. 30 декабря 1812 года Йорк, командующий прусским вспомогательным корпусом, отказал французскому императору в военной помощи, — что было отражено в конвенции, подписанной в Тауроггене. Из русского изгнания возвращались барон фон Штейн и его ближайшие сподвижники. Час освобождения от наполеоновского гнета пробил.