«...отмена ограничений Гласса-Стигала обеспечит значительную общественную выгоду при одновременном контролируемом увеличении риска». ^{875}

Гринспен будет повторять эту мантру до тех пор, пока ограничения не будут окончательно отменены в 1999 году. Поддержка со стороны ФРС Гринспена нерегулируемого использования производных финансовых инструментов после катастрофы 1987 года сыграла важную роль в глобальном взрыве объёмов торговли деривативами. Глобальный рынок деривативов вырос на 23 102% по сравнению с 1987 годом и к концу 2006 года достиг ошеломляющей величины 370 триллионов долларов. Объём, выходящий за рамки понимания.

Одним из первых действий Гринспена в качестве председателя ФРС состояло в призыве к отмене Закона Гласса-Стигала, за что горячо выступали его старые друзья в «Дж. П. Морган» и «Ситибанк». ^{876} Закон Гласса-Стигала (официально «Закон о банках 1933 года») отделял коммерческую банковскую систему от уолл-стритовского инвестиционного и страхового банкинга. Изначально Закон Гласса-Стигала предназначался для обуздания трёх основных проблем, которые привели к жестокой волне банковских крахов и депрессии в 1930-е.

Рис. 18. В 1999 году глава «Ситигруп» Санди Вейл (в центре) при поддержке министра финансов администрации Клинтона Роберта Рубина (справа) добился отмены Закона Гласса-Стигала 1933 года

Одна из проблем, на которую он был направлен, состояла в том, что до 1929 года банки инвестировали свои активы в ценные бумаги с последующим риском для коммерческих и сберегательных вкладчиков в случае биржевого краха. Недоброкачественные займы выдавались банками для того, чтобы искусственно поддерживать цены на некоторые ценные бумаги или финансовые позиции компаний, в которые банк инвестировал свои собственные активы. Банковский финансовый интерес в собственности, ценообразовании или распределении ценных бумаг неизбежно искушал банковских чиновников давить на своих банковских клиентов, чтобы те инвестировали в бумаги, которые сам банк был вынужден продавать. Это был колоссальный конфликт интересов и приглашение для мошенничества и злоупотреблений. Та эпоха была справедливо названа «Ревущими двадцатыми», поскольку фондовый рынок с рёвом взлетел к новым завышенным максимумам.

Банки, которые предлагали услуги инвестиционного банкинга и инвестиционные фонды, стали субъектами конфликта интересов и других злоупотреблений, что приводило к нанесению ущерба собственным клиентам, в том числе заёмщикам, вкладчикам и банкам-корреспондентам. Закон Гласса-Стигала от 1933 года специально был принят, чтобы предотвратить это.

После отмены Закона в 1999 году, когда исчезли ограничения Гласса-Стигала, банки предлагали секьюритизированные ипотечные обязательства и аналогичные продукты через полностью принадлежащие им специализированные финансовые организации[49], которые они создавали, чтобы вывести риск «из банковской отчетности». Они были непосредственно и сознательно замешаны в том, что войдет в историю как величайшее финансовое мошенничество всех времен – мошенничество субстандартной секьюритизации.

Комментируя происхождение Закона Гласса-Стигала в 1930‑х годах, гарвардский экономист Джон Кеннет Гэлбрайт отмечал:

«Конгресс был обеспокоен тем, что коммерческие банки в целом и банки-члены Федеральной резервной системы, в частности, понесли значительный урон в связи с падением фондового рынка отчасти из‑за своего прямого и косвенного участия в торговле и владении спекулятивными ценными бумагами.

Законодательная история закона Гласса-Стигала свидетельствует о том, что Конгресс также задумывался и неоднократно фокусировался на более тонких опасностях, которые возникают, когда коммерческий банк выходит за рамки бизнеса, действуя в качестве попечителя или управляющего, и вступает в инвестиционный банковский бизнес либо непосредственно, либо путём создания филиалов, чтобы держать и продавать частные инвестиции.

В течение 1929 года один только инвестиционный дом «Голдман, Сакс и Ко.» организовал и продал почти на миллиард долларов ценных бумаг в трёх взаимосвязанных инвестиционных трестах: «Голдман Сакс Трейдинг Корпорэйшн», «Шенандо Корпорэйшн» и «Блю Ридж Корпорэйшн». Все они в конечном итоге обесценились до нуля». ^{877}

Начиная с рейгановской эпохи в 1980‑х годах и все 1990‑е крупные банки и учреждения Уолл-Стрит консолидировали беспрецедентную власть над Соединёнными Штатами и их экономической жизнью. План дерегулирования, предложенный в 1973 году Рокфеллерами был мотором этой мощной консолидации. На протяжении большей части этого периода консолидация проходила под бдительным оком ФРС Гринспена.

В Соединённых Штатах за период с 1980 по 1994 год более чем 1600 банков, застрахованных Федеральной корпорацией страхования депозитов (ФКСД), были закрыты или получили финансовую помощь ФКСД. Это было намного больше, чем в любой другой период, прошедший с момента появления федерального страхования вкладов в 1930 году. Это входило в процесс концентрации в гигантские банковские группы, который продолжился и в следующем столетии.

В 1984 году казалось неизбежным крупнейшее в истории США банковское банкротство. Чикагский «Континентал Иллинойс Нэшнл Бэнк», седьмой по величине в США и один из крупнейших в мире банков стоял на грани краха. Чтобы не допустить этого, правительство с помощью Федеральной корпорации страхования депозитов вытащили из ямы «Континентал Иллинойс Нэшнл Бэнк», объявив 100%‑ю депозитную гарантию вместо ограниченной, которую обычно давала ФКСД.

Впоследствии это было названо доктриной «Слишком большой, чтобы упасть». Аргумент заключался в том, что некоторым очень крупным банкам (потому что они слишком велики) нельзя позволить обанкротиться из опасения цепной реакции последствий, которую это событие вызовет во всей экономике. Не прошло слишком много времени, как крупные банки сообразили, что, чем больше они становятся через слияния и поглощения, тем больше уверенности в том, что им достанется обхождение по правилу «слишком большой, чтобы упасть». Так называемый «моральный риск» становился главной чертой крупных банков США. ^{878}

Чтобы охватить очень крупные хедж-фонды («например, «Долгосрочное управление капиталом»), очень крупные фондовые биржи (нью-йоркская фондовая биржа) и практически каждую крупную финансовую организацию, в которой США держали стратегические карты, доктрина «слишком большой, чтобы упасть» была вынуждена расширяться в течение всего гринспеновского периода ФРС. И последствия предсказуемо должны были быть разрушительными. Мало кто вне элитных инсайдерских кругов очень крупных организаций финансового сообщества понимал даже сам факт, что эта доктрина вообще существует.

Как только принцип «слишком большой, чтобы упасть» стал ясен, крупнейшие банки вступили в борьбу, чтобы получить ещё больше. Были ликвидированы один за другим традиционное разделение банковской системы на местные ссудосберегательные ипотечные банки, с одной стороны, и крупные международные денежные центральные банки, такие, как «Ситибанк», «Дж. П. Морган» или «Банк оф Америка», с другой, а также отменён запрет на банковскую деятельность в более чем одном штате. Это была своего рода «расчистка игрового поля», но на уровне крупнейших банков, чтобы разровнять бульдозерами, поглотить более мелких конкурентов и создать финансовые картели беспрецедентного масштаба.